— Но я бы на его месте, — кивнув на меня, добавила она, — ничем с лоботрясами не делилась.
Мы снова остались вдвоем. Лева предсказуемо попер на меня буром.
— Ты че молчал?
— Меня, так-то, никто не спрашивал.
— Охренел?
— Уже отвечал на этот вопрос, — я отпил молоко, довольно причмокивая. — С пенкой любишь?
— Ага…
— Ну, в следующий раз, может, достанется.
Такой выпад Лева уже не выдержал и бросился на меня с кулаками.
— Погоди так переть, я молоко разолью! — предупредил я.
— А мне так и так ничего не достанется! — обиженно возразил пацан.
Я не стал дальше шутить над пареньком и протянул ему его стакан с печеньем.
— Бери уже, заслужил. И запомни, кто не работает, тот ест. Учись студент, — я озорно подмигнул ему.
— Спасибо, — буркнул Лева. — Но я тебя все равно завтра уделаю!
Глава 22
Весь час, отведённый дневному сну, я спал как убитый. Стоило коснуться головой подушки, как меня вырубило. Оно и к лучшему. Какая-никакая, но у нас с Сеней была тренировка, и логично было восстановиться.
Кстати, залог хорошей формы — отнюдь не интенсивные многочасовые тренировки. Всегда говорил ребятам, тренирующимся по два раза в день — не переусердствуйте. Без должного восстановления такие тренировки только вредят
Снов мне, правда, не снилось, но стоило открыть глаза, как я тут же вспомнил, где нахожусь.
Сначала я почувствовал, как что-то щекочет мой нос. Как будто вожу носом вдоль птичьего пера. Ощущения прекратились, и я было собрался доспать законное время, но через несколько секунд все повторились в районе лба. Я потер лоб ладонью…
— Какого…
По коже лба расползлось нечто мягкое, как будто желе, а в нос ударил резкий запах мяты. Разлепив нехотя глаза, я уставился на… перо! Висевшее на нитке перед глазами. Нитка соединялась с «удочкой» — тонкой веткой, которую кто-то сунул в палату через открытое окно.
Перо резко отдернули, а я спросонья уставился на свои вымазанные в чем-то белом руки.
Зубная паста!
— Эй, че за ерунда!
— Блин!
Со всех сторон послышалось недовольное бурчание сонных пионеров. Я вскочил с кровати, подбежал к окну, но шутников и след простыл. Что это за розыгрыши такие, когда до «королевской ночи», когда вымазюкивание пастой входит в обязательную программу, еще как до Луны?
Своя порция зубной пасты досталась и другим однопалатникам. Еще точнее — каждому пацану из соседей по кровате. Пионеры сидели на кроватях и, не до конца проснувшись, осматривали себя и друг дружку.
— Во козлы, подловили! — искренне возмутился Шмель.
У него зубная паста оказалась в волосах.
— Миха, засёк кого? — сквозь зубы зашипел Солома, у него паста была рамазана по скуле.
— Слиняли! — я еще раз выглянул в окно, но никого не увидел.
Выходит, шутник пробрался в палату через открытое окно. Кого-то вымазал сразу, а кому-то, как мне, показал «высший пилотаж зубопастового мастерства». Выдавил мне на ладони пасту и сделал со своей удочкой так, чтобы я вымазал сам себя.
Почему же я говорил о шутнике в мужском лице?
Да потому что девчонкам такой бы фокус вряд ли бы удался. А вот парням, еще и точившим на меня зуб… козлы, блин, малолетние! Это ж надо настолько филигранно подойти к выполнению розыгрыша. Ни я, ни другие пионеры даже не заметили ничего. Еще по прошлой жизни я знал, что если хочешь, чтобы пострадавший ничего не заметил, нагрей пасту до температуры тела, зажав тюбик под мышкой.
Видимо, шутники и такие нюансы знали.
Но мои умозаключения о хулиганах-пацанах разбились о слова Шмеля.
— Ребзя, это, по ходу, девчата! Зуб даю!
И Шмель в доказательство своих слов поднял перед собой девчачью заколку.
— Вот паршивки… — забубнили с галерки.
— Ниче се девки обнаглели! — поддержали другие.
— Так! — Шмель упер руки в боки и с важным видом сообщил: — Предлагаю не откладывать месть и сегодня же устроить к ним вылазку после отбоя!
— Операцию назовем «Возмездие»! — последовало рацпредложение.
Пионеры одобрительно загудели.
— А как же ежик-матерщинник? — вспомнил Солома. — Мы же его ловить собрались.
Черт, а я-то думал, они теперь про него благополучно забудут.
— Точно, — Шмель задумчиво поднял палец. — Ежика никто не отменял. Тогда операцию «Возмездие» проведем завтра. Так даже лучше.
— С чего это? — возмущённо переспросили с дальней кровати — там, видимо, руки отомстить чесались сильнее.
— Как раз никто не будет ожидать проникновения на вражескую территорию.
— Не, завтра долго ждать… — снова возникли возражения.
Вот так, пока я вытирал полотенцем пасту со лба, разгорелся спор. Кто-то считал, что надо обязательно идти и ловить ежа, и, что называется, «первым делом самолеты». Кто-то, напротив, полагал, что месть не должна быть холодной, а ежик-матерщинник никуда не денется. Меня лично устраивал второй вариант, который позволял не ломать голову над тем, как выкрутиться из нелепой истории со страшилками. Конечно, меня попросят показать его в следующий день, но я вполне обосновано скажу, что кина… тьфу ты, ежика не будет!
Однако пионеров надо было чуточку успокоить, поэтому я поднялся с кровати и захлопал в ладони, привлекая внимание.
— Так, спорщики, давайте проведем голосование! Кто за то, чтобы устроить «Возмездие» девчонкам сегодня? Кто за то…
На втором пункте большая часть присутствующих подняла руки, включая Шмеля и Солому. Проводить второй круг смысла не имело, ежик-матерщинник выиграл с отрывом.
— Та-а-ак! — послышалось со стороны входа. — Что это у нас за митинг и голосования?
Старшая пионервожатая зашла в палату.
— Белов, ты чем измазюкался? Гляньте, и Коротышко чумазый… — Тома запнулась, поняв, что в пасте вымазан весь отряд. — Что это такое происходит!
— Это не мы, Тамара Ипполитовна, — пропел Шмель.
— А кто, домовой? — раздраженно фыркнула старшая пионервожатая.
— Ежик-матерщинник, — шепнул Солома, подняв волну хохота в палате.
— Посмейтесь мне, всю пасту небось перевели, и чем теперь будете зубы чистить? Эх… — Тамара махнула рукой. — Давайте все умываться, потом в столовую за вкуснейшим чаем — и потом купаться!
Пионеры ответили дружным «ур-р-ра!» и, похватав полотенца, бросились отмываться от пасты.
В столовой давали чай, причём настолько сладкий, что про такой говорят, что кое-что может и слипнуться. Я последние годы не употреблял сахар, но этот чай выпил с удовольствием. А вот Шмель поднял стакан и нахмурившись, в него всматривался.
— Ты чего там увидеть хочешь? — поинтересовался я.
— Да пленка на нем, что ли, какая-то, — задумчиво протянул он.
— Это чайные сливки.
— Чего? Какие, нафиг, сливки, — Шмель поморщился.
— Так окисляются полифенольные соединения, так называемые катехины, — я уважал чай, поэтому достаточно много о нем знал, ну и решил поделиться, чтобы посмотреть реакцию паренька.
— Бе-е, гадость!
Я с ухмылкой наблюдал, как Шмель недолго думая отлил прозрачную пленку в горшок с фикусом. Остальное всё-таки выпил.
— Ты эти поли… что-то там — только что придумал?
— Забей. Пошли купаться.
Тома велела нам зайти в палаты и взять купальные принадлежности. А через двадцать минут мы, как и было анонсировано, собрались у корпуса на смотр.
— Так, детвора, все надели головные уборы? Кто не надел, ни на какую речку не пойдет.
Надели все — это тебе не на дискотеку пилотку напяливать. Мне пришлось покопаться в рюкзаке, чтобы найти плавки и совершенно дурацкую панамку зеленого цвета, больше напоминающую малоразмерный чепчик.
— Тогда все за мной, шагом — марш!
Отряды потянулись к воротам, заведя пионерскую песню. Вместе с Томой, как всегда, взявшей на себя организаторские функции, с нами пошли Роман Альбертович и Аллочка. Первый выполнял роль плаврука, а вторая просто обязана была присутствовать на пляже, как медработник.
Я помнил о любовном треугольнике между ними и не без любопытства поглядывал за тем, как Тома, Рома и Алла реагируют друг на друга — и тут было на что посмотреть. Всегда жизнерадостная Тома держалась подчеркнуто отстраненно, делая вид, что не замечает сладкой парочки. Самой парочке, кажется, вообще не было никакого дела до старшей пионервожатой. Я боковым зрением пару раз заметил, как Рома и Алла будто бы случайно касаются друг друга пальцами рук.
До пляжа было минут десять ходьбы неспешным шагом. А когда мы, наконец, пришли, я увидел реку с песчаным берегом — ну просто мечта пионера. Тут же был и небольшой, но аккуратный и чистый пляж с большим железным навесом, спасающим от жаркого солнца. Имелись две металлические кабинки-раздевалки, а на самой реке плавали ядовито-красные буйки.
Пионеры оживились.
— Классно как!
— Вот бы побыстрее купнуться!
Но Тома стальным голосом велела всем идти под навес. Рома в это время прошелся по пляжу, и, удовлетворившись, дал отмашку Томе, что можно начинать.
— Пионеры, построились! Разбиваемся на десятки. На первый — второй рассчитайсь!
Мы с охотой построились и выполнили поручение.
— Первый!
— Второй!
Я был из вторых, тех, кому предстояло остаться с Томой на берегу, пока первая десятка не искупается. Шмелю повезло больше, он попал в отряд купающихся, к Роману. Я пока что смотрел на всё с берега.
Рома тем временем умело воспользовался шансом произвести впечатление и на Тому, и на Аллу — стянул с себя майку и шорты, в одних плавках и панаме представ в образе бога Аполлона местного разлива. Алла, сидевшая под железным навесом, аж румянцем пошла, а Тома демонстративно отвернулась и начала нас, как цыплят, пересчитывать. Вся энергия неразрешённого конфликта уходила в непривычно строгий инструктаж.
— Так, правила, — рублеными фразами говорила Тамара. — Слушаем вожатых и без разрешения не заходим в воду, за буйки не заплываем, не ныряем, не подкидываем и не топим друг друга. В воду забегать нельзя, таскать друг друга на горбу — тоже. Ну и главное, не придуриваемся! Вопросы?