— Как вы понимаете, — продолжал тренер, — их интересует не только то, что касается непосредственно спорта, но и буквально все: наш быт, наше общение между собой и так далее. Поэтому нужно быстренько прибраться в корпусе — в общих помещениях и в каждой из комнат, привести в порядок внешний вид ну и вообще вести себя хорошо. Воспринимайте это так, как если бы в гости к вам приехали ваши дальние родственники. Будьте спокойными, вежливыми, дружелюбными, любые проблемы оставьте на потом.
— А когда они приедут? — спросил кто-то
Григорий Семенович посмотрел на часы.
— Да уже буквально вот-вот, — ответил он. — Скоро пойду их встречать. Сначала я их приведу сюда, покажу им зал, снаряжение, расскажу, как мы занимаемся. То есть, небольшой запас времени у вас имеется. Но небольшой! Потому что сразу после этого мы отправимся в общежитие — налаживать, как говорится, неформальные контакты. Всем всё ясно?
Динамовцы дружно закивали головами.
— Тогда вперед! — с улыбкой скомандовал тренер, и мы поспешили по комнатам — выполнять указание.
— Слушай, а если они приедут с Кубы, там же, наверное, будут одни чернокожие, — рассуждал Сеня, вдохновенно махая веником по комнате, пока я раскладывал разбросанные вещи по изначально предназначенным для них местам.
— И что? — не понял я. — Тебя что-то смущает?
— Наоборот! — горячо возразил Сеня. — Я слышал, негры — лучшие бегуны и прыгуны, а еще лучшие боксеры! — он остановился и мечтательно закатил глаза. — Вот бы у них поучиться! Как ты думаешь, они покажут нам пару приемов? Ну или, может быть, расскажут, как можно так натренироваться, как они?
Мне оставалось только пожать плечами.
— Не знаю, — честно ответил я. — Вряд ли у них будет столько времени, чтобы нас учить. В поездке ведь каждый час расписан. Хотя… Если у них это в расписание вставлено — ну, что-то вроде совместной тренировки или просто встречи в зале, тогда, может быть, что-то и покажут.
В этот момент входная дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник пьяный до неприличия Денис Бабушкин. Несколько секунд он, шатаясь от притолоки к к притолоке, стоял в дверях, потом, устало замычав, двинулся в сторону своей кровати, сшибая по дороге все, что я только что аккуратно вернул на свои места.
— Эй, Денис, тебя отпустили, что ли? — задал я очевидный вопрос.
— М-м-м… а они там… меня… да, — нечленораздельно промычал Денис.
Ну, понятно. Веселую компанию утром выпустили из обезьянника — как же такое значимое событие да не отметить! Странно еще, как его по дороге не заловили обратно в обезьянник — судя по его состоянию, добрался он сюда только благодаря уже настроенному автопилоту.
— У нас тут делегация из Кубы, — нерешительно заговорил Сеня. — Может, ты где-нибудь в другом месте поспишь?
— Ну просто нам всем влетит, если тебя здесь пьяного увидят в присутствии гостей, — поддержал я.
— А они… это… не там… которые… меня… да, — снова промычал Бабушкин и тут же захрапел так, что слышно было, наверное, даже на лестнице.
— Эй! Денис! — я подошел к нему и толкнул его кулаком.
Тело безжизненно колыхнулось, а храп даже не прервался.
Мы с Сеней переглянулись.
— Ну и что теперь с ним делать? — растерянно спросил Сеня. — Сообщим Антону Сергеевичу?
Бабушкин, хоть я и настроился с ним не ссориться, в этой ситуации действительно был проблемой. И надо же было ему нажраться именно сегодня! Его богатырский храп в разгар рабочего дня, мощный перегар и неспособность осмысленно связать хотя бы пару слов красноречиво говорили о его занятиях в последние несколько часов. А ведь кубинцам наверняка расскажут о нем, как о наиболее вероятном кандидате на участие в Олимпиаде, о том, что это — надежда «Динамо», ну и все прочее, что обычно рассказывают почетным гостям. Я представил себе картину их знакомства со знаменитостью, которая лыка не вяжет. Да-а-а уж!
Нет, допустить этого было никак нельзя! Это же, можно сказать, международный скандал! Понятно, что в прессе такие случаи освещаться не будут, но на отношение к нам всем это повлияет, сто процентов.
Я выглянул из окна на голоса — и уже совсем рядом увидел делегацию в костюмах, подходящую к нашему корпусу. Нужно было срочно что-то предпринимать.
— Бери его за ноги, — скомандовал я Сене.
— Зачем? — остолбенел тот.
— Бери, говорю, — повторил я. — В кладовку понесем. Уж туда-то они вряд ли будут заглядывать.
Кладовка располагалась на нашем этаже, поэтому тащить это безжизненное тело по лестнице нам не пришлось. Уже хорошо. Положив Дениса на зачем-то оставленную в каморке кем-то раскладушку (правда, всё его длинное тело там не поместилось, но это не волновало), мы забросали его сверху валяющимся вокруг тряпьем и выскочили из кладовки, плотно закрыв за собой дверь.
— Теперь главное, чтобы он не проснулся и не вышел, когда делегация будет еще здесь, — обеспокоенно сказал Сеня, шагая к нашему номеру.
— Да не волнуйся ты, — обнадежил я его, — он сейчас в таком состоянии, что раньше чем часа через два-три его трактором не разбудишь!
— Надеюсь, — тяжело вздохнул Сеня.
Услышав шаги делегации и речь на чужом языке, в коридор высыпали все, кто был в этот момент в своих номерах. Негры тогда еще воспринимались в Советском Союзе как восьмое чудо света — ведь большинство из нас видели их только на картинках да редких фотографиях к статьям о невыносимо тяжелом положении чернокожих в буржуазных странах. Поэтому гости купались в бесконечном внимании и интересе, хотя по-испански, разумеется, никто из нас не понимал ни слова.
— Вот в таких номерах и живут наши подопечные, — уверенно говорил Григорий Семенович, обводя рукой одну из комнат. Хотя сам он только недавно оказался в «Динамо», но, конечно, за свою спортивную и тренерскую жизнь видел много таких школ, передовых и разных, и рассказать мог бы про любую.
Переводчик тут же затараторил, повторяя его слова по-испански, гости довольно закивали.
— А там что находится? — один из членов делегации показал рукой на дверь кладовки, куда мы с Сеней только что доставили наш бесценный груз. У меня внутри похолодело. Надо бы было придумать более надежный тайник для этого пьяницы… но когда нам было придумывать, если счет шел на минуты?
— Там кладовка. Ну, то есть хозяйственное помещение. Мы храним в нем разный инвентарь, — объяснил Григорий Семенович и уверенно дернул дверь на себя. Внезапно лицо его вытянулось, и я понял, что он заметил Бабушкина. Однако гости, заглянувшие туда следом за ним, не выразили никакого удивления и, бросив еще раз «общий» взгляд на этаж, двинулись по направлению к лестнице.
— Ты что-нибудь понял? — тихо спросил меня Сеня, глядя на их удаляющиеся спины.
— Я понял, что наш тренер засек Бабушкина, — так же тихо ответил я. — А вот почему кубинцы не обратили на него никакого внимания — это большой вопрос…
Дождавшись, пока все любопытные головы спрячутся обратно в двери своих комнат, мы осторожно приоткрыли дверь в кладовку. Из-под равномерно вздымающегося тряпья выглядывала обутая ступня.
Глава 18
— Ребята, в зал! — в двери номера просунулась всклокоченная физиономия одного из наших ребят. — Там сейчас кубинцы будут с нами заниматься, Григорий Семеныч всех собирает!
Мы с Сеней, не сговариваясь, подорвались к дверям и чуть было не застряли в них, подбежав одновременно. Как ни крути, это действительно было событием: шутка ли — иностранные спортсмены лично позанимаются с нами! Да может, это для многих вообще единственный случай за всю жизнь!
— Ну что, Сенька, — я ткнул его локтем в бок, — мечты сбываются? Ты, кажется, недавно хотел с неграми позаниматься — вот, пожалуйста!
— Да-а-а-а-а! — прокричал Сеня, который от восторга не мог выдать ничего осмысленного, прямо не хуже Бабушкина.
— Дорогие товарищи динамовцы! — раздался зычный голос Григория Семеновича. — Сегодня знаменательный день! Наши друзья из солнечной братской Кубы любезно согласились провести для нас мастер-класс. Сейчас они поделятся с нами секретами кубинской школы бокса!
Дальше меня ждал настоящий шок. Григорий Семенович начал перечислять имена тех кубинцев, которые сегодня гостили у нас. Ещё немного — и все они станут олимпийскими звездами и кумирами молодых советских боксеров. Правда, все это случится только во время Олимпиады 1980 года, поэтому, кроме меня, об этом пока никто не подозревал. Тем не менее некоторые имена начинали звучать уже сейчас.
Легковес Иполито Рамос был известен мне тем, что на будущей Олимпиаде проиграл советскому боксеру Шамилю Сабирову. Был и Хуан Эрнандес, там же победивший венесуэльца Пиньянго. Следующим был объявлен Анхель Эррера, который одолел Витьку Демьяненко. А самого Витьку в прошлой жизни мне встречать доводилось, и победить его было чрезвычайно трудно. Собственно, и в тот раз техническая победа Эрреры была объявлена несмотря на то, что его преимущество было далеко не очевидным — Демьяненко получил рассечение прямо за несколько секунд до финала боя.
Прозвучали здесь и такие впоследствии прославленные имена, как Армандо Мартинес, Андрес Альдама, Хосе Гомер Мустельер — и, конечно, среди всех возвышался Теофило Стивенсон, который уже сейчас был двукратным олимпийским чемпионом, причем последнее чемпионство он завоевал только что! Поэтому внимание к нему было повышенным. Звезда самой большой величины!
В общем, ребята-кубинцы подобрались из самых крутых. Когда они просто гуляли по корпусу, мы их не узнавали, потому что в то время пресса не баловала советских жителей обилием качественных фотографий. Я-то, конечно, успел их увидеть позже, в зените славы, но все-таки эти портреты уже успели затереться в памяти, да и сейчас сами они были помоложе. Зато теперь, когда Григорий Семенович их объявил, динамовский зал в нашем лице буквально застонал от восторга.
Я уже знал, что бокс на Кубе стал спортом номер один. Пользовался там мощной поддержкой государства и даже был внесен в учебную программу физкультуры в средней школе. Все это было связано с политическими метаморфозами и реформами последнего времени. Раньше кубинские боксеры принимали активное участие в боях, организованных в Америке. Но все изменилось после прихода к власти Фиделя Кастро. Команданте тут же запретил уличные и профессиональные бои, объявив их буржуазным пережитком.