— А кто еще-то? — не менее логично возразил водитель. — Ну сам подумай. не к Семенычу же вашему мне обращаться! А тебя я уже знаю, ты — человек проверенный! Ну так как? Возьмешь посылочку-то?
Я покосился на сумку.
— А там не… — начал было я, как водитель тут же меня перебил.
— Да не волнуйся ты, ничего противозаконного там нет, — он раскрыл сумку и протянул ее мне. — Там просто продукты да и все! И не переживай, ты тоже немного подзаработаешь, — водила заговорщицки подмигнул мне.
— Ладно, — согласился я. — Доставлю я твою посылку в лучшем виде. Только смотри, чтобы твой родственник вовремя на перрон пришел, а то мне потом везде с твоей сумкой таскаться неудобно будет.
И вот теперь мой багаж, помимо моих собственных вещей, дополняла еще эта сумка с продуктами, которую мне необходимо было передать человеку в Ростове. В принципе, обычная история, ничего странного — в условиях дефицита продуктовые посылки из столиц в провинцию никого не удивляли. Главное, чтобы наш Семеныч ничего не заподозрил. Ато по поводу общения с девушками он мне лекции уже читал. Не хватало мне только еще нравоучений насчет предпринимательской деятельности, идущей вразрез с моральным обликом строителя коммунизма.
В конце семидесятых в Советском Союзе ничего не слышали не только о гаджетах, но и о люксовом сервисе в поездах, а потому необходимо было позаботиться о хлебе насущном. В каждом поезде был, конечно, вагон-ресторан, но какой вагон-ресторан с его ценами для подростков, да еще и едущих под присмотром тренера? То, что можно было запасти, условно, из дома, мы запасли — вареные яйца, курочку, хлеб, огурцы с помидорами нам выдали в столовой. Теперь же нужно было обеспечить себе перекусы и закуску к чаепитиям. Поэтому прямо на вокзале мы с пацанами затарились нехилым количеством пирожков и чебуреков.
А вот и первые знакомства. Выяснилось, что в нашем вагоне поедут боксеры из Свердловска. Накануне они приехали на поезде в Москву, а теперь пересаживаются к нам — поедем вместе на Кавказ. Впрочем, знакомством наша встреча была не для всех — оказывается, они давно и хорошо знают нашего Дениса Бабушкина, и, предвкушая встречу с ним, приготовили для него презент.
— Что это? — недоуменно спросил Бабушкин, разглядывая многослойный газетный сверток.
— Это сюрприз! — с торжествующим видом ответили трое свердловцев — по-видимому, главных. — Разверни!
Когда из кучи газетных страниц показалась бутылка водки, Бабушкин рассвирепел. И его можно было понять — по степени издевательства такой подарок могла переплюнуть только такая же бутылка, торжественно врученная выходящему из реабилитационного центра для алкоголиков. Тем более что свердловцы, судя по их разговорам, внимательно следили за его карьерой и не могли не знать, что он завязал и именно поэтому сумел достойно выступить на турнире в Раменском.
— А ты не охренел ли часом, дружок? — с вызовом произнес Бабушкин дарителю бутылки, но троица моментально встала плечом к плечу и в таком сплоченном виде поперла ему навстречу с угрожающим видом.
— А что тебя не устраивает? — сплюнул один из них. — Что еще алкашу дарить? Наоборот, считай, уважили, самое дорогое преподнесли.
— Ты кого, сука, алкашом назвал? — взвился Бабушкин.
Стоя неподалеку у витрины с пирожками и наблюдая всю эту картину, я как-то интуитивно понял, что не вмешаться уже нельзя. Каким бы мастером Бабушкин ни был, трое на одного — это серьезно, тем более что речь шла не об уличной шпане, а о таких же крутых профессионалах, как и он. Поэтому накостылять ему могли — только в путь, и я совсем не исключаю, что в этом и состоял план свердловцев: спровоцировать одного из самых опасных конкурентов и путем якобы случайной потасовки выключить его из гонки. А заодно и ославить на весь Советский Союз: мол, вот какой ваш лучший боксер — в драке за бутылку пострадал!
В два прыжка я оказался рядом с Денисом и встал в стойку, приготовившись обезвреживать противников. Тут уж было не до старых обид — да, по совести сказать, никаких обид я уже почти и не помнил. Когда Бабушкин завязал с алкоголем и уж тем более взял турнир, то, кажется, и характер его стал менее раздражительным. Да и потом, мы всё-таки взрослели, и все эти мальчишеские разборки — типа кто где поставил в комнате ботинки — становились уже не такими актуальными. А уж сейчас-то было и вовсе не до того — наших бьют! Точнее, собираются бить… Только как бы теперь ещё из-за них на поезд не опоздать! Неизвестно, как все повернется-то, а сборы пропускать нельзя…
— Так, граждане, это что у нас здесь за доброе утро? — раздался сзади металлический голос. — Решили перед поездкой размяться?
— Да нет, мы так… — вдруг сникли свердловцы, когда рядом с нами выросли две внушительные фигуры милиционеров.
— Что «так»? — осведомился патрульный. — Документики предъявите!
— Документики, да они это… — свердловец зашарил по карманам. — Они у тренера!
— У тренера? — усмехнулся милиционер. — А, я понял! Это у нас здесь на вокзале теперь чемпионаты проходят, да?
— Ладно, хватит этого цирка здесь, — угрюмо сказал второй милиционер. — Пройдемте все в отделение, там и разберемся, кто из вас тут чемпион, а кто тренер.
«Этого мне еще только не хватало!», — с тоской подумал я. «Сейчас не то что на поезд опоздаю — вообще непонятно где в результате всех этих разборок окажусь! Вот только ментам я не объяснял про путешествия по временам и телам! Хотя документы у меня вроде бы в порядке — я же в реального парня вселился-то…»
Разбирательства с милицией и вправду были самыми нежелательными приключениями, которые я только мог себе найти в новом теле. Документы документами, а мало ли что может не совпасть. Как начнут задавать какие-нибудь вопросы про настоящего Мишу — и что мне тогда, амнезию изображать? Тогда как объяснить, что человек с явными проблемами с головой едет на сборы? Эх, Бабушкин, Бабушкин, вечно с тобой в какое-нибудь дерьмо вляпаешься!
— Погодите! — услышал я голос Григория Семеновича. Я обернулся и увидел, как наш тренер вовсю бежит в нашу сторону. Первым делом он и бросился к нам, схватив нас с Бабушкиным в охапку. — Вот вы где! А я вас по всему вокзалу ищу!
— О, никак, судья подоспел! — хохотнул один из ментов.
— Да нет, я тренер их, — не понял юмора Григорий Семенович. — Можно вас на минутку?
Взрослые отошли на пару метров в сторону. Менты время от времени с подозрением поглядывали на нас — видимо, боялись, что это отвлекающий маневр и мы сейчас дадим деру. До нас доносились обрывки их разговора: «Динамо… сборы… понимаете, это же честь динамовского флага… потом ведь чемпионат РСФСР…» После нескольких минут таких переговоров милиционеры, еще раз внимательно нас оглядев, попрощались с Григорием Семеновичем и отправились патрулировать здание дальше.
— Ну чего вам спокойно-то не живется? — тренер в сердцах сплюнул себе под ноги. — Ну стойте себе да ждите поезд или вон пирожков купите. Обязательно надо эти сцены с милицией устраивать? А если бы я вас не заметил? Мне что, разорваться надо было бы? Половину «Динамо» отправить на поезде, а половину здесь из милиции вытаскивать? А, Бабушкин?
— А чего я-то, — угрюмо возразил Бабушкин. — Это вообще все случайно получилось.
— Ага, случайно, — кивнул Григорий Семенович и подозрительно понюхал воздух рядом с Денисом. — Знаю я твои случайности. И, что характерно, они почему-то только твои! Если бы меня спросили, кто из моих ребят встрянет в какую-то историю, у меня бы даже не получилось другой кандидатуры придумать!
Бабушкин виновато молчал.
— Ладно, — смягчился Григорий Семенович. — Пойдемте, вон наш поезд уже прибывает. Смотрите еще в пути никуда не вляпайтесь!
И снова меня поприветствовал до боли знакомый советский плацкарт! Единственное отличие от обычной поездки было в том, что сегодня весь вагон был занят спортсменами, едущими на сборы. С одной стороны, это прибавляло спокойствия: все-таки со своими едем. А с другой, кто их знает, этих своих. Вон Бабушкина чуть под монастырь не подвели, и меня с ним заодно. Теперь же в вагоне начинались обычные дорожные споры.
— Да ладно тебе, какая разница, где ехать, — раздался голос Шпалы в конце вагона.
— Вот раз тебе нет разницы, то сам возле туалета и езжай! — возмущенно возражал ему кто-то.
— Да при чем здесь туалет, у нас компания, я со своими ехать хочу! — не сдавался Шпала.
— Ой, рассказывай эти сказки своей бабушке, а, — был непреклонен его собеседник.
По итогам разных рокировок и переселений я занял верхнюю боковушку. Несмотря на распространенные предубеждения против боковушек, да еще и верхних, мне они нравились. Во-первых, если тебе нужно отойти, то не придется проходить через соседей. В то же время, если понадобится пообщаться с соседями — они рядом. Плюс к этому верхнее место — это как бы свой уединенный уголок, куда уж точно никто не полезет и не помешает. А то, что все ходят по коридору рядом с тобой — так в подростковом возрасте такой крепкий и здоровый сон, что там могла маршировать рота солдат — я бы все равно не заметил и уж тем более не проснулся.
Кстати, о друзьях. Свою боковушку я занял удачно: в моем «купе» оказались все мои друзья и с ними еще и Бабушкин. Это тоже существенно повысило настроение: все же со своими приятелями ехать куда лучше, чем с теми же свердловцами, которые даже встречу со старым знакомым умудрились превратить в разборку. А разборок мне в жизни и без них хватает. Единственное — Шпале все-таки пришлось ехать возле туалета: меняться с ним местами никто так и не захотел.
— Значит, так, — Григорий Семенович был верен себе и своей любви к напутственным речам. — На время дороги вы все — жильцы этого вагона! Между вагонами в пути не шастать! Если остановка менее трех минут, из вагона не выходить! Я вас по разным городам отлавливать потом не собираюсь! Всем все ясно?
Всем уже давно было все ясно — чай, не в первый раз мы куда-то ехали организованным составом. Спустя пару минут после речи тренера вагон заскрипел и тронулся. Виды Москвы в окне начали ускоряться. Впереди нас ждал гордый и величественный Северный Кавказ.