Глава 7
Досуг в плацкарте — это, наверное, отдельная глава в истории нашей страны. Дорога в таком вагоне — это целая маленькая жизнь. Если путешествие продолжается больше, чем несколько часов, то пассажиры успевают сменить все доступные виды досуга, переиграть во все известные им игры и познакомиться со всеми с кем еще не был знаком.
Вот и наш вагон, хотя и состоял целиком и полностью из спортсменов, едущих на сборы, ничем в этом смысле не отличался от традиционного. Несколько компаний оказались заядлыми картежниками: они вытащили свои колоды, как только поезд тронулся, и расставались с ними только для того, чтобы пообедать или поспать. Сложно описать мои эмоции, когда в соседнем отделении я увидел мелькнувшую шахматную доску. Но еще сильнее эти эмоции стали, когда оттуда высунулась физиономия одного из наших динамовцев.
— Слушай, ты же, говорят, шахматист? — спросил он меня. — Давай партеечку сыграем?
Вот этого мне только для полного счастья и не хватало! Еле-еле выкрутился от домашних шахматных чемпионатов, как тут же подъехали вагонные. Нет, конечно, я чувствовал себя уже намного более уверенно, чем после приезда к тетке в Подмосковье. Отец меня немного поднатаскал, и я уже не просто знал правила, но и владел некоторыми стратегиями. И если хорошим результатом в игре с отцом было свести партию вничью, то уж с нашими-то боксерами я, скорее всего, мог несколько раз и выиграть. Но все-таки, все-таки…
Мне не хотелось играть, когда от меня ждут чемпионского уровня. Как не хотелось и отвлекаться. Все-таки шахматы требуют сосредоточения и переключения мозга, а мой мозг сейчас был занят в основном тем, как мне успешнее выступить на сборах. Так что пусть уж лучше я буду чемпионом в боксе, а шахматы — ну, может быть, когда-нибудь потом и сыграю. Когда все перестанут думать, что я выдающийся гроссмейстер. А главное — не перед ответственными занятиями.
— Не, ребята, в этот раз давайте без меня, — вяло улыбнулся я в ответ.
— Почему? — искренне удивился динамовец. — Ты же, говорят, очень сильный игрок, поучил бы меня чему-нибудь, а то я постоянно продуваю…
— Честное слово, настроения нет, — как можно мягче ответил я. — Извини. А чтобы не продувать, просто играй как можно больше и старайся анализировать каждую партию. Со временем начнешь замечать свои ошибки и слабые стороны, и исправлять их.
— Ну ладно, как знаешь, — парень недоуменно пожал плечами и скрылся за стенкой вагона.
Я продолжал рассеянно наблюдать за обитателями нашего вагона. Все-таки это был расширенный коллектив, в котором мне предстояло провести ближайшие дни, и было нелишним понять, кто чем живет. К моему удивлению, кто-то предпочитал коротать время и за чтением книги. И если вид Григория Семеновича, улегшегося на своей нижней полкой с какой-то книженцией, никакой реакции у меня не вызвал, то молодые боксеры за чтением — это было для меня что-то новенькое. Не то чтобы я отказывал спортсменам в праве на интеллект — совсем нет! Просто насколько я успел узнать своих сотоварищей, досуг они предпочитали проводить как и где угодно, только не в библиотеке. А здесь — смотри-ка, обнаружилось у нас и несколько книголюбов.
Впрочем, такое разнообразие занятий было легко объяснимо. В третьем десятилетии двадцать первого века все было бы намного более однообразно и сводилось к залипанию в смартфоны. Ну а там уж кто смотрел бы фильмы и видео, кто читал книжки, а кто и просто торчал в тупых чатиках сутки напролет. А здесь и сейчас, в отсутствие этих виртуальных заменителей реальной жизни, приходилось проявлять изобретательность.
Вскоре наш тренер, видимо, устал читать, а может быть, просто решил оставить часть книжки на потом — ехать-то предстояло еще долго. Григорий Семенович отложил книгу и стал задумчиво смотреть в окно.
— Григорий Семенович! — раздался несмелый голос Левы. — А вы в войну где тренировались?
Во время Великой Отечественной войны Григорий Семенович был еще юношей. Он и его ровесники попали как бы между двух возрастных категорий: они еще были слишком юны, чтобы брать их на фронт, но в то же время достаточно взрослые и сознательные, чтобы запомнить и пропустить через себя все ужасы того, что происходило в те годы. Поэтому у нашего тренера накопилось множество историй, повествующих об этих годах. И мальчишки, конечно, обожали, собравшись вокруг Григория Семеновича, расспрашивать его о том, как и что происходило. Ведь одно дело — читать об этом в книжках по школьной программе или смотреть в фильмах, и совсем другое — услышать достоверный рассказ от того, кому довелось видеть все своими глазами.
Вот и теперь, похоже, пацаны решили воспользоваться удобным моментом, чтобы услышать новые рассказы Григория Семеновича. И хотя вопрос Левы был по-детски наивным, отвечать на него тренер начал всерьез и со всей ответственностью.
— Да где ж мы могли тренироваться-то? — он задумчиво почесал затылок и усмехнулся. — Людей в эвакуацию погнали, чтоб, если что, в живых сумели остаться. Так там небось вообще не до тренировок было! Кто постарше — на фронт ушел, совсем маленькие — понятное дело, с бабами по домам прятались или… в интернатах, если не повезло, — Григорий Семенович вздохнул.
— А вы? — нетерпеливо переспросил Лева.
— Ну а мы, подростки, в тылу впахивали, — откликнулся Григорий Семенович. — Кто на заводе помогал, кто в колхозах… Настоишься весь день за станком, или навкалываешься в поле — вот тебе и тренировка. А если по нагрузкам, то, считай, даже две. А придешь домой — там опять помогать надо, матери да бабки все хозяйство-то на себе не вытащат. То дрова надо наколоть и перетаскать, то… ай, да чего там! — тренер махнул рукой и заключил: — А вы говорите, тренировки. Да после войны ребята молодые, кто в тылу был, с такими навыками выживали! И это при том, что ослабленные были все, голодные, больные… Чай, не в санатории же все отдыхали!
Пацаны слушали, разинув рты, хотя такой сеанс воспоминаний явно происходил далеко не в первый раз. Все же, наверное, во все времена мальчишек привлекает близость к чему-то героическому. И если самим повоевать не довелось, то все, что связано с этими событиями, будет тянуть их, как магнит. Вот оно и тянуло.
Втянулся в эти разговоры и я. Мне ведь тоже было интересно, что за человек наш тренер. А если он расскажет тебе ключевые события своей жизни, которые его сформировали, то и к нему можно будет подобрать особый ключик. Искусство общения с людьми еще никто не отменял, а пригодиться оно может даже в самых неожиданных ситуациях.
Увлекшись рассказами Григория Семеновича, я не заметил, как ко мне подсел наш Денис — мастер восставания из профессионального пепла.
— Слушай, Мих, — толкнул меня в бок Бабушкин. — Мы же этого, ну что на вокзале было, просто так не оставим? Этих козлов надо бы наказать!
— Ты про свердловских, что ли? — переспросил я.
— Ну естественно, — кивнул Бабушкин. — Не про ментов же.
— Не знаю, — вяло протянул я. — Думаю, это бессмысленно.
— Что бессмысленно? — не понял Бабушкин. — Ты считаешь, что такой беспредел надо забывать? Они же вообще тогда на шею сядут!
— Нет, я считаю, что если человек — дурак, то свою голову ему не приставишь, — объяснил я. — Ну двинешь ты ему по башке. Потом они тебя подкараулят и двинут уже тебе. Потом опять ты им. Так и будете всю жизнь тумаками обмениваться?
— Ну, тумаками — не тумаками, а что-то ведь делать надо… — задумался Денис. Он на глазах превращался в другого человека. Еще летом он бы не стал ни задумываться, ни советоваться — собрал бы своих корешей да отметелил гостей города за милую душу. А теперь вот сидит, размышляет…
— А что у тебя с ними случилось-то? — поинтересовался я. — Из-за чего весь сыр-бор?
— Да это давняя история еще, — отмахнулся Денис.
— Ну а все-таки? — продолжал настаивать я.
Бабушкин помедлил, как будто прикидывая, стоит ли раскрывать мне всю подноготную его конфликтов. Потом внимательно посмотрел на меня и начал:
— Ну, в общем, это в прошлом году все произошло. Я шел на первенство РСФСР — и неплохо так шел, я тебе скажу! В финал вышел. Вот… Но перед самым финалом, точнее, за день до него я жутко переволновался. Соревнования-то серьезные! Ну и когда меня угостили самогонкой, то я не отказался, и… короче, переборщил немного. А ночью мне так желудок скрутило! В общем, в результате я вместо финала уехал на скорой в больницу.
«С таким подходом ты и без больницы никакого финала бы не выиграл. Это же додуматься надо — выходить на ринг с бодунища!» — подумал я, а вслух спросил:
— Так, а эти-то гаврики здесь при чем?
— Ну как это при чем! — Бабушкин, похоже, даже возмутился моей непонятливости. — Как ты думаешь, кто мне эту самогонку-то подсунул? Тот же, кто и сегодня бутылку преподнес! Я же именно с ним и должен был биться в финале. Вот они и решили устранить конкурента.
— О чем же ты думал, когда у конкурента перед самым финалом подарок принимал? — удивился я.
— Да ни о чем, — вздохнул Бабушкин. — Там ведь атмосфера-то хорошая была, дружеская. Мы все нормально общались, независимо от того, кто с кем бьется на ринге. Как-то разделяли, знаешь, где ринг, а где обычная повседневная жизнь. Вместе гуляли, отдыхали, в карты играли — причем не на деньги, а просто так, для удовольствия, шутили, с девками знакомились… И ни разу, вот понимаешь, ни разу не было какой-то ситуации, чтобы они как-то подло себя повели. Первые друзья! А в итоге вышло — ты уже знаешь, что…
Да, впечатлила меня эта история. Уж от кого — от кого, а от Дениса Бабушкина я такой наивности точно не ожидал. Конечно, неплохо было бы послушать еще и вторую сторону конфликта, но, судя по поведению ребят из Свердловска на вокзале, суть его в любом случае была примерно такой, как рассказал Денис. И теперь я видел в нем не распоясавшегося раздолбая-выпивоху, которого волнует только его социальный статус, а человека, пережившего довольно острое и серьезное предательство.