— Ну что, Мишка, будешь у нас теперь главным изобретателем? — спросил неугомонный Сеня, который, конечно же, не мог не подслушать мой разговор с тренером. Мы возвращались из столовой в нашу комнату.
— Не говори ерунды, Сень, — ответил я. — Просто это действительно очень полезная штука.
— А я о чем говорю! — продолжал мой приятель. — Прославишься у нас не только как боксер, но и как рационализатор! Здорово же!
Я только усмехнулся. Ей-богу, иногда Сенина восторженная простота заставляла думать, что ему на самом деле на несколько лет меньше.
Всю вторую половину дня я провел в таком же щадящем режиме. Небольшая поддерживающая тренировка — ровно до состояния легкой утомленности, короткая прогулка, легкий ужин — и, конечно же, ранний отход ко сну. И даже наша веселая динамовская компания в этот раз не стала устраивать свои традиционные полуночные посиделки — видимо, понимая, что мне нужно позволить как следует выспаться.
День финала я встречал с особенным волнением. И дело было не только в том, что сегодня должна была решиться моя участь на этом чемпионате — в конце концов, даже если я вдруг проиграю, покажите мне других советских пацанов, которые выступают на чемпионате Европы спустя меньше, чем год после начала занятий боксом? Но вдобавок к этому сегодня за меня обещали прийти поболеть кубинцы. То есть фактически меня будут поддерживать те боксеры, на которых я ориентировался в своей работе. А это — и вовсе невероятные ощущения.
Однако первым, кого я увидел в непосредственной близости от зала, где нам предстояло выступать, был мой «заклятый друг» англичанин. Финал будет для меня максимально напряженным. Придется сконцентрировать всю свою волю, все умения и навыки, всю реакцию, чтобы выиграть этот поединок.
А англичанин, к слову сказать, был настроен весьма решительно. Его уверенность в себе и своих силах чувствовалась даже на расстоянии. Однако он, видимо, решил действовать наверняка и подошел ко мне.
— Ну что, советский, как тебя там, — с напускной небрежностью обратился он. — Готов валяться на полу?
— Смотри, как бы тебе на нем поваляться не пришлось, — отрезал я. — Знаешь, какая у нас пословица есть? «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».
— Чего? — не понял англичанин. — Какой еще гоп, куда прыгать? Чего ты мне здесь зубы заговариваешь?
— Я не заговариваю, — спокойно ответил я. — Просто предупреждаю, что не надо раньше времени праздновать победу.
— Хе, — ухмыльнулся англичанин. — А спорим, я тебя досрочно повалю в первую же минуту?
— Да что ты говоришь! — я поразился такой наглости. — С чего это у тебя вдруг такая уверенность?
— А что, думаешь, на второй? — осклабился англичанин. — Ну, ты же не будешь всерьез говорить, что станешь чемпионом?
— Давай так, — предложил я. — Если я тебя отправляю в нокаут — все равно на какой минуте — то ты сразу после окончания боя выходишь в центр ринга и кричишь «Служу Советскому Союзу!». А если ты меня нокаутируешь — то я прокричу то же самое про Англию. Идет?
— Идет, — хмыкнул мой противник. — Только ты это… над произношением поработай. У тебя сильный русский акцент. А то неудобно будет — перед такой толпой зрителей и с акцентом кричать, что служишь Англии.
— Ничего, — парировал я. — Про Советский Союз можешь прокричать и с акцентом. Так даже красивее будет.
«Надо же, каков наглец!» — подумал я после того, как мы с англичанином пожали друг другу руки, закрепив пари, и разошлись в разные стороны. «Служу Англии… Сейчас, разбежался!».
До нашего с ним поединка было еще несколько боев, и я решил посмотреть, как будут работать наши советские парни. В легком весе, словно оправдывая название весовой категории, наш пацан легко выиграл у своего соперника. А вот у Тамерлана, за которым я следил с отдельным интересом, дела обстояли несколько похуже. Несмотря на то, что он действовал грамотно и по всем параметрам переигрывал противника, победу отдали не ему. Причем засуживание было настолько явным, что даже со зрительских трибун послышался осуждающий гул.
Сойдя с ринга, Тамерлан разразился бранью в адрес судей, а заодно и соперника. Я решил, что самое время подбодрить его и показать, что мы делаем одно общее дело, и никакие разногласия не могут этому помешать.
— Перестань, Тамерлан, — сказал ему я. — Все прекрасно видели, кто на самом деле победил.
— Да толку-то, что все видели, — огрызнулся казах. — Все равно теперь место отдадут ему, а не мне. На хрена я сюда летел тогда, спрашивается? Если, как выясняется, не важно, как ты работаешь, а важно, чей ты родственник или знакомый?
— Так ведь это должно быть важно в первую очередь для тебя самого! — возразил я. — Какая разница, кто там себе какой результат на бумажке нарисует! Все равно все, кто видел твое выступление, будут знать, чего стоит эта его липовая победа. А главное — об этом будут знать он сам и его тренер. И как бы его ни превозносили после этого публично, они теперь всю жизнь будут об этом помнить и сознавать, что победили нечестно. И что настоящий победитель — ты, который намного сильнее его!
— Наверное, ты прав, — подумав, сказал Тамерлан. — Ну и пусть тогда сами в своем вранье купаются, позорники!
Я улыбнулся. В некотором смысле ситуация получалась символичной. Ведь меня и самого не так давно засудили, когда я дрался именно с Тамерланом. Причем он-то как раз никаких душеспасительных бесед со мной тогда не вел, хотя и признал, что победил на самом деле я. Какие-нибудь «духовно продвинутые» ребята из двадцать первого века наверняка сказали бы, что сработала карма. Однако сейчас у меня не было по отношению к Тамерлану никакого злорадства. Мне просто не нравится несправедливость во всех ее проявлениях, а тут парень из нашей же сборной столкнулся с подставой не где-нибудь, а на престижном международном соревновании. В конечном итоге, это сказывалось на наших общих результатах как сборной команды.
Впрочем, мне уже пора было подумать и о собственных результатах — близилась минута моего решающего боя. Незадолго до его начала я отошел в сторону, чтобы сосредоточиться на выступлении. Рядом со мной был только тренер нашей сборной и Григорий Семенович, которые и старались настроить меня на удачный бой.
— Помни, Миша, ты все можешь, — твердил мне Григорий Семенович, заметно волнуясь. — Ты подготовлен как надо! Но и про осторожность не забывай, лезть на рожон не стоит, не та сейчас у тебя ситуация.
— Главное — вовремя соображай, какую тактику применять, — добавлял тренер сборной. — Я этого англичанина видел. У него достаточно агрессивная манера, не хуже, чем у того, с которым ты во второй день выходил. Так что смотри, не особенно активничай там! Начнешь атаковать — он тебя сразу повалит! Лучше работай вторым номером. И да, Григорий Семенович прав — будь осторожен! Это как раз тот случай, когда лучше перестраховаться, чем недоглядеть.
— Хорошо, — коротко ответил я и направился к рингу, где уже объявили мой выход. Я уважал мнения своих тренеров, но в этот раз у меня было свое мнение насчет боя с этим персонажем.
Мысленно я уже выстроил стратегию боя от и до. Конечно, на ринге может быть всякое, и от неожиданностей никто не застрахован. Но отклоняться от своей «генеральной линии» я был не намерен, кто бы мне сейчас что ни советовал. Тем более что с этим англичанином у меня были личные счеты.
Первое, что я сделал с началом раунда — пошел с ним на резкое сближение. Моя задумка заключалась в том, чтобы нанести ему левый кросс и дезориентировать. Однако сделать это неожиданно у меня не получилось: противник вовремя среагировал и увернулся. Мне показалось, даже в его глазах мелькнула насмешка. Ну да ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним. В следующую секунду он бросился на меня, но в этот раз уже я поймал его навстречу прицельно точным правым джебом, и, не дожидаясь ответной реакции, тут же повторил этот удар.
Вдруг мой соперник повел себя неожиданно. Отбив мой джеб рукой, он начал работать вторым номером, держа меня на дальней дистанции и лишь время от времени выбрасывая джебы. «Как будто моих тренеров подслушал», — усмехнулся про себя я. Внезапно он атаковал правым кроссом. Но я был готов к любым его ударам, и тут же провел контратаку левым прямым, после которого англичанин резко вошел в клинч.
«Ага, значит, ты решил меня клинчем довести!» — подумал я. «А вот хрен тебе, а не клинч!». Я резко вышел из навязанного клинча и пробил ему сперва левым джебом, затем левым боковым, в результате чего этот нахрапистый наглец рухнул на пол с ничего не понимающим лицом. Все то время, пока рефери делал отсчет, я не отказал себе в удовольствии понаблюдать за англичанином. Давно мне не приходилось ни у кого видеть настолько шокированного выражения лица!
Впрочем, лежал он недолго. Вскочив, он ринулся было снова в атаку, но я бросился ему навстречу со своим фирменным кроссом. От неожиданности англичанин затрясся и, воспользовавшись его замешательством, я провел серию прицельных ударов и снова повалил его на пол.
Раунд!
— Молодец, Мишка! — прочувствованно проговорил Григорий Семенович в перерыве. — Хоть ты и не слушаешь ни хрена, что тебе советуют, но сейчас ты прямо красиво все сделал!
— Почему же не слушаю? — отозвался я, смачивая рот водой. — Очень даже слушаю! Просто мне же постоянно говорили, чтобы я реагировал на происходящее, чтобы вовремя ориентировался, какую тактику применить в следующий момент. Вот я и ориентируюсь.
— И правильно делаешь, — похвалил меня Григорий Семенович. — Продолжай в том же духе. Вспомни, как ты в шахматы играл. И что я тебе говорил насчет того, что бой — та же шахматная партия. Нам так же надо просчитывать ситуацию на поле боя на несколько шагов вперед. Разница только в том, что нам это нужно делать намного быстрее, чем шахматистам.
«Да, Григорий Семенович, знали бы вы, как я играл в шахматы», — мысленно рассмеялся я. Впрочем, в главном-то наш тренер был, безусловно, прав.
— Хорошо, — кивнул я, одновременно прикидывая в уме, с чего мне лучше всего будет начать следующий раунд.