— Думаешь, он изменит тактику по сравнению с нашим прошлым боем? — спросил я негромко, глядя на тренера и мысленно примеряя к завтрашнему бою различные комбинации и контрдействия.
Семёныч отставил кружку и посмотрел на меня строго, но с лёгкой улыбкой, которая была редкостью на его лице:
— Он машина. Но любая машина ломается, главное — найти слабое место и вовремя туда ударить. Завтра без лишних нервов: спокойно встал, позавтракал, размялся и вышел на ринг человеком, а не загнанной лошадью. Понял?
Я молча кивнул, чувствуя его поддержку и уверенность, которые передались мне и немного успокоили внутреннее напряжение. Завтра будет мой бой, и я был готов к этому испытанию.
Ночь опустилась на Олимпийскую деревню, окутывая её прохладой и тишиной, которая лишь подчёркивала внутреннее напряжение, поселившееся здесь в преддверии решающего дня. Я накинул спортивную куртку и тихо вышел на улицу, чтобы хоть немного успокоить нервы и привести мысли в порядок перед боем. Воздух был пропитан запахами сырой осенней травы, слегка горьковатым ароматом мокрых листьев и едва уловимым дымком из столовой, где уже заканчивали уборку после ужина. Где-то вдалеке раздавался негромкий смех спортсменов, уже выступивших и расслабленных, но вокруг меня словно ощущалось невидимое поле ожидания и напряжения, которое никак не отпускало.
Я неторопливо прошёл по дорожке, вдыхая полной грудью прохладный воздух и стараясь привести мысли в порядок. На спортивной площадке два борца из нашей сборной спокойно и неторопливо отрабатывали захваты и приёмы, бесшумно перемещаясь по мягкому покрытию. Я смотрел на них, невольно отмечая, как в каждом движении читается уверенность и сила, заработанная годами тренировок. Завтра и мне предстояло выйти на ринг и доказать, что всё это было не зря, что я достоин стоять на высшей ступени пьедестала.
Отойдя чуть дальше, я внезапно заметил, что по парку прогуливается мой завтрашний соперник, кубинский боксёр. Он остановился и внимательно смотрел прямо на меня, словно специально ждал этой встречи, желая испытать мою уверенность перед боем. Его взгляд был тяжёлым, спокойным и лишённым каких-либо эмоций, но при этом в нём сквозила скрытая сила, готовность сломать любого, кто встанет у него на пути. Я ответил таким же спокойным и холодным взглядом, не желая уступать ни сантиметра даже сейчас, за пределами ринга.
Так мы стояли несколько секунд, молча оценивая друг друга и понимая, что завтра всё решится именно между нами, и другого шанса уже не будет. Наконец, кубинец отвернулся и медленно пошёл прочь, не сказав ни единого слова. Я остался стоять, глядя ему вслед и понимая, что бой начался задолго до первого удара, и что я не имею права проиграть этот бой. Ни ему, ни самому себе.
Вернувшись в комнату, я снова лёг на кровать и, глядя в потолок, погрузился в воспоминания. Сон никак не приходил, сознание упорно прокручивало прошлое, вспыхивали эпизоды из детства и юности, от которых сердце начинало биться чаще, а мышцы сами собой напрягались, вспоминая боль и тяжесть тренировок. Перед глазами вновь встала картина первого боя в старом спортивном зале, тяжесть первого удара в лицо, привкус крови во рту и глухой звон в ушах. Я превозмогал боль и страх, поднимался когда падал, даже когда тело уже не слушалось и всё казалось бессмысленным.
Эти воспоминания давали силу, наполняли меня уверенностью в том, что и завтра я найду в себе силы подняться, если придётся. Я уже не тот парень, который когда-то уходил с ринга с опущенной головой, я больше не позволю себе сломаться под давлением обстоятельств и чужой силы. Сейчас я тот, кто идёт до конца, не боясь ничего и никого, и завтра я докажу это снова — в самый важный день в моей жизни.
Сон пришёл только под утро, когда за окном уже светлело, и на смену ночной тишине начали просыпаться первые звуки нового дня. Проснувшись, я почувствовал, что настроение полностью изменилось: на смену воспоминаниям и тяжёлым мыслям пришло спокойное и уверенное осознание того, что я готов к битве.
В столовой Олимпийской деревни царила непривычная тишина — спортсмены ели молча, практически не разговаривая друг с другом и не обмениваясь взглядами. Володя мрачно ковырял вилкой омлет, а Шамиль хмуро смотрел в чашку с кофе, время от времени бросая короткие взгляды в мою сторону. Семёныч, спокойно прихлёбывая чай, сидел прямо напротив меня, как всегда, полностью контролируя ситуацию.
— Жрёшь, как будто на расстрел идёшь, — негромко пробормотал Володя, не поднимая глаз от тарелки, и тут же тяжело вздохнул.
— Это Олимпиада, а не столовка, — добавил Шамиль, осторожно ставя на стол пустую кружку и бросая на меня быстрый, изучающий взгляд, словно проверяя, не поддался ли я волнению.
Я только слегка усмехнулся, ничего не ответив на эти замечания, и продолжил молча есть завтрак, почти не чувствуя вкуса пищи. Внутри пульсировала решимость, смешанная с еле заметным возбуждением перед боем, перед той точкой, в которой решится всё. Наконец, я поднялся к себе в номер, чтобы последний раз взглянуть в зеркало перед выходом.
На стене, прямо напротив кровати, был плакат с лозунгом, который я когда-то сам повесил здесь и который уже успел забыть за все эти дни тренировок и боёв. Сейчас я остановил на нём взгляд и медленно прочитал слова, которые уже стали для меня чем-то вроде внутреннего девиза: «Ты можешь проиграть, но не можешь сдаться». Я долго смотрел на эту простую надпись, чувствуя, как внутри вновь разгорается холодный и спокойный огонь готовности.
Сейчас я понимал: я не приехал сюда просто для того, чтобы дойти до финала. Не для того, чтобы просто поучаствовать и почувствовать атмосферу Олимпиады. Я здесь, чтобы победить, чтобы забрать золото и поставить точку в долгом пути, начавшемся много лет назад, в маленьком зале на окраине моего родного города.
С этими мыслями я спокойно вышел из номера, направляясь навстречу бою, который должен был стать моим самым важным сражением.
Глава 22
Перед самым выходом на бой в раздевалке повисла тяжёлая, вязкая тишина. Я сидел на скамейке, ощущая, как сердце с каждым ударом отдаётся в груди, а дыхание становится неглубоким и рваным. Воздух казался тяжёлым, пропитанным запахом разогревающей мази и пота. Свет от лампы на потолке раздражал глаза, отражаясь в зеркале на стене.
Внезапно дверь с тихим скрипом открылась, и в раздевалку вошли мои близкие. Первым появился Сеня, он быстро шагнул ко мне, молча и неуклюже обнял, затем кашлянув, сказал с волнением:
— Мишаня, давай там… красиво сделай, а? Ну, ты понимаешь, чтобы без вопросов.
Я улыбнулся, пытаясь разрядить его напряжение. Внутри от слов друга стало немного теплее.
Лёва, не теряя времени, шагнул вперёд, подмигнул мне и крепко пожал руку, чуть встряхнув, будто проверяя, не потерял ли я уверенность перед самым главным боем:
— Ты уж постарайся, брат. Я на твою победу спор заключил. Если не выиграешь полтинник проспорю.
Я усмехнулся в ответ и коротко кивнул, давая понять, что сделаю всё возможное.
Следом подошёл Колян, его улыбка была широкой и искренней, но глаза смотрели серьёзно и внимательно. Он по-братски похлопал меня по плечу и произнёс громче остальных, чтобы разрядить атмосферу:
— Миша, там общага вся на ушах стоит, давай, не подведи нас! Порвёшь его, кубинца этого, сто процентов!
Я благодарно кивнул, чувствуя, как их вера наполняет меня дополнительными силами и уверенностью.
Яна стояла чуть позади ребят, волнуясь и перебирая в руках край своего платья. Я сделал шаг к ней навстречу, она быстро приблизилась, взяла мою ладонь и легко сжала её холодными пальцами. Её глаза заблестели от волнения, голос чуть дрогнул:
— Ты только осторожнее там, Миш, пожалуйста… Я буду смотреть на тебя с трибуны и ждать. Помни об этом.
— Всё будет хорошо, — улыбнулся я, стараясь успокоить её. — Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.
Яна улыбнулась в ответ, коротко, но так тепло и искренне, что сердце пропустило удар.
Друзья двинулись к выходу, шумно обсуждая, кто где будет сидеть и откуда лучше всего смотреть бой. Семёныч остался последним, ожидая, пока дверь за ними плотно закроется. Он подошёл вплотную и положил свою ладонь мне на плечо, чуть наклонившись вперёд, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Михаил, это не просто бой, ты знаешь. Это бой за честь, за твоё имя, за всех нас. Кубинец будет ломать, провоцировать и давить. Но ты уже проходил такое. Ты уже доказал себе, что можешь преодолевать трудности. Сейчас самое важное — не потерять голову. Действуй холодно, жёстко и чётко. Запомни, что я тебе говорил: в этом бою победит не только сила, но и воля. А воли у тебя хватит.
Я внимательно слушал, впитывая каждое слово тренера, чувствуя, как его уверенность наполняет меня изнутри.
— Я понял, Семёныч. Я сделаю всё, что могу.
Он слегка сжал моё плечо, затем повернулся и вышел из раздевалки, уверенный в том, что оставил меня с правильными словами и правильным настроем.
Оставшись наедине, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и почувствовал, как напряжение исчезает, уступая место холодной уверенности и готовности выйти на ринг. Теперь я был готов.
После того как дверь закрылась за Семёнычем, я снова остался наедине с собой. В раздевалке повисла тяжёлая, почти осязаемая тишина, и я на мгновение замер, собираясь с мыслями. Через несколько секунд дверь вдруг снова отворилась, и тренер быстро вошёл обратно. Он молча подошёл ко мне, сел на скамейку напротив и внимательно, по-отечески, посмотрел мне прямо в глаза.
— Михаил, я специально вернулся, чтобы сказать тебе кое-что важное, — его голос звучал тихо, но твёрдо. — Ты много прошёл, чтобы оказаться здесь, и я горжусь тобой. Но сейчас забудь об этом. Всё, что было, уже не имеет значения. Важны только эти три раунда. Соперник силён, и он будет драться до конца. Он готов убивать на ринге, но и ты тоже.
Он помолчал, позволив словам проникнуть глубже, затем продолжил ещё увереннее: