— Это если приемку пройдёт… — всё ещё пытался возражать Груша. но сам понимал уже, чтопроиграл…
— Не пройдет, а пролетит, — я взял документ о браке из рук Ани, и, широким жестом порвав, выкинул в контейнер с использованной ветошью.
Обед подошел к концу, поэтому к своему рабочему месту вернулся сборщик, который несколько изумлённо смотрел теперь на собранный узел аварийного сброса.
— Нихер*се! — ёмко выразил он свои эмоции. — Это кто до такого догадался?
— Наш ученик, Егор, — с гордостью сообщила Аня.
Я невольно пошире расправил плечи. Что сказать, приятно, когда девушка вот так от результатов твоей работы улыбается.
— Во голова у пацана варит! — похвалил меня мужик. — Так, а это что. Ну ё! Я же говорил, если какой инструмент берёте, то надо на место класть…
Шепча, он поправил банку с клеем и отодвинул киянку. На самом деле я всё вернул на место, где оно и было, просто мужик не хотел признавать, что какой-то ученик справился лучше него.
— А вот и комиссия подоспела, — зашептал Груша, вновь мигом раскрасневшийся. — По ним можно часы сверять.
Действительно, в ворота корпуса зашло несколько человек в пиджаках. Те самые приемщики, которых контролёр ждал. Нам с Аней здесь больше нечего было делать, и мы зашагали к выходу. Один из приемщиков на меня посмотрел, я приветственно кивнул и пошёл дальше.
На выходе мы столкнулись с нашим рабочим из седьмого цеха. Рудик, очевидно, отправил спеца.
— Анька, ну куда идти? — спросил он.
— А никуда, Егор все сам уже сделал! — звонко ответила она.
Глава 11
Ко мне подошел мастер нашего участка и вдруг напряженно проговорил:
— Так, Егор, ничего хорошего в ближайшие полчаса тебя не ждёт. Мы идём к начальнику. Шагом марш, иди за мной!
Мастер развернулся и пошагал по металлической лестнице, казавшейся не слишком устойчивой, на некое подобие второго этажа. Начальник решил запоздало познакомиться? Я коротко пожал плечами и пошел вслед за мастером, проворно взбежавшим на второй этаж.
— Здрасьте, добрый день, — по узкому проходу, отделённому невысоким ограждением, ходили туда-сюда женщины средних лет. Одна за другой мелькали двери БТК, цехового архива, БТЗ и, собственно, здесь был кабинет начальника цеха.
— Начальник у нас — товарищ взрывной, отличного от своего мнения не терпит, — снабжал меня ценными подсказками мастер, на ходу чуть повернув голову в мою сторону. — Поэтому стой молча, кивай, на всё соглашайся и говори: сделаем.
Ну да, всё по классике, перед лицом начальствующим вид следует иметь придурковатый. Можно даже и не лихой. Такие вещи даже объяснять не надо, я на своем веку столько разных начальников пережил, что уже и не всех помню. Поэтому с очередным как-нибудь притрусь. В начальнике что главное — чтобы он в делах цеха разбирался не хуже самих работяг. Разбирается — значит, договоримся. Не сейчас прямо, а на отдалённой перспективе, так сказать.
Мы остановились возле окрашенной в тёмно-зелёный цвет двери с надписью: «начальник цеха №7». Мастер, чуть надавив на тяжело открывающуюся дверь, завалился внутрь.
— Нас Саныч вызывал!
Дверь вела в довольно узкий, шириной метра полтора и длиной метра четыре коридор. В конце его располагался лакированный под дерево стол из ДСП, за которым сидела секретарша средних лет с коротко стриженными волосами и молодой наружности. На её столе стоял старый дисковый телефон бежевого цвета. При виде нас она сняла трубку, набрала короткий четырёхзначный номер, и я даже с того места, где стоял, услышал короткие гудки.
— Подождите, ему кто-то из заводоуправления позвонил, уже полчаса на линии, — поговорила секретарша и повесила трубку.
— Ждём! — кивнул мастер, опускаясь на скамью, обтянутую дермантином. Он похлопал по скамье ладонью рядом с собой. — Присаживайся, Егор, в ногах правды нет.
Я качнул головой, отказываясь, и, сунув руки в карманы брюк, опёрся плечом о стену.
— Ты мое заявление на отгул на подпись передала? — мастер, не зная, куда пока деть руки, растер колени ладонями.
— В работе, а ты куда намылился?
— Да завтра с утра диван-софу привезут, урвал!
— Вот ты молодец, мне бы такого мужика! — вздохнула секретарша, но тут же отвлеклась на звонок. — Да, уточню у табельщицы…
Мастеру нашему секретарша явно нравилась, по лицу было видно, как ему польстили её слова. Он повернулся ко мне и, наконец, объявил, для чего я понадобился начальнику.
— Так, Егор, вкратце расскажи-ка, что там произошло? Ты что, в узлу ковыряться полез? «Бычка» в брак загнал?
Вот и причина вызова вырисовывается. Только какие-то сведения у мастера… неправильные.
— Сергей Алексеевич, так наоборот все было, — заверил я. — Мы с Анютой подсказали сборке, как лучше этот узел собирать. У них после обеда была приемка, прошли за милую душу.
Я не обманывал, когда мы с контролёром вернулись в цех, то как раз позвонили со сборки и сообщили, что комиссия приняла аварийный сброс на ура.
— В смысле, помог… погоди, ты говоришь, что комиссия узел приняла?
— Так и говорю, — подтвердил я.
Я заметил, как мастер изменился в лице, ещё усерднее начал растирать колени ладонями. Занервничал, будто я ему сказал ровно противоположное и действительно запорол деталь в брак. Выглядело это всё странно.
— Бли-и-ин, — протянул он. — Ну ты даешь!
— Чего не так-то? — не удержался я.
— Нас Саныч сейчас потрохами сожрет! — шепнул мастер. — Он этих «бычков» только в прошлом году нам на производство выбил. Трясутся над ними, как кленовый лист на ветру.
Я не совсем понимал, куда клонит мастер. Одно дело, если бы я действительно деталь вогнал в брак, и совсем другое, когда я брак исправил и благополучно установил «бычка» в узел. Так что, по логике, претензии и быть не могло. Другое дело, что на производстве подчас эта самая логика отсутствует. Впрочем, следующие слова ситуацию более или менее прояснили.
— Ты понимаешь, Егор. Оно ведь как устроено, нам «бычка» обратно в цех возвращали, и потом его проводили, как деталь по ремонту…
Ну а дальше он коротко, но вполне понятно объяснил, что теперь из-за моих манипуляций надобность в доработке «бычка» отпадет. Теперь деталь смогут дорабатывать непосредственно на окончательной сборке. И все бы ничего, но если эту операцию заберут, то халявных нормочасов у цеха больше не будет.
Сергей Алексеич чуть подался ко мне и едва различимо шепнул:
— Ты же мальчик не маленький, понимаешь — от этого карман Саныча пострадает, потому что Старый на окладе, и эти нормочасы, скажем так… Как прибавочка…
— Понятно, можно не продолжать, — перебил я мастера, заметив, как пригрела ухо секретарша, закончившая звонок.
Мне и на самом деле все стало понятно. Нормочасы с «бычков» шли в зарплатную ведомость «специально обученных» людей. Ну а после получения денег те мигрировали кому надо в карман по договоренности. Схема плюс-минус стандартная, встречалась везде, где использовалась сдельная оплата труда. Часть мужиков в цеху сидели на окладе. Обычно это высокие слесарные и станочные разряды, где надо делать сложные детали, не гоняясь за нормой. Но другая часть работала на сделке, и вот там работяги гнали, как не в себя. Чтобы заработать копеечку, перевыполняли норму порой вдвое. И многие нечистые на руку мастера или начальники такой возможностью сверх месячного плана злоупотребляли. Иногда самым наглым образом, например, оформляли рабочий разряд на ИТР-овца или даже на уборщицу, и через неё выводили «излишки» нормочасов. Кстати, это объясняло вечный наш аврал и наличие срочных позиций. Потому что по документам штат цеха был укомплектован, а по факту всегда оставался некомплект.
По факту, облапошивание с нормочасами всегда были обратной стороной сдельщины. Никто с этим не боролся ни в Союзе, ни в Российской Федерации, но негласным правилом всегда было, что такие манипуляции не делаются с ответственными позициями — на чём нибудь не столь важном можно было этот шаляй-валяй проворачивать. А аварийный сброс всё-таки был именно такой позицией.
Всё это я успел осмыслить, пока мастер стремительно бледнел и стал уже цвета простыни. Не зря всё-таки это место предбанником называют, нехорошо тут людям.
В этот момент телефон на столе у секретарша снова зазвонил.
— Заходите, — сообщила она. — Климент Александрович освободился.
Мастер спешно поднялся, кивком пригласил сделать то же самое меня и открыл дверь кабинета начальника. Начальник оказался небольшого роста мужиком с бровями, как у Брежнева. Он сидел за длинным столом, вокруг которого были расставлены стулья, на них во время бесконечных совещаний сидели замы и мастера. На столе стоял точно такой телефон, как у секретарши, по столешнице была разбросана куча бумаг. В свете ламп бросала отблески хрустальная пепельница. На стене за спиной Саныча, как у любого другого уважающего себя начальника, висел портрет Ленина.
— Климент Саныч, это наш новый ученик — Егор, — представил меня начальнику Сергей Алексеевич, косвенно подсказывая, что раньше мы знакомы не были.
— Наслышан… ну рассказывайте, что вы натворили!
Начальник вытащил сигарету из пачки. Похлопал по карманам в поисках спичек, но не нашел — тут сориентировался мастер, достал свой коробок и любезно извлёк спичку. Так себе идея курить прямо в кабинете с закупоренными окнами. Тут и без того воняло табаком так, что першило в горле. Начальник раскурил сигарету, сложил рука на руку, поправив толстое обручальное кольцо на безымянном пальце.
Мастер пустился в объяснения:
— Климент Саныч, значит, было так — я послал Егора в цех окончательной сборки, чтобы он помог контролёру Анне донести нашу деталь.
Климент, прищурившись, внимательно слушал.
— Хорошо, Кобылкин, ладно, у твоего ученика мозгов нет, а ты почему не проследил?
— Виноват, Климент Саныч, исправлюсь, — говорил, как по своей собственной подсказке, мой мастер.
Но, похоже, что помогало не очень, Климент курил большими затяжками и медленно покрывался багровыми пятнами. Хе, похоже сейчас что-то будет…