Я уже хотел высказать все, что думаю на эту тему, но дядя Боря меня опередил.
— Ты, Егорка, на крупном советском предприятии работаешь, а вопрос формулируешь неверно, — решил поумничать он.
— А как надо? — уточнил я.
— Надо спрашивать не когда будет, а где взять в другом месте! — поучительным тоном пояснил кладовщик. — В общем, Егорка, если у меня в кладовой этого добра нет, это не значит, что его нет в других кладовых или на складе.
— Та-а-а-ак! И где взять это добро в другом месте? — подыграл я.
— Да хотя бы у Пушкина на общезаводском складу! Там таких прутков хранится столько, что при желании можно весь завод частоколом по периметру обнести.
— Это где?
Всё-таки завод был слишком большим, чтобы выучить расположение всех его частей. Тем более, для молодняка, каким я выглядел.
— За пятьдесят третьим цехом склады знаешь? Там ещё такой перекрёсток, метрах в пятиста от проходной. Налево поворачиваешь, если на проходную смотреть, и идёшь до упора, — подробно рассказал он.
— Видел такое, припоминаю, — подтвердил я.
На деле я это место не только припоминал, а знал как свои пять пальцев. Именно в том аппендиксе, в небольшом помещении, где трудились заводские швеи, всю жизнь работала моя бывшая жена. И по молодости, в первое время нашего знакомства, я проводил там чуть ли не столько же времени, как в своем цеху.
— Ну вон там таких огрызков полно, да и целых прутков — тоже бери не хочу, — заключил кладовщик.
Куда он клонит, было понятно, но я всё-таки решил дождаться, чтобы он сам высказал свое предложение. Вещи-то он говорил разумные, склад за пятьдесят третьим цехом действительно был общезаводским, и там было полно всего, почти как в той Греции. Собственно, именно оттуда прутки и прочие заготовки и распределялись по цеховым кладовым и складам. А ещё это место было настоящей палочкой-выручалочкой для начальников цехов. Если по той или иной причине деталей не хватало или партия была загнана в брак, то писалась служебная записка, которая помогала это ситуацию исправить.
Правда, существовал нюанс, срабатывала эта палочка-выручалочка далеко не всегда, а правильнее будет сказать — не для всех. Если ты не начальник, а просто мастер или обычный работяга, то такой номер не прокатывал. Ну или пришлось бы всё равно у начальника служебную записку подписывать. Всёупиралось в бессменную фигуру тамошнего кладовщика, в того самого Пушкина, которого упомянул дядя Боря. Я когда только на завод пришел, уже застал его там в довольно немолодом возрасте. Ну и когда завод развалился, Пушкин все ещё там работал. А он из той породы, которые идейные коммунисты, лозунг у таких — руки прочь от социалистической собственности. Поэтому как ни пытайся, а к нему и на хромой кобыле не подъедешь, дохлый номер. Магарычи он не принимал, и бутылку водки мог в лучшем случае посоветовать засунуть в одно место. Это вам не дядя Боря.
Не скажу, что такой подход — неправильный, по-хорошему именно такие люди и должны на складах работать, чтобы запасы не разворовывались. Но порой такая позиция — как кость в горле работяги. И вообще за всё время работы договориться с ним без служебной записки не получилось ни у кого. Поэтому мне и было интересно, куда клонил дядя Боря. Мало ли, может, у него какие-то свои подходы к Пушкину имеются. Братство кладовщиков и всё такое.
— Усёк, Васек? — хмыкнул кладовщик, пялясь на меня.
— Я так понимаю, ты там уже договорился, и мне остается металл забрать? — спросил я, притворяясь, что ничего не знаю о характере и привычках Пушкина. — Могу прямо сейчас сходить.
Дядя Боря посмотрел на меня настолько выразительно, что я впервые подумал — да ему и вторая половина лица не нужна.
— Да там, Егорка, такой мерзавец работает, что проще с дяьволом договориться, чем с ним! — выдал он свой вердикт.
— Во как, и че же тогда? — делано изумился я, даже ресницами похлопал для пущей достоверности.
— Че че, хрен в… одно место, — каркнул кладовщик. — Скоммуниздить их надо! Пушкин обычно после обеда едет металл получать, на складе его не будет часа два как минимум. А у нас, Егорка, на заводе добрые люди есть, они взяли да дырочку в стене проковыряли. Когда стало понятно, что товарищ Пушкин такой несговорчивый.
Про дырочку я не знал, видимо, к тому моменту, как я на завод пришел, дырочка была обнаружена и благополучно заделана. Не думаю, что с таким цербером, как Пушкин, она продержалась бы дольше месяца. Ну а судя по тому, что никто никаких дырок больше не делал, закончилось всё хорошим скандалом.
Кладовщик взял блокнот, карандаш и нарисовал схему склада, символически изобразив ворота, а место, где располагалась дыра, пометил крестиком.
Если мне не изменяла память, то дырка должна была находиться между складом и забором. Очень удобно, чтобы остаться незамеченным, особенно если ещё одно подобное отверстие проделать в заборе.
— Вот здесь, — дядя Боря обвёл круг на своей кое-как нарисованной схеме, — будка собачья. Псы, заразы, гавкать начинают, и кладовщик сразу выбегает, но если их прикормить, то гавкать перестают!
— Дядь Борь, я верно понимаю, что ты мне предлагаешь заниматься хищением социалистической собственности? — спросил я в лоб.
А что, если уж он такое предлагает, то хочется, чтобы и проговорил вслух. Вообще, удивительное дело, дядя Боря ведь только после тяжелого инсульта, ему бы с больничных не вылезать, а он тут мне схемы полубандитские разрабатывает.
— Я думаю, ты в курсе, что у меня только вчера проблемы с милицией были? — с выражением я.
— Егорка, я тебя умоляю, ну каким к едрене фене хищением? — отмахнулся он. — Где ты вообще таких умных слов понабрался-то? Хищение — не хищение, а собственность у нас в стране одна. Так-то ты все правильно говоришь, только социалистическое — это значит общее! — дядя Боря с важным видом поднял указательный палец. — У нас в Союзе все общее и рабочим принадлежит, поэтому как же можно расхищать то, что уже по определению твое.
Занимательная философия выходила. Тут как посмотреть, можно сказать, что дядь Боря такой же идейный коммунист, как и Пушкин. Труды Ленина читал, но только понял по-своему. Бывает.
— К тому же этот козёл таким правильным только прикидывается, — заговорщицки сказал кладовщик. — Помню случай, я как-то с проходной выходил и вижу — Пушкин идет, хромает. Говорю, Сергеич, че за беда? Он отвечает — ногу подвернул, а я аж вижу, что когда у него штанина при ходьбе приподнимается, так видно, что он туда пруток засунул!
— Во даёт! — тут уж я удивился неподдельно.
— Так и дает, что я после того случая у него как-то разок металл получал, и вижу, как он прутки-то списывает. А потом прячет, чтобы за забор вынести, — разоткровенничался дядя Боря.
— Жулье! — подыграл я. — Ему-то они на кой черт сдались?
— Кто же его знает! Но ходят разговоры, что он себе из таких вот прутков забор на даче делает.
Ясно. Вот тебе и тихий омут, а какие черти!Да и дядя Боря тоже хорош — предлагал мне быструю схему наживы, ещё и с моральным оправданием. Мол, не мы у государства прутки крадем (хотя в этом резоне кладовщика не было ничего из ряда вон выходящего), а Пушкин. А взять краденое у Пушкина –это все равно что деньги у богатых забрать и раздать бедным. Но с той поправкой, что мы ничего и никуда отдавать не собирались.
Следующие слова дяди Бори меня и вовсе загнали в ступор.
— Ну пойдём, что ли, — предложил кладовщик, вставая из-за стола. — Я всё необходимое подготовил!
Он сунул руку за пазуху и достал оттуда газету, в которой была завёрнута палка ливерной колбасы.
— Это Мухтара отвлечь, — пояснил он.
— Сейчас пойдем? — опешил я.
— Ну а когда? После обеда он уходит, и на складе около часа никого нет. Собачек прикормим — и дело в шляпе.
Я хотел возразить, что сам схожу, толку-то от такого помощника, но дядя Боря был настроен решительно. Видимо, у него были какие-то свои счёты с коллегой.
— Если спрашивать будут, куда пошли? — спросил я.
— Кто там спрашивать будет? Но если спросят, скажем, что я тебя на склад с собой позвал — помочь. Мне туда действительно идти нужно, — дядя Боря кивнул на накладную на столе. — Металл получать. Завтра, правда, но я на такое дело всегда мастеров прошу мужиков выделить.
— Так ты же говоришь, нету никого на складе, дядь Борь.
— А кто из наших мастеров знает, есть или нет, — он только отмахнулся. — Не ссы в компот, там повар ноги мыл.
Я возражать не стал, раз приключений старику после инсульта не хватает, хозяин — барин.
— Идем, — я пожал плечами, показывая свою готовность.
Мы двинулись к выходу из корпуса. Я прихватил с собой телегу для вида, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что мы без дела по территории разгуливаем.
Выйдя из корпуса, мы двинулись в сторону пятьдесят третьего цеха. Дядя Боря, к моему удивлению, закурил, хотя я думал, что если у него и была вредная привычка, то после инсульта он её бросил. Вообще мы, советские люди, в этом плане довольно упертые. И это несмотря на то, что о вреде курения вещали чуть ли не из каждого утюга. Вот и кладовщик — кашлял после каждой затяжки, но всё равно курил. Горбатого только могила исправит.
До склада было порядка двух километров по прямой. Стоял он действительно на отшибе, не знаю, чем это было обусловлено, но соседствовал склад, помимо 53-го цеха и швей, разве что с заводской котельной. Народа здесь работало совсем мало, так что никто не помешал местным трудягам создать свой собственный уголок для отдыха. Красивая беседка, поросшая виноградом, свежевыкрашенные скамейки и стол.
— Живут же люди, — прокомментировал кладовщик, одновременно решив проверить свои снайперские способности и выкинуть окурок в урну рядом с беседкой.
Получилось же.
Мне же, положа руку на сердце, здесь побывать было особенно приятно. То, как мы познакомились с бывшей женой — вовсе отдельная песня. Я помню, одно время рабочие повадились здесь через забор перелезать, умудряясь не цепляться за колючую проволоку. А я дурак, как-то перелезал и новые брюки прямо на причинном месте порвал. Вот и пошёл просить девчат зашивать, ну а дальше — закрутилось, завертелось…