— Я все понимаю, но правила для всех одинаковые, и после одиннадцати вечера никаких хождений быть не должно! — дежурно запричитала вахтёрша.
Я, рассыпавшись в самых разнообразных извинениях, обаятельно улыбнулся и пошёл к лестнице и, поднявшись на свой этаж, наконец, зашёл в комнату. Валёк уже спал, укутавшись в одеяло, а по комнате разносился его не очень мелодичный храп. Свет в комнате был выключен, и, чтобы не мешать соседу, я решил его не включать снова. Припозднился — прокрадусь и в темноте. Подойдя к шкафу, я вытащил плечики, чтобы повесить раздеться и повесить одежду. Сейчас схожу в душ, почищу зубы — и спать. До подъёма-то мне так много времени осталось. Однако, раздеваясь, я вдруг нащупал в кармане какой-то незнакомый клочок бумаги. Поначалу я решил, что это деньги, но, вытащив его, увидел записку, кем-то мне оставленную.
На мятом листке чьей-то рукой был написан номер телефона, ниже имелась приписка: «Позвони»!
Почерк был корявый, писали явно впопыхах. Хотят звонка — позвоню, только уже не сегодня. Сегодня пора на боковую, да и тетя Клава не подпустит меня ночью к телефону — спасибо, что впустила. С этими мыслями я сунул записку обратно в карман, лег на кровать и меньше чем через минуту захрапел в унисон с Валентином.
Глава 7
— Доброго утро, теть Клава! — на следующее утро я поздоровался с вахтершей и потянулся к трубке телефона. — Мне на минутку надо позвонить.
Вытащив из кармана помятый листок с оставленным кем-то номером, я уже приготовился набирать цифры, но, поднеся трубку к уху, услышал тишину — никаких гудков, ни коротких, ни длинных. Телефон не работал, я даже на всякий случай проверил, на месте ли провод, и заметил, что провод, что называется, с мясом вырван из телефонной розетки. Покосился на тетю Клаву и спросил:
— А что тряслось? Кому телефонный провод помешал?
— Да что, некоторые жители у нас не смотрят под ноги, — пояснила она. — Винокуров со второго этажа сегодня с утра провод вырвал чуть ли не вместе с розеткой. Вот теперь потопал в АТС, чтобы вызвать мастера. Так что покамест мы остались без связи.
— Ясно-понятно, — я положил трубку обратно,. — Ну, надеюсь, что все починят, теть Клав.
— Конечно, починят, куда же они денутся, в первый раз что ли, — отмахнулась вахтёрша. Пристально на меня посмотрела. — Егор, а ты, случаем, не в милицию звонить собрался?
— Да нет, не в милицию, — осторожно ответил я. — А почему вы спрашиваете?
— До того, как Винокуров тут все поломал, тебе из отдела женщина какая-то звонила, — пояснила тетя Клава и попыталась припомнить фамилию. — То ли Птичкина, то ли Синичкина… Несерьезная фамилия, пернатая.
— Курочкина?
— Точно, она! — согласилась вахтерша. — Помню только, что-то с птицами связано, память вообще уже, дырявая, что твой дуршлаг. Так вот это Курочкина велела тебе передать, чтобы ты прямо с утра наведался в отдел.
— Принято. Давно звонила? — уточнил я.
Тётя Клава покосилась на часы на стене.
— Ну как, недавно, минут двадцать назад. У тебя опять стряслось что? — она вперила в меня подозрительный взгляд. — Небось опять чего-то натворил, что тебя в милицию вызывают.
— Не, теть Клав, ничего не случилось и я ничего не натворил, я же комосомолец. Видимо, по прошлому разу ещё вопросы остались, — заверил я.
— Знаю я таких законопослушных, — строго сказала вахтёрша и добавила примирительно: — Я надеюсь, что ты в следующий раз будешь головой думать, прежде чем в такие дела лезть. Оно тебе надо — потом по отделам ходить, как к себе домой?
— Вот и я того же мнения, теть Клав, — согласился я и, развернувшись, вышел из общаги.
Вместо работы я самого утра потопал в отдел. Раз Курочкина меня вызывает, значит, дело пошло набирает обороты, а следовательнице, видимо, от меня нужны какие-то показания. Идти в отдел, зная, что за тобой нет никакой вины — совсем другое дело, чем отправляться туда же с пониманием, что ты проходишь подозреваемым по делу. Прогулка заняла не больше получаса, и вот я уже стоял у входа в отдел. Там встретил уже знакомого мне сержантика-дежурного, при виде меня тот расплылся в доброжелательной улыбке.
— О, Егор, доброго утра! Проходи, тебя уже наша Курочкина ждёт, — поприветствовал меня дежурный.
— Давно она тут?
— Ну как, считай, всю ночь провела в отделе, — ответил сержантик. — Она у нас дама работящая, если вцепится в какое-нибудь дело, то как клещ, пока досуда не доведет.
Такой подход, конечно, был похвальным и нравился любому начальству. Другой вопрос, если я верно понял, ночь она провела в отделе, значит, после вчерашних посиделок в «стекляшке» она даже не заходила домой. Знал бы, что все так, принёс бы Курочкиной сырников. У нас с утра на кухне как раз девчата жарили — и несколько штук остались недоеденными.
Ладно, дело хозяйское. Я прошел в отдел и постучал в кабинет следовательницы.
— Заходите! — рявкнул с той стороны капитан, который тоже оказался на рабочем месте.
Я открыл дверь, зашёл в кабинет и встретился взглядом с милиционером. Ни у меня, ни у него не возникло желания поздороваться. Капитан хмыкнул в свои пышные усы и вернул взгляд в бумаги, которые изучал. А я, не останавливаясь, прошёл к столу следовательницы. Больше в кабинете никого не было, кроме нас троих.
— Маша, мне тут птичка на хвосте принесла, что ты хотела меня видеть? — я отодвинул стул, сел и сложил руки на столешницу.
— Да, Егор, — подтвердила она, взяла какой-то документ и вручила мне. — Вот тебе повестка, чтобы на работе показать.
Я взял повестку, пробежался по строкам — так и есть, следовательница вызывала меня для дачи показаний в качестве свидетеля. На столе перед Курочкиной лежала целая кипа бумаг, судя по всему, материалы на Климента.
Повестку я сунул в карман и внимательно посмотрел на Курочкину. Она выглядела невыспавшейся и какой-то помятой, что, впрочем, неудивительно после бессонной ночи в кабинете. Да и общалась следовательница со мной, не поднимая глаз. Может, какую обиду затаила после вчерашнего? Что я не размотал её бывшего мужика прямо в «стекляшке»? Ну, это всё-таки было бы странно, хотя как знать
— Явился не запылился, Штирлиц, блин, — всё-таки прокомментировал моё появление капитан. — Ты теперь к нам в кабинет будешь как себе домой захаживать?
— Долго думал, прежде чем родить про Штирлица? — я повернулся к столу капитана.
Тут поднялся из-за стола, прихватив с собой пачку «Примы», и, что-то буркнув себе в усы, вышел из кабинета. Молодец, всё-таки инстинкт самосохранения у мужика развит.
— Нам нужно свидетельские показания по уму оформить, — Курочкина вернула моё внимание.
— Я в твоем полном распоряжении. Говори, что делать.
В итоге следующие полчаса я занимался дачей показаний и прочими формальностями, которые будут прикреплены к делу Климента. Маша, хоть еще и была совсем молодой и буквально вчера закончила школу милиции, производила впечатление профессионала. Внимательно относилась к деталям, задавала правильные вопросы, и в целом чувствовалось, что ей небезразлична работа, которая была ей доверена. Со своей стороны, я отвечал на вопросы следовательницы максимально подробно и развёрнуто.
Наконец, мы закончили, и Курочкина протянула мне документы на ознакомление.
— Егор, прочитай всё, и если у тебя нет замечаний, то поставь, пожалуйста, подпись здесь и здесь, а тут напиши «с моих слова записано верно, мною прочитано», — пояснила она.
Я документы взял, но не успел начать читать — мой взгляд остановился на запястье Маши. Рукав её формы при передаче документов немного сполз вниз, и я увидел на руке следовательницы синяк.
— Маш, руку покажи, — хмуро, но ровно произнёс я.
— Зачем? — смутилась та, а руку убрала под стол.
— Покажи-покажи, — настоял я.
Курочкина нехотя вытащила руку с синяком, а я приподнял ей рукав и нахмурился. На запястье у неё был не просто синяк, а самый настоящий отпечаток пятерни. Кто-то схватил следовательницу за руку, схватил сильно, раз остался такой синячище.
— Кто это сделал? — строго спросил я.
— Никто, я ударилась вчера, — прошептала она.
Врать у Курочкиной получалось крайне скверно, да и ссылаться на то, что она ударилась, было как-то по-детски. Посадить синяк в форме пятерни? Я не следователь, но без всяких экспертиз скажу, что самому такое не сделать, никакой невезучести не хватит.
— Он тебя бьет? — спросил я, смотря девчонке прямо в глаза.
— Егор, это неважно и это тебя не касается.
— А я думаю, что как раз меня это касается.
— Нет, — она убрала руку и спрятала её обратно под стол. — Если у тебя нет никаких замечаний, подпиши, пожалуйста, документы.
Я ещё некоторое время сверлил взглядом следовательницу, но та так и не подняла глаз. Разговаривать на эту тему она явно не хотела. Не знаю, чем все вчера закончилось, когда мы с Кирой и Любы ушли из «стекляшки», но, скорее всего, этот урод, бывший муженёк Курочкиной, решил продолжить выяснение отношений. Знал бы я, прямо в той кабинке туалетной получше бы приложил — чтобы в больничке у него было время посоображать, а не кухонным боксом заниматься.
Видя, что Маша находится не в лучшем расположении духа, и связано это не только с усталостью, я не стал настаивать. Взял бумаги, ознакомился и поставил свои подписи.
— Спасибо, на сегодня всё, если мне ещё понадобится твоя помощь, я тебя вызову, — сдержанно произнесла Курочкина, убирая документы в картонную папку.
— Маш, — я коснулся её руки. — Если он поднял на тебя руку один раз, то это только вопрос времени — когда он это сделает снова.
Следовательница ничего не ответила. Я со вздохом поднялся из-за стола, понимая, что воспитывать её тоже не стоит. На дуру Курочкина похожа не была, надеюсь, что она сделает правильные выводы и теперь уже окончательно пошлёт своего непутевого муженька куда подальше.
— Если он попытается вытворить что-то подобное в следующий раз, сообщи мне, — со строгим видом попросил я.