На следующий день, когда из заводоуправления пришёл человек с приказом о назначении Титова, он столкнулся с неожиданной проблемой.
Мужики категорически отказались его принимать.
— Нас наш начальник устраивает! — сплюнул Андреич, закуривая сигарету.
— Мы против! Это нам работать и план выполнять, поэтому с нашим мнением вам придётся считаться.
Человек из заводоуправления не стал спорить (ему-то что, его дело маленькое), а Рома не стал подписывать приказ.
— Не вижу оснований. По собственному желанию я не уйду, а увольнять меня по статье основания нет, все показатели только выросли, — отрезал Рома.
— Я передам вышестоящему руководству, — ответил явно растерявшийся мужичок.
Я думал, у этой эпопеи будет продолжение, когда наверху получат это донесение о бунте, но ни через час, ни в конце рабочего дня никто больше не пришел.
— Ну что, Ром, всё, можно тебя поздравить? — я подмигнул начальнику цеха в конце рабочего дня.
В этот момент на столе Романа зазвонил телефон.
— Слушаю, да, Клименко, — Рома покивал, покосился на меня и, повесив трубку, сказал: — Егор, приехали!
— Кто? — уточнил я.
— Москвичи!
До приезда комиссии из Москвы вообще-то оставалось несколько дней. Я удивился, но виду не подал.
Рома поднялся со стула, походил по кабинету, а затем остановился у кабинета возле окна.
— И когда будут товарищи проверяющие? — спросил я.
— Они уже здесь… — прошептал Рома.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, ломанулись встречать высоких гостей. Видимо, Сергей Васильевич, узнав все новости, решил поднять ставки. Что же, отличный ход, мы-то подошли к приезду комиссии в полной боевой готовности.
Комиссия на самом-то деле выбрала крайне любопытное время — формально рабочий день у всех был закончен, начальство обычно работало до пяти. Большинство рабочих также разошлось по домам, а значит, у москвичей будет отличная возможность поработать в спокойной обстановке и без лишних свидетелей.
Мы выбежали из кабинета начальника, спустились вниз и у ворот встретились с членами комиссии. Важные проверяющие зашли в цех с таким видом, будто прибыли не просто с проверкой на производство, а буквально на передовую.
Четверо мужчин и одна женщина, все в строгих костюмах, с папками и блокнотами наготове. Их взгляды были цепкими, холодными, профессиональными. Люди, которые давно научились видеть ложь, заслоненную красивыми словами и ловко составленными отчётами.
— Александр Павлович Прутков, — представился мужчина лет пятидесяти, с коротко стриженными волосами и сединой, пробивавшейся на висках.
Он показал Роме необходимые документы, и начальник цеха их внимательно изучил. Я видел, что его лицо оставалось каменным, без улыбки, взгляд тяжёлый, словно при каждом разговоре он оценивал собеседника, решая, лжёт тот в данный конкретный момент или говорит правду.
Сопровождала московскую комиссию Ирина Васильевна Шиляева, это и была помощница директора.
Имена троих остальных я не запомнил, хотя они тоже представлялись. Эти больше слушали, чем говорили, но по тому, как они оглядывали завод, было ясно: ни один из них не пропустит ни малейшей ошибки.
— Ну что, начнём? — Прутков говорил спокойно, но в голосе чувствовалась сталь.
Он говорил так даже не для того, чтобы пугать — это была манера, привычная для руководителей самого высокого ранга.
— Все документы подготовлены. Можете проверять, — ответил Рома.
— А где предыдущий проверяющий? — спросил Прутков у Шиляевой.
Шиляева замялась, бросила быстрый взгляд на Крылова, который стоял неподалёку, и ответила:
— Он… в отъезде.
Прутков хмыкнул, но ничего не сказал. Он раскрыл свою папку, вытащил несколько документов и жестом подозвал к себе двоих членов комиссии.
— Начнём, — сказал он спокойно, но в его голосе чувствовалась холодная сосредоточенность.
Члены комиссии быстро распределились по цеху. Один отправился изучать бухгалтерские отчёты, второй — проверять списания материалов, третий — инспектировать условия труда и соблюдение норм безопасности.
— Мы начнём с документации, — пояснил Прутков. — Затем проведём осмотр склада, проверим соответствие заявленных данных реальности.
Он откинул страницу в своей папке, пробежался глазами по тексту и добавил:
— Все бумаги должны быть предоставлены немедленно, без отлагательств.
Комиссия действовала чётко, без суеты. Эти люди не бегали по цеху в поисках недочётов, они методично изучали данные, сверяя цифры, поднимая старые отчёты, требуя пояснений. Работали молча, слаженно. Ни одного лишнего жест, ни одного случайного вопроса. Такой чёткостью можно было даже залюбоваться — особенно когда знаешь, что беспокоиться тебе не за что.
Крылов стоял в стороне, скрестив руки и постукивая ботинком, ожидая момента, когда всплывёт первая ошибка.
Но этот момент так и не наступал.
Я видел, как хмурился Прутков, перелистывая страницы. Как Ирина Васильевна отмечала что-то в блокноте, но затем молча кивала, соглашаясь с данными.
Проверяли долго, дотошно. Крылов, который в начале всего действа выглядел уверенно, начал нервничать.
Он то потирал руки, то бросал взгляды на каждого из членов комиссии, словно надеясь, что кто-то из них, наконец, скажет: «Ага! Вот оно!»
Но этого не случилось. Члены комиссии кивали друг дружке и иногда бросали короткие замечания — абсолютно спокойные. Наконец, Прутков закрыл папку.
— Всё чисто. Документы оформлены верно, бухгалтерия сходится, отчёты по браку соответствуют нормативам.
Ирина Васильевна посмотрела на меня.
Один из проверяющих перелистал бумаги, пробежался взглядом по отчетам и неожиданно хмыкнул.
— Интересно, — протянул он, поднимая голову. — У вас в накладных совпадают все цифры, даже при сверке с неофициальными журналами.
Я чуть улыбнулся.
— Да, так и есть.
Прутков кивнул:
— А теперь объясните мне, почему у нас тут две версии одного и того же отчёта?
Он развернул лист бумаги, вручил Шиляевой.
— Вот этот — из цехового архива. Все цифры совпадают, даже по неофициальным журналам, как вы успели убедиться. Но вот этот, — он положил рядом второй лист, — из отчета по результатам проверки товарища Крылова. И здесь данные совсем другие.
Крылов, все это время державшийся в стороне, моментально взял ситуацию в свои руки.
— Всё просто, коллеги. Вас, как людей опытных, не проведёшь. Но они пытаются! — он ткнул пальцем в сторону меня и Ромы. — Этот цех подал ложные данные. Очевидно, что недостача была, и теперь они пытаются скрыть её.
Прутков и здесь не изменил своей обстоятельности, не отреагировал сразу. Он просмотрел обе версии документа.
— Интересно, — наконец, сказал он.
Он был опытным человеком и не привык принимать решения на эмоциях. В его мире бумага была не апогеем деятельности, а лишь инструментом.
— Запроси общезаводской архив, — сухо сказал он одному из своих помощников.
Я не стал показывать эмоций, но внутренне усмехнулся. Крылов сам себя загнал в ловушку. Вернее, клюнул на крючок, который я ему подготовил. Архив уже был «скорректирован» нужным образом.
… Некоторое время назад.
— Хочешь отработать свой долг? — спросил я того ушлого незнакомца, которого раньше поймал на попытке украсть документы.
Я объяснил, что в таком случае раз и навсегда забуду его оплошность, как и то, что он был вооружен и намеревался на меня напасть. В том числе тогда, когда вопросом займётся милиция — а она займется.
— Претензий ко мне больше не будет?
— Руку пожму.
Он кивнул, даже не задавая лишних вопросов. Я объяснил ему, что нужно сделать. Всего-то подменить несколько документов в общезаводском архиве на «скорректированные» версии, но не в нашу пользу.
Мне нужно было истинное положение дел.
— Сейчас свяжемся с архивом, Александр Павлович, — проговорил кто-то из младших коллег Пруткова.
И я спокойно кивнул.
Глава 20
В общезаводской архив отправили курьера, а мы остались ждать. Ожидание — худший момент в подобных ситуациях. Оно разъедает нервы, делает воздух в комнате тяжёлым, так что выматывать начинает будто бы само время.
Прутков не глядел в потолок, а спокойно пролистывал бумаги, раз за разом сверяясь с уже имеющимися отчётами. Рома стоял рядом, пытаясь сохранять спокойствие, но я видел, как у него напряглись скулы.
Крылов не упустил момента подлить масла в огонь.
— Ну что, посмотрим, как вы теперь будете выкручиваться, — полушепотом произнёс он с напускным сочувствием, скрестив руки на груди. — Ваши маленькие игры закончились. Подделка документов — серьёзное дело. Если подтвердится, что данные не совпадают, будете отвечать не передо мной, а перед законом.
Я не повёлся. Спокойно посмотрел на него и усмехнулся.
— Врать у тебя получается лучше, чем проверять. Только вот беда… на правду это не влияет.
Крылов сузил глаза.
— Посмотрим, посмотрим… — он явно наслаждался моментом.
Рома нервно сжал кулаки. Я хлопнул его по плечу.
— Всё под контролем.
— Ты так уверен? — тихо спросил он, хмурясь.
— Абсолютно.
Я не стал ничего объяснять, но по моему голосу он понял: я знаю, что делаю.
Прошло ещё двадцать минут. Потом ещё десять. Время тянулось мучительно медленно, но я не показывал ни капли беспокойства. Крылов украдкой поглядывал в нашу сторону, явно выискивая признаки паники. И не мог найти.
И вот, наконец, вернулся курьер, держа в руках толстую папку.
— Документы из общезаводского архива, — сообщил он, протягивая их Пруткову.
Наступила тишина. Прутков молча взял папку, открыл её, вытащил нужные страницы. Медленно пробежался глазами по цифрам, затем сверился с цеховым отчётом.
Тишина становилась всё более давящей.
Крылов, не выдержав, сделал шаг вперёд.
— Ну что? — его голос звучал напряжённо.