— Скажи, — вспомнив утренний курьёз в комендатуре спросил он. — Насколько хорошо вы контролируете свою эмпатию и феромоны? Бывают случайные всплески, вроде как спонтанная реакция организма?
— Бывает всякое, — охотно ответила Прия, облизывая жирные от рыбы пальцы.
Выходило у неё это невероятно чувственно, но у Костаса не возникло ощущения, что она делает это намеренно. Просто всё, что делали женщины этой планеты, почему-то казалось невероятно привлекательным.
— Любое существо в сложных для себя ситуациях способно частично потерять самоконтроль. У кого-то трясутся руки, кого-то знобит, у кого-то губы помимо воли растягиваются в улыбке, кто-то выплёскивает вовне чувства, а кто-то выделяет феромоны. Одни владеют собой лучше, другие — хуже.
— Понятно, — Рам счёл объяснение удовлетворительным.
Вполне возможно, что подружка любвеобильного лейтенанта Фоша и не собиралась выдавать своё присутствие, но просто не сумела сдержаться. Надо доходчивей донести до личного состава недопустимость подобных развлечений в комендатуре.
— Интересный у вас мир, — после небольшой паузы продолжил Костас. — Почитаешь рекламные проспекты — решишь, что планета бездумных потрахушек, прерываемых лишь необходимостью пожрать и чуть поспать.
— На что самый большой спрос, то и рекламируют, — ничуть не обиделась на его слова Прия. — Доешь свой улов и я проведу тебя по кварталу удовольствий. Там много заведений на любой вкус. В одном ты сможешь развлечься, выпить, потанцевать, подыскать одну или несколько подруг для весёлой ночи, в прочих собирается более требовательная публика.
Она подлила вина в свой бокал и предложила Костасу. Тот молча кивнул. Отдыхать так отдыхать.
— У каждого свои фантазии, — продолжила Прия, — и есть заведения, в которых может встретиться ищущие определённых удовольствий. Хочешь — сними памятное эротическое видео у профессионального режиссёра. Хочешь — взбудоражь воображение свиданием вслепую. В буквальном смысле: ты и партнёрша не увидите друг друга от начала и до конца встречи. Твои фантазии совершенно уникальны? Озвучь их — и многие из ищущих новых впечатлений непременно захотят составить тебе компанию. Можешь задержаться в этом квартале на неделю, но при этом вряд ли успеешь испробовать всё.
При мысли о свидании с завязанными глазами у Рама случился приступ острой паранойи, а идея добровольной съёмки в порнушке была настолько нелепа, что даже не казалась смешной. Чем только люди не занимаются…
— Я ожидал увидеть нечто подобное здесь, — признался Костас. — Меня ввело в заблуждение название — “Сад Спутников”. Но, похоже, я принял городской парк за бордель.
— Ты одновременно прав и ошибаешься, — озадачила его Прия. — Это действительно одно из мест работы Спутников и Спутниц, но оно никак не является ни борделем, ни даже домом свиданий.
— И что же это тогда? — удивился китежец.
— Ашах. Боюсь, это слово не имеет точного аналога на всеобщем. Ближе всего, пожалуй, будет слово “храм”.
От этого заявления Рам опешил, пытаясь состыковать в голове образ строгого, мрачноватого сакрального места, увиденный парк вполне невинных развлечений и ожидаемый бордель. Выходила какая-то ерунда, но он тут же напомнил себе, что на этой планете храм и бордель как раз вполне могут совмещаться, да и Зара охарактеризовала Спутниц как нечто среднее между психологом и религиозным деятелем. Остальная галактика, впрочем, была куда более однозначна в определении рода занятий этих особ.
— Как-то это не слишком стыкуется с тем, что я слышал о Спутницах, — дипломатично сообщил Костас.
Он всем существом ощутил веселье и нетерпеливое любопытство Прии.
— А что ты слышал? — оживилась она, сверкнув любопытными глазами.
— То, что скорее пристало служительницам борделей, чем храмов. — признался Рам.
— А разве одно исключает другое? — весело рассмеялась идиллийка и отщипнула очередной кусочек ароматного белого мяса от порядком объеденной рыбьей туши.
— В моём понимании — да, — честно признался Костас. — Но, видно, я просто верю в нечто иное, чем местные. Кстати, а во что верят на Идиллии?
— В счастье, — дала странный ответ Прия.
— В счастье, — повторил Костас и криво улыбнулся. — А что такое — счастье? Ты можешь дать точный ответ? Ведь для каждого оно своё — это самое счастье. Вот для него… — китежец кивнул на кстати подвернувшегося эдемца из “диппля”, находившегося в увольнительной. Дурачина выглядел как ходячая карикатура на армию — дыхательная маска болталась где-то на груди, мундир расстёгнут, из кармана штанов торчит бутылочное горлышко, но зато под руку с ним шла и весело смеялась идиллийская красотка.
— … счастье наступило, — Рам подмигнул Прие.
— У каждого свой ответ на этот вопрос, — развела та руками. — Жизнь каждого на этой планете посвящена поиску своего счастья. Для кого-то оно в удовольствии, для кого-то в любви, для кого-то в творчестве, для кого-то в новых острых ощущениях, для кого-то оно в покое, для кого-то в вечном пути, для кого-то во всём одновременно… В одном мы сходимся — невозможно быть счастливым, когда рядом с тобой кто-то несчастен. Потому мы и стремимся помочь найти счастье всем тем, кто прилетает на нашу планету.
Искренность идиллийки Костас ощущал, но слова всё равно вызвали в нём здоровый скепсис.
— Даже захватчикам? — уточнил он.
Вопреки ожиданиям, китежец не почувствовал и тени ненависти, гнева или страха. Всё та же искренняя непосредственность и тихая радость жизни.
— Большинство из них стали такими именно потому, что не нашли своего счастья, — сказала идиллийка. — Большинство инопланетников долгие годы, с самого детства, несут в душе боль и болезни, оттого озлобились и возненавидели всех, начиная с себя. Наш долг помочь им исцелиться и вернуть себя настоящих.
Ни больным, ни ущербным Рам себя не ощущал.
— Вот тут ты в корне не права, — рассмеялся он. — Война — это не компенсация каких-либо комплексов неполноценности, а банальный делёж и передел прибыльных угодий, не более того. Правда, это с точки зрения тех, кто войну развязал. Для обычного же солдата это либо работа, либо защита своего дома и всего, что ему дорого.
— Это лишь на первый взгляд, — покачала головой Прия. — Идиллия — пример того, как можно жить, не развязывая войн и не разоряя другие миры. Что до солдат, так ведь среди них не так много тех, кого эта работа делает счастливым. Чаще всего это просто приемлемый выход из жизненной ситуации. Мы предлагаем больше. Работу, которая сделает тебя счастливым. Жизнь, которая полностью тебя удовлетворит.
Не будь душа Прии открыта нараспашку, Костас бы счёт, что она ненавязчиво склоняет к дезертирству солдата противника. В том, что она опознала в нём оккупанта, он почти не сомневался. Но идиллийка было всего лишь искренне увлечена разговором и, похоже, просто говорила о том, во что верила.
В другую жизнь для всех. Лучшую жизнь без войн.
— Работа меня устраивает полностью, и даже больше, — китежец отщипнул кусок белого мяса, окунул в плошку с синим соусом, оглядел получившееся творение и с наслаждением съел. — А что до жизни…
Тут Костас вынужден был признать, что жизнь его удалась крайне однобоко: да, он очень прилично зарабатывал, имел отличную репутацию как на Китеже, так и за его пределами, но из всего, что он по-настоящему ценил, у него была лишь Дана. Дочь, теперь уже слишком взрослая, живущая своей жизнью. А дома его, как и прежде, ждали лишь уборка, мелкий ремонт и вечера перед голопроектором в обнимку с бутылкой.
— А какое счастье для тебя? — поспешил Костас перевести разговор на саму идиллийку.
— Мне нравится помогать окружающим, — с искренней, непривычно-открытой улыбкой призналась Прия. — Помогать им понять себя, свою суть, обрести цельность, возвращать в жизнь радость. Мне вообще нравится понимать других, узнавать, что они думают, что чувствуют. Даже в зверях скрыта индивидуальность, что же говорить о разумных во всём их многообразии.
— Вот как, — удивился Костас, оглядывая свою спутницу уже новым взглядом. И тут ему на ум пришёл ещё один персонаж со схожим мировоззрением идеалиста.
— Тебе с моим приятелем пообщаться, — тут же озвучил мысль китежец. — Вы б нашли общий язык: он как ты — тоже малость имеет пунктик на тему “помочь всем”.
— И чем он занимается? — подалась вперёд заинтересованная девушка.
— Он как раз один из тех самых захватчиков, которых ты так всех скопом записала в закомплексованные личности, — ухмыльнулся Рам. — Проблема в том, что он не доверяет людям. Особенно тем, кто хочет безвозмездно помогать другим. Такой вот парадокс.
Строго говоря, последними словами Костас окончательно и бесповоротно выдал свою принадлежность к армии Союза, но на Прию это не произвело особого впечатления.
К оккупантам тут относились с весьма своеобразным интересом, далёким от агрессии.
— Так приводи его сюда, пусть изменит свой взгляд на мир, — предложила она. — Я устрою ему чудесную прогулку и расскажу обо всех возможностях квартала удовольствий.
Рам отрицательно покачал головой:
— А вот это вряд ли. Как я уже сказал — людям он не доверяет. Поэтому ждёт тебя отказ от прогулки и подозрение в желании втереться в доверие.
Ответом ему был искренний звонкий смех и чувства, от который Костас и сам невольно улыбнулся.
— Вы такие смешные, — с истинно идиллийской непосредственностью сообщила Прия. — Пытаетесь казаться не теми, кто вы есть, окружаете себя традиционной ложью, которую называете приличиями, скрываете намерения… Вы умудряетесь оставаться одинокими посреди толпы, а в искренних проявлениях пытаетесь углядеть корысть. Наверное, это всё востребовано в ваших родных мирах, но для нас выглядит очень забавно.
— Наверное, — не стал спорить Костас. — Но в его мире — это необходимость.
— На то и нужны друзья, чтобы помогать посмотреть на себя и мир иначе, — подмигнула ему идиллийка. — Расскажешь ему, что побывал среди страшных коварных идиллийцев и вернулся живой и зд