— А вы, часом, никого из наших алькадов[347] там не встречали? — сжав кулаки, спросил Сантьяго.
— Если и встречала — что это изменит? — печально спросила Эйнджела. — Слово доминионского шпиона против слова уважаемого человека.
Вокруг между тем потихоньку собралась толпа тиаматцев, внимательно прислушивающихся к каждому слову. Причём молча, что уже говорило о проявленном ими интересе.
— Уважьяемый человьек? — послышалось из толпы. — Сеньора, у нас всьё иначье! Пусть докажьет, что чист! Сталью, а не язьиком!
Остальные тиаматцы поддержали эти слова одобрительными криками.
— Это у вас принято на словах доказывать, — снисходительно пояснил Сантьяго, перекрикивая гам толпы. — А у нас всё просто: правду решает поединок.
Эти слова порядком озадачили сержанта. Выходило, что на Тиамат прав тот, кто сильнее? Или он опять что-то не так понял?
— А если против слабого выйдет сильный? — уточнил Чимбик.
— За слабого может выйти его заступник, — пояснил Сантьяго. — Положим, вы можете выйти, заступаясь за вашу сеньору.
Такой подход репликанту понравился гораздо больше. По крайней мере, куда справедливее того словоблудия и канцелярщины, что приняты в Доминионе.
— И для вас не будет иметь значения то, что он не человек? — заинтересовалась Эйнджела.
— Почему не человек? — опешил Сантьяго.
— Я репликант, — объяснил Чимбик. — Искусственно…
— Чушь собачья, — перебил его Сантьяго. — Ведёшь себя по-людски, значит, человек. Всё остальное оставь придуркам, которым, кроме как языками чесать, больше делать нечего. Те сучьи дети, что твою сеньору резали — рождены женщиной. И что, они люди? Нет. Ты спас невесту Максимилиано, значит, человек. Всё!
— Так просто? — озадачился репликант.
— Я же сказал, сложно у тех, кому делать больше нечего. Эти, как их… — Сантьяго прищёлкнул пальцами, вспоминая, — …философы, вот! А мы судим по делам.
— Но Тиамат — часть Союза, — напомнила Эйнджела. — Для всех союзовцев репликант не человек, а я вражеский агент. Вряд ли подобное можно решить дуэлью.
— А что тут решать? — удивился де Силва. — Мы живём своим умом и не лезем в чужой дом со своими правилами. И чужаки не лезут с правилами к нам. Алькад разрешит жить в городе — живи! Кортесы[348] разрешат построить свой город — строй! Если хорошие люди, не жалко, места много! А если плохой… — тут старшина хищно усмехнулся, — …сельва сама вынесет приговор.
— А как же экстрадиция по требованию других планет Союза? — удивилась Эйнджела.
Нэйв, поняв куда идёт разговор, только хмыкнул. Похоже, эта парочка всерьёз решила отыскать новый дом для репликантов. Лично он ничего против не имел: пусть лучше несколько сотен искусственных солдат живут где-то в сельве Тиамат или служат на Китеже, чем выполняют приказы доминионцев.
— Если не преступники — зачем выдавать? — удивился Сантьяго.
— Технически я преступница, — напомнила Эйнджела. — Я шпионила в пользу Доминиона. Я помогла выкрасть сенатора Союза. Да мало ли что ещё я сделала?
— А зачем об этом говорить? — подмигнул ей Сантьяго.
— Си, — хором поддержали его де Силва и Миа под одобрительный гул остальных гостей свадьбы. — Главное, чтобы поручители были надёжные.
— И что, слово поручителя спасёт меня, если вот он, — она ткнула пальцем в сторону Нэйва, — прилетит и скажет, что я опасная преступница? Или что он, — она прижалась к плечу репликанта, — вообще чьё-то имущество?
— Если вы не убийца невинных, не людолов, не педофил, не торгуете опасными наркотиками — то любой, прилетевший по ваши души, может смело валить обратно, — отмахнулся Сантьяго. — Или рискнуть и самостоятельно пойти искать вас в сельве.
Чимбик внимательно слушал. Сержант понимал, что просто так обустроиться не получится, нужны деньги либо что-то, что можно обменять на необходимые для строительства поселения материалы. Значит, при побеге необходимо наведаться в пару банков или хранилищ драгоценных камней и металлов вроде тех, куда сдавались трофеи во время его службы в Консорциуме.
— А как найти поручителя? — спросил Чимбик.
— После свадьбы пойдём к комбату, — хлопнул его по плечу де Силва. — Он напишет рекомендательное письмо, мы все… — он обвёл рукой земляков, — …подпишем. Прилетишь на Тиамат, покажешь в Кортесах.
— Алькады подтвердят подлинность подписей, — добавил Сантьяго. — И всё, формальности соблюдены. Останется заплатить налог на поселение, потом уже как хочешь: или отдельно селись, или договаривайся с кем из алькадов и стройся у него в городе.
— Так просто? — недоверчиво спросила Эйнджела, но, как ни старалась, не чувствовала фальши. — Не зная о нас почти ничего?
— Си, — кивнул де Силва, обнимая подошедшую невесту. — Этого хватит.
Сантьяго оглянулся на них и тихо, чтобы не слышала идиллийка, добавил:
— Простите, но сами мы просто не сможем подтвердить вживую. Но поверьте — подписей хватит. Среди нас нет никого, кому не станут верить алькады.
«Почему?» — хотел спросить Чимбик, но не успел: вдали раздался грохот, безошибочно опознанный репликантом как пуск тактических ракет. Оглянувшись, он действительно увидел уходящие в небо дымные столбы, следы стартовых двигателей. Несколькими секундами позже в небе прозвучали резкие хлопки: ракеты перешли на гиперзвук.
Сопоставив этот факт с прочими признаками вроде сапёрных работ в городе, Чимбик понял, что Доминион перешёл в наступление. Причём успешное. И, судя по словам тиаматца, никому из союзовцев с Идиллии уже не уйти.
Сержант посмотрел на де Силву, обнимающего свою теперь уже жену. На Нэйва, что-то объясняющего Ракше. На остальных тиаматцев. На всех тех, кого считал врагами, и кто неожиданно стал ему ближе союзников.
Впервые в жизни репликант ощутил, что у победы горький привкус.
Глава 21
Планета Идиллия. Город Зелар
Арора Зара готовилась умереть.
Важное событие, на которое следует отправиться в подобающем виде. Надеть любимое платье без посторонней помощи оказалось непросто: спина всё ещё горела при каждом неосторожном движении, и застёжка упрямо ускользала от ставших отчего-то неловкими пальцев.
Раньше с этим всегда помогала соуль. Их общий супруг всегда шутил, что полигамные семьи сложились на Идиллии только потому, что женщины помогают друг другу наряжаться. А мужчинам нужна компания, чтобы дождаться окончания сборов.
Воспоминание вызвало улыбку, но она угасла, едва перед глазами Зары в который уже раз появились небрежно сброшенные в кучу трупы на площади. И залитые кровью разноцветные волосы.
К горлу подкатил ком, но пустой желудок не исторг даже желчь. С того самого дня Зара не смогла заставить себя проглотить даже кусочек пищи, и медикам приходилось кормить её внутривенно. Арора не мешала. Она понимала, что доктора делают всё верно, и даже хотела им помочь, но просто не могла. Стоило попытаться поесть, как тело выворачивало в болезненном спазме.
— Нужна помощь? — в палату вошёл Като, психолог, что безуспешно пытался посодействовать в реабилитации.
Его тёплое беспокойство и желание помочь обволакивали, словно одеяло в морозную ночь. Жаль, что на этот раз холод исходит изнутри самой Ароры, и ничто извне не способно его прогнать.
Кивнув, Зара повернулась к доктору спиной. Тот подошёл и осторожно, стараясь не потревожить заживающие раны, застегнул платье. Глядя на его уставшее, осунувшееся лицо в зеркале, Зара испытала вину. Доктора остро ранила неспособность вылечить пациентку.
Наверное, находиться сейчас рядом с ней было особенно мучительно, но Като не уходил. Он ободряюще улыбнулся ей и осторожно обнял за плечи.
— Тебе не нужно уходить, Арора. Ещё слишком рано. Это мрачное, жестокое время, но ты можешь стать той, кто поможет людям. Даст им надежду.
Надежду… Ароре и самой сейчас не помешала бы надежда, но её не было. Правда в том, что все усилия, все многолетние труды по созданию лучшего мира можно разрушить за одну ночь. Походя растоптать сотни жизней, чувствуя при этом лишь весёлое нетерпение и предвкушение новых зверств.
И она бессильна это предотвратить. Не способна исправить. Зачем жить в мире, где все усилия тщетны? Где всё доброе, что ты взращиваешь годами, перечёркивается автоматной очередью?
Зара не находила ответа.
— У меня нет для них надежды, — тихо сказала она.
Главный врач городской больницы — Аша Тагор — уже готовился перешагнуть порог старости. Развитая медицина, культ здоровья и красоты помогали идиллийцам жить долго и полноценно, но всё же время брало своё. Вокруг глаз девяностопятилетнего мужчины отчётливо виднелась сеточка морщин, мышцы утратили былой тонус, сердце давало о себе знать, начинали побаливать суставы. И это ощущали все окружающие. Он, конечно, мог продолжать «латать» увядающее тело, но, как и большинство идиллийцев, не видел в том большого смысла. Долгая и насыщенная жизнь прожита, всё важное и значимое совершено, так зачем доживать оставшиеся дни тенью себя былого, когда впереди ждёт новое рождение, новая жизнь, новая молодость?
Находились, конечно, и такие, кто предпочитал остаться и вычерпать всё отведённое время. Чаще всего это были учёные, чьи годы и опыт становились бесценным сокровищем. Но они всё чаще с головой уходили в работу, фактически переезжая в лаборатории и исследовательские центры. Или селились обособленно, за городом, не желая вносить диссонансные нотки увядания и слабости в гармонию молодости и жизни.
Пришельцам с других планет такой миропорядок казался странным. Большинство из них верили, что за пределами этой жизни нет ничего, а потому цеплялись за неё, даже прикованные к немощным, полным боли телам. Удивительное устройство мира, по мнению самих идиллийцев. Тратить годы юности и расцвета на изнурительный труд, а затем получать свободу лишь к старости, когда уже не осталось ни сил, ни желания ею воспользоваться.