Тихона, как и договаривались, отправили к доктору вместе с кухней. И вот она, последняя моя ночь в этой усадьбе. Последняя рядом с моей невестой, с которой я даже ни разу еще не поцеловался…
А на самом деле хотелось не столько поцеловаться, сколько обнять. Прижать к себе нечто родное и любимое перед расставанием. Просто прижать и кожей, через одежду ощутить, что кому-то нужен и необходим.
Терпеть не могу прощаться, а уж тем более описывать это. С Настей тяжело простились вечером, я ее даже попросил не вставать утром, чтобы лишний раз не видеть слез – куда там, пришлось еще лишних полчаса убеждать, что люблю, а не хочу поскорее избавиться. Дурдом какой-то!
В общем, все. Поехали мы с генералом сначала за Бородкиным, а потом…
Кстати, Сергей Васильевич мне еще и Афину отвалил с барского плеча. Теперь у меня кроме крепостного Тихона еще и лошадка имеется. Так, глядишь, вообще помещиком-мироедом в этом мире заделаюсь. Да уж…
К барьеру!
Бороздин с первых же минут стал выспрашивать по поводу нашего с доктором открытия.
– Ну, как вам объяснить, Михаил Михайлович, это видеть надо. Йод на вас вряд ли впечатление произведет, да и времени у нас нет, чтобы в лаборатории Филиппа Степановича развлекаться. А вот этот металл, – я протянул Бороздину алюминиевую вилку, – вас, может, и удивит.
Далее уже стандартное удивление и расспросы. И мои, зачастую неуклюжие, попытки прекратить обсуждение этой темы.
– Понимаете, я этот металл привез из Китая, но современной науке мало иметь образец, нужно описание процесса его получения. И чтобы по этому описанию тот же результат получился у других ученых.
Я почти уверен, что знаю, как получить это вещество из обычной глины…
– Как так из глины???
– Именно из глины. Глина – руда этого металла. Я уверен. Но, чтобы доказать это, мне нужна хорошая лаборатория. Надеюсь, что Академия наук таковую предоставит.
Через полчасика подсадили доктора с его скарбом, ну и… Поехали, в общем.
Как там было у Макаревича: «Вагонные споры – обычное дело, когда уже нечего пить…» «Пить» у нас, само собой, было, но не заниматься же этим сразу. Да и не очень удобно. А пока разговоры, разговоры, разговоры…
Генерал практически сразу определил тему как самый старший из присутствующих: война с турками. Не возражать же! Мне было бы интереснее пообщаться с Бородкиным на предмет наших дальнейших планов в науке, но приходилось считаться с реалиями данной поездки и чином генерал-лейтенанта.
Мне-то ведь по большому счету совершенно по барабану, что там творится на Дунае и в его окрестностях. Не могло мое появление в этом мире что-нибудь всерьез изменить. Война продолжится еще полтора года, скоро вроде должен заболеть и умереть Каменский, ему на смену придет Кутузов и поимеет турок в своем обычном стиле: с минимальными потерями. Могу слегка ошибаться, но что-то в этом роде. У истории чудовищная инерция, и раздавленная в рассказе Брэдбери «И грянул гром…» бабочка на самом деле не могла всерьез на ход этой самой истории повлиять. Я могу. Но в перспективе. Если хотя бы один из нас троих доедет до Петербурга, то сброшенный мной камешек наверняка стронет лавину. Это вам не бабочка. Но пока еще ничего не изменилось. Пока я еще только еду в столицу…
Вспомнилось: «Штирлиц ехал в Берлин, он ехал работать…» Ну чисто про меня. А ведь работы еще…
Кстати, а вы ездили на комфортабельных туристических автобусах в туристические путешествия? Мягкие кресла, ровный в основном асфальт… На котором часу раздражать начинает? На втором? На четвертом? И это еще как минимум с музыкой, а то и с видеофильмами.
А тут, понимаешь, только собеседники. И карета, хоть и рессорная, но уж совсем не мягкое кресло международного автобуса, летящего по магистрали…
Ну, то есть ягодицам не очень комфортно. А если верхом?..
Представьте себе, как Д’Артаньян скакал от Бретани до Парижа? Кошмар! Я в карете уже умучался.
Начало темнеть, мы давненько обогнали Тихона с кухней, и на благо постоялый двор все-таки встретился.
Так себе зданьице. Но все же можно переночевать в горизонтальном положении. Да и горячего на ночь глядя поесть.
Внутри достаточно пусто, но парочка молодых мужчин в статских мундирах имелась. И уже явно успела поддать.
Мы заняли отдельный стол, наскоро перекусили, и генерал с доктором отправились к себе в комнаты. Черт меня дернул задержаться. Захотелось еще с коньячком покайфовать придурку… Да и Тихона нужно было дождаться.
– Рад приветствовать в местном клоповнике благородного человека! – подошел ко мне один из посетителей постоялого двора. Я молча кивнул, и пришлось сделать приглашающий жест в сторону стула присутствующего за данным столом.
– Разрешите представиться: Кнуров Сергей Аполлонович. Местный помещик. С кем имею честь?
Я представился.
– Какими судьбами в наших краях? Я, извините, о вас не слышал.
Пришлось опять лепетать про Америку и путешествие через полглобуса. Сглотнул. Но тут же, как водится, стал интересоваться по поводу всевозможных заграниц. Когда услышал о том, что я был гостем Сокова, лицо моего собеседника слегка напряглось. Или мне показалось?
– Не желаете партию в фараон? При дорожной скуке ведь хочется развлечься? – Ух ты, как глазки хищно разгорелись!
Фигушки! В преферанс я бы вас еще раздел, а во всякие непонятные игры – увольте. Нет, «преф» – это вещь. А я прошел очень неплохую школу: работал в военном училище и играл с офицерами. Это фирма! Потом научные сотрудники, когда мы садились играть, слушая про то, что моими партнерами раньше были «звезднопогонники», покровительственно ухмылялись… Но расплачивались исправно. Хоть и удивлялись. Сильно удивлялись.
Про фараон я помню только: «Тройка, семерка, туз». Не более. Не буду.
– Благодарю за приглашение, но в карты не играю. Вообще предпочитаю надеяться только на себя самого, а не на удачу. Извините. К тому же и спать уже хочется.
– Не уделите нам с господином Рыльским, – мой собеседник указал рукой на своего товарища, – еще несколько минут? По бокалу вина хотя бы. Оно удивительно неплохое для такой придорожной дыры…
Ну что же. Крепче спать буду…
– Благодарю вас. С удовольствием.
Хотя никакого удовольствия, находясь в данной компании я, честно говоря, не испытывал. Не знаю почему. Оба собутыльника были типичными холеными дворянчиками, оба выглядели в высшей степени аристократически, может быть, даже слишком. Не исключено, что именно эта нарочитая, вычурная их «дворянскость» и производила довольно неприятное впечатление. А еще «букет» из запахов парфюма и пота. Было им лет по двадцать пять – тридцать, практически ровесники, но в прическе Кнурова уже прорезались заметные залысины. Хотя женщинам такое зачастую нравится. К тому же, повторюсь, в облике обоих совершенно конкретно чувствовалась ПОРОДА. Таких хоть в сермягу одень – без ошибки узнаешь человека высшего света.
– Как погостили у Соковых? – начал разговор Кнуров.
– Благодарю вас, замечательно провел время.
– Странно, я слышал о подполковнике и его семье весьма нелестные высказывания. Особенно по поводу гостеприимства его имения.
– Сергей Аполлонович, – постарался быть вежливым я, – если вы хотите, чтобы наша беседа протекала со взаимным уважением, то попрошу вас высказываться о хозяевах дома, который дал мне приют, только в хорошем смысле. Тем более что вы сейчас говорили в смысле дурном о моем будущем тесте.
Ну и кто меня за язык тянул? Идиот – он и в девятнадцатом веке идиот. Я сразу понял, что накачал себе на голову проблемы. И немалые.
Тут как бы следовало написать: «Ни один мускул на его лице не дрогнул, но в глазах сверкнула ненависть…» Не бывает так. Ненависть не может «сверкать в глазах», чувства передает все-таки мимика лица, мгновенная, долесекундная, но именно она.
Лицо Кнурова осталось невозмутимым, но ненавистью и злобой от него полыхнуло вполне однозначно…
– Тогда за вашу невесту! – поднял бокал уже вполне захмелевший Рыльский.
– Я бы не стал на твоем месте поздравлять господина Демидова с такой партией, Александр Игнатьевич. – Этот самый Аполлоныч обращался к другу, а смотрел в глаза мне. Я и отреагировал соответственно:
– Простите, я пока не очень разбираюсь в правилах хорошего тона российского дворянства, но вы позволили себе пренебрежительно высказаться относительно девушки, которую я люблю. И которая согласилась стать моей женой. Потрудитесь либо объясниться, сударь, либо взять свои слова обратно.
Я понял, что проиграл. Я сделал именно то, чего от меня и добивались. Непонятно только, зачем это понадобилось данному лощеному дворянчику. Жить ему, что ли, скучно?
Этот мерзавец, которому я уже был готов вколотить его мерзкие слова в глотку вместе с зубами, выразил на своем лице полное удовлетворение и начал вещать:
– Я, сударь, всегда отвечаю за свои слова и всегда готов привести доказательства им. Но когда меня об этом просят вежливо. Вы стали не просить, а требовать. Требовать от меня ничего нельзя. Поэтому вы должны извиниться за ваш повышенный тон в обращении ко мне. Тогда, вероятно, останетесь живы.
– Я сформулировал свою просьбу предельно вежливо, так что вы либо приведете доказательства своих слов, либо…
– Милостивый государь, – этот господин стал общаться со мной предельно официально, – вы, как я понимаю, обвинили меня во лжи. Поэтому будьте любезны либо принести извинения, либо приготовьтесь к тому, что наши разногласия будут разрешены металлом.
Эка загнул. Уважаю! Но убью на хер. Все именно к этому и идет. Вот ведь отъехал на пятьдесят верст от усадьбы… Но отступать некуда.
– Немедленно принесу вам извинения, как только вы соизволите объяснить свои грязные намеки (гулять так гулять – отступать все равно некуда) по поводу моей невесты.
– Я? Грязные намеки? – Мой визави был просто счастлив, услышав эти слова, он даже и не надеялся, наверное, поиметь такой повод. – Милостивый государь, вы отдаете себе отчет, что обвиняете меня во лжи?