Ух-да… Ощущения сродни холодной струйки воздуха, бьющей в тебя из кондиционера во время адской жары. ТРИСЬ! Еще… Ооо… еще…. Да… да-а-а-а-а…
Фух, это было просто офигенно!
ЖРАТЬ!
Голод как внутримышечный укол, впрыскивается в мозг так болезненно, что хочется кричать и дёргаться! Завыть, сдавив булки. Больно и неприятно! А самое отвратительное — неожиданно.
Чем я занимаюсь… У меня вообще инстинкт самосохранения присутствует? Алло! Ты где? Всё нормально, я его чувствую. Он есть! Возможно, он то и побудил меня повеселиться с сухой палкой, иначе как объяснить густую слизь, вытекающую из моих пор. Да так обильно, что палка уже давно не сухая, а влажная. Даже скользкая! И вдруг, это случилось: мой кончик, то есть хвост, то есть задний конец тела, беспрепятственно болтается из стороны в сторону! Пробую отвести его в сторону, подальше от палки, — есть! Получилось!
— Отто! — кричит девчонка. — Ты набрал веток?
Отто? Пха! Ну и имечко у тебя, паренёк. Европейское?
— Собираю! — кричит в ответ Отто.
— Тогда я несу уголь!
— Неси!
Надо торопиться, иначе окажусь жареной закуской маленького гурмана, не побрезгавшего даже склизким, извивающимся червём. Любопытно, что он еще мог себе в рот положить, когда родителей нет рядом? Ладно Я: ел песок, жевал траву, грыз тараканов, проглотил саранчу. Чтобы утолить жажду — лизал лёд, покрывший окоченевшее тело соседки (её неудачно откинуло взрывной волной в единственно сохранившийся водослив крыши, далее пожар, снег растаял и начал литься струйкой на останки). Мне сказали, что так вода слаще, и не обманули. Я смотрел ей в глаза и лизал. Лизал и лизал. Такой вот леденец из разлагающегося тела.
Но жрать червей — никогда! Фу, мерзость. Хотя, был у меня друг, который после дождя собирал доверху алюминиевые банки скользкими созданиями. Вечером заварит дождевую водичку в баночке, накидает червяков, что пожирнее, и растягивался в сытой улыбке, наслаждаясь вкусом мяса. С его слов я понял то, что вкус можно сравнить с куриным бульоном, в который, вместо соли и перца, сыпали пепел и залу. Вкуснятина, особенно когда ничего не жрёшь уже третий день к ряду.
С хвоста капает на пол.
Отвожу хвост в сторону и чувствую, как моё влажное тельце начинает скользить вниз, к земле. Вращаясь вокруг палки, начинаю раскручиваться. Голова кружиться. Оборот. Еще оборот. Расслабив тело, я соскакиваю с палки на сухую землю, и покрываюсь весь песком. Новые ощущения тут как тут: вибрации, исходящие от земли, проносятся лёгкими уколами тока сквозь меня, и я словно вижу. Нет, не наяву. Словно на меня давит со всех сторон, но с переменным давлением; где-то сильно, где-то послабее. Ощущаю, как в паре метров от меня суетиться пацан, поднимая с земли ветки. Новая порция вибрации, и я ощущаю, как к нам бежит девчонка.
— Отто! — кричит она взволнованно. — Где твой червячок?
У меня в штанах! Ладно, я шучу. Надо быстро съёбывать, пока не засекли. Песок и листья, валяющиеся на земле, налипают на меня как цыгане на Черкизоне, затрудняя мои движения. Я, вроде, ползу, а вроде перекатываюсь, потом извиваюсь как змея. И как двигаться правильно — я не знаю!
— Червячок! — зовёт меня пацан, а затем делает паузу, ожидая, когда я ему отвечу. — Ты куда пропал?
— Поди проглотил его, пока я уходила? — с издёвкой спрашивает девчонка у сопляка.
— Я? Зачем? Я искал ветки, как ты и сказал!
Парень, не оправдывайся, у баб всегда своя правда. Ты всё равно не прав, даже когда дважды прав. А если позволяешь себе сказать “как ты и сказала”, то уже всё, яйки твои у неё в руках, и крутить она ими будет как захочет. Иди, повесь их на гвоздь, и займись настоящим делом! Нехер шастать по кустам в поисках приключений.
— Давай в траве поищем, — предлагает парень.
Девчонка громко фыркает, явно не довольная тем, что он облажался, но мне-то уже похеру на ваши траблы. Извиваясь, я ускользаю из рук двух малолетних живодёров, но куда ползу — хер его знает. Что точно знаю — ползу подальше от вибрационных волн, испускаемые двумя детьми. Глаз у меня нет — это уже точно. А нужны они мне? Если чуть-чуть приноровиться, то и руки с ногами не понадобятся. А вот что точно сейчас нужно — это пожрать! Пиздец как хочу жрать…
— Отто, смотри, ворона с ветки спрыгнула в кусты!
После этих слов, сказанных с какой-то обречённостью, я ощутил нахлынувшие на меня волны от объекта, припавший к земле совсем рядом. Ворона… И что она хочет? Может, она прогуливается? Или решила на меня взглянуть? Да и чего это я так напрягся, подумаешь — ворона! Я ей не интересен. Она, поди, вон насекомых ищет, может кусочек мяса где учуяла, или червячка земляного увидала. Я ей точно не интересен. Ага… Ползём дальше.
— Она хочет съесть моего червячка! — завопил пацан. — А ну брысь!
Волны топота и волны робких, крохотных прыжков, двинулись на меня со всех сторон. Я оказался в эпицентре. Я оказался на острове в момент землетрясенья!
5 баллов.
7 баллов.
9 баллов.
Пошёл резкий подъём. Опять внутри всё сжало уже который раз за день! Вдруг резкое ускорение, тряска и покачивание из стороны в сторону, как в тот день, когда нас эвакуировали из города на вертолёте.
Металлический пол был залит кровью и усеян стреляными гильзами от автомата. Вокруг кричали женщины, мужчины. Истошно ревел новорожденный ребёнок на руках старухи, которая заботливо его завернула в клетчатую рубаху. Возле наших ног, на носилках, лежало тело. Без рук, без ног. Осталась голова с зелёными глазами, смотрящими на меня сквозь морфиновую пустоту. Кровь сочилась сквозь его одежду, пропитывая всё вокруг. Тонкая струйка затекла маме под ботинок, и она задрала ноги. Человек был жив. Накачанный всем, чем только можно, он держался из последних сил, но дух его почти уже испустился.
Стоявший рядом мужчина в военной форме достал шприц, присел на колено возле носилок. Окинул тело взглядом. И, выдохнув, сказал:
— Всё… больше я нихуя не могу сделать, братан… — и вколол.
Зелёные глаза моргнули. Затем еще раз, но медленнее. И на третий раз веки застыли где-то не середине, оставив видимыми белки глаз.
Из кабины пилота высунулся мужчина в шлеме, похожем на аквариум. Найдя взглядом того, что сделал укол, он спрашивает у него:
— Успели?
— Нет…
— Взлетаем?
— Да…
Мужчина с пустым шприцем в руке выпрямился. Пробежался глазами по головам пассажиров. Завидев меня, он убрал шприц, и начал стягивать силиконовые перчатки. Они были как вторая кожа, от которой он вдруг захотел избавиться. Защитный слой, пропитанный чужой кровью, больше ему не был нужен. Он хотел сделать что-то полезное. Помочь тем, кто в помощи не нуждался. Перчатка со шлепком слетает с его ладони, выбрасывая в воздух облачко пыли из талька. Тальк медленно оседает на пол, оседает на застывшей улыбке зеленоглазого паренька, как снег оседает на его ресницах. И даже, когда его лицо исчезает под куском брезента, тальк продолжает оседать, свертываясь в кровавые комочки.
Мужчина переступает через тело. Подходит ко мне, садится на колено. Его лицо переполняет грусть, но завидев меня — он начинает улыбаться. Его ладонь скользит в небольшой подсумок на его бедре и выуживает из него CD плеер c наушниками, напоминающими девчачий ободок.
— На вот, надень, — говорит он. — Тебе понравиться. Это самый охуенный припев, который только могли сочинить!
Мачехе было абсолютно похуй на происходящее.
Два красных поролоновых диска прижимаются к мои маленьким ушам.
Вертолёт сильно затрясло.
Мужчина нажимает кнопку “PLAY” на плеере.
Вертолёт начинает взлетать, и я слышу голос пацана:
Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы — это тихий рояль…
Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы — это тихий рояль…
С хвоста капает на пол.
— Отто! — вопит девка. — Ворона схватила нашего червячка!
— Стой! — кричит парень. — Стой!
А-А-А БЛЯ! Что происходит? Чувствую, как костлявые пальцы… нет, скорее даже голые кости, сжимают меня, болтая во все стороны! Прекратите! Так, а это что? Что-то влажное и шершавое трётся о мою кожу, затем пытается свернуть в комочек, как соплю, обвивает меня, обдав теплом. И влажно. Здесь влажно как в тропиках. Отчасти, мне даже приятно. Продолжай лизать меня… Ой, не так сильно, мне больно!
Вдруг стало тесно. Очень тесно! Так тесно, что как будто меня сложили гармошкой и пнули в спину, а я радостный дурачок лечу вниз внутри узкой горки похожей на трубу, даже не понимая в какой жопе оказался!
— Нет! — с трудом слышу крики пацана. — Она сожрала моего червячка! Тупая ты птица!
Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы — это тихий рояль…
Глава 7
Меня сожрала птица? Вот это поворот. Не успел появиться на свет, как тут же стал лёгкой закуской.
Не подавись, птичка!
И спасибо, что без боли, без мучений, без расчленёнки! Был бы я на твоём месте — покрошил бы на мелкие кусочки, а потом, с наслаждением, насаживал бы их на вилку и ел. Но птица не я, она тупая, заглотила целиком, даже не насладившись моей вкусной плотью.
Но мне всё равно приятно, словно я очутился у себя дома в тёплой постели. На меня наваливается дюжина потных пышек и трутся своими тёплыми сиськами о моё лицо, тело. Опускаются ниже, щекоча меня своими кончиками волос. Ниже — и кто-то щекочет мои волосатые ляжки, тянет пальцы к прибору. Какие жадные баба! Одна схватилась за мой рычаг со всей силой и начинает тянуть! Тянет и тянет! Их пот течёт тонкими струями, быстро меня увлажняя. Он липкий и густой. И в какой-то момент моя кожа начинает гореть! Пот обжигает, как огонь или кислота!
Да что происходит, мать вашу!
До меня начинает доходить: я проскочил через глотку, и сейчас нахожусь в желудке. Полностью погрузился в желудочную кислоту, бултыхаясь в ней, как тонущая собака в бассейне, пытающаяся удержать голову на поверхности. Как жжётся! Это невыносимо. Долго я так не протяну, надо что-то делать! А что? Выйти как зашёл? Можно попробовать выйти через задний проход, но успею ли я… Может попробовать методику, которая уже спасла меня один раз? Похуй, живём один раз!