Последние слова Джулия произнесла с такой горечью и злобой, что меня бросило в холодный пот.
– Мы могли бы просто сбежать, – тихо произнёс Лоренс и поднял глаза на Джулию. В них не было ни осуждения, ни обиды – только странное чувство, уютное, как запах корицы, от которого на языке появлялась горечь, а в груди разливалось тепло.
Джулия покачала головой.
– Только не ты. Ты бы не бросил отца. И мне не позволил бы оставить мастерскую.
Лоренс думал всего секунду:
– Мы могли бы сбежать и обвенчаться, а потом вернуться. С этим даже твой отец ничего не смог бы сделать. Он – добрый прихожанин и чтит узы, скреплённые в церкви.
Лицо Джулии исказилось от боли.
– Я сейчас жалею только об одном – что испугалась скандала и не пошла против воли отца. А сейчас уже поздно.
– Ничего подобного.
Холодный голос произвел эффект схожий с ударом грома посреди ясного неба. Все, кто находился в комнате, начиная с «гусей» и заканчивая Лоренсом, уставились на меня, и только тогда я осознала, что этот голос – мой.
Эллис кашлянул с намёком и глянул искоса:
– Леди Виржиния, боюсь показаться неотесанной дубиной, но не поясните ли вы, что имеете в виду? – поинтересовался он с непередаваемой интонацией – нечто среднее между угрозой, издёвкой и восхищением.
Что ж, леди Милдред всегда учила, что начатое нужно заканчивать. Даже если начало было… гм… спонтанным.
– Ещё не поздно обвенчаться. Конечно, нет сомнений в том, что виновны и вы, мисс Дюмон – в краже, и вы, мистер Уэст – в лжесвидетельстве. С другой стороны, – повысила я голос, стараясь благородно игнорировать Эллиса, ухмылявшегося самым бессовестным образом, – кража выходит не совсем кража: картина является собственностью Уэстов, а вы, мистер Уэст, наверняка бы отдали мисс Дюмон что угодно, не только картину.
– Да, да, – жарко подтвердил Лоренс. – Я и сейчас ей отдам… что угодно.
Джулия под его взглядом сконфуженно потупилась, сцепив пальцы в замок.
– Что же касается ложного свидетельства, то по законам Аксонии близкие родственники могут и не свидетельствовать друг против друга, – продолжила я невозмутимо. – Жених и невеста – достаточно близки друг другу, разве нет? Конечно, мисс Дюмон и мистер Уэст официально не обвенчаны, но это, право, формальность, которую легко исправить. Вы можете проехать в собор Святого Валентина и совершить все необходимые церемонии. – Я глянула на часы, чтоб убедиться. – Сейчас ещё достаточно рано, целый день впереди. Если захотите – то успеете всё сделать до полудня. А там уже и мистер Норманн подъедет к собору и, если пожелает, арестует вас прямо на ступенях.
– Ну уж нет! – искренне возмутился Эллис. – Никуда я не буду подъезжать! Знаю я этих подозреваемых – отвернёшься на секунду, а они тут же сбегут из Бромли, а то и вовсе из Аксонии. Нет уж, – повторил он сердито. – Если и поедете в собор для венчания, то только под моим присмотром… и на машине Управления!
Я поперхнулась глотком кофе.
– Простите, что?
– Что слышали, – неласково буркнул Эллис, скрещивая руки на груди. – И вообще, для венчания нужно два свидетеля, со стороны жениха и со стороны невесты. Кстати, вы, леди Виржиния, свободны на ближайшие несколько часов?
– Нет.
– Прекрасно, значит, будете свидетельницей со стороны невесты. А я, соответственно, со стороны жениха, – подытожил детектив и напустился на замерших в полном недоумении Лоренса и Джулию: – А вы что глазами хлопаете? Или передумали уже? Как трагедию ломать про несбывшиеся мечты и несвершившуюся свадьбу – так вы первые, а как брать судьбу в свои руки и что-то делать – так сразу шаг назад?
– Мы согласны ехать немедленно, – быстро ответил Лоренс, перегнувшись через стол и взяв Джулию за руку. – Правда ведь, любимая?
Мисс Дюмон недоверчиво моргнула – и вдруг улыбнулась. На мокрых ещё от слёз щеках заиграли ямочки, и от этого она стала одновременно и старше, будто разом догнав свой настоящий возраст… и невыразимо прекраснее.
– Да, – произнесла она негромко и хрипло, но уверенно. – Едем хоть сию секунду… Ох, а как же вуаль? И цветы? Красную ленту для обряда нам дадут в соборе, но вуаль…
Я мысленно попросила прощения у леди Милдред за то, что посягаю на её память, а вслух сказала:
– Полагаю, что в сундуках Валтеров найдётся одна подходящая вуаль. А что до цветов… Как вы относитесь к белым розам?
– Это символ любви, воспетый многими художниками, – мечтательно вздохнула Джулия, прикрывая глаза. Я кивнула довольно и подхватила колокольчик, подзывая служанку:
– Магда! Возьми цветы из моей спальни и перевяжи их лентой! Мне нужен букет, и немедленно.
За вуалью я отправилась сама. Вслед за мною выскользнул из гостиной и Эллис, оставив влюблённых наедине – условно, разумеется. Бдительный Прайм ведь так и стоял у дверей, сторожа «подозреваемых» и нервно пощипывая вислые усы.
– Эллис, что вы творите? – прошипела я, сердито одёргивая платье на ходу и чувствуя себя донельзя глупо. – Ладно – у меня случилось помутнение рассудка, но вы-то как в это ввязались? Какой демон подговорил вас поддержать глупую затею?
– Моя троюродная тетушка Сибил говорила, что если не можешь остановить бунт – возглавь его, – весело подмигнул детектив. – А кроме того, это было забавно. Виржиния, вы не возражаете, если я на кухню загляну? От этих издевательски маленьких пирожных только аппетит разыгрывается.
– Не возражаю, – вздохнула я. – Только, ради всех святых, не врывайтесь туда сами. Попросите Стефана проводить… Нет, не Стефана. У меня же теперь новый дворецкий, то есть помощник дворецкого… Чемберс его зовут, Говард Чемберс. И в лицо вы его пока не знаете. Словом, стойте здесь, я пришлю к вам человека!
Разумеется, безумная свадьба все же состоялась.
Мы с Эллисом были свидетелями, рассевшиеся по церковным скамьям «гуси» сошли за гостей, а священники из собора Святого Валентина традиционно не удивлялись никаким странностям венчающихся – в конце концов, и не такие чудные парочки оказывались в этих стенах. Так или иначе красная лента связала руки счастливых влюбленных, в храмовой книге появилась новая запись, а в Управление поехали сдаваться и писать добровольное признание уже мистер и миссис Уэст.
Газеты мусолили эту историю недели две, не меньше, хотя официальная версия отличалась от известной мне так же, как принарядившаяся к балу леди – от невыспавшейся угрюмой служанки.
В «Старом гнезде» каждый вечер собиралось столько любопытствующих гостей, что и яблоку негде было упасть.
Я же заранее предвкушала, что скажет теперь дядя Рэйвен, и придумывала запутанные оправдания.
Словом, всё было как всегда.
«Бромлинские сплетни»
Выпуск от … дня … месяца … года
ВСЕПОБЕЖДАЮЩАЯ СИЛА ЛЮБВИ,
ИЛИ НАСТОЯЩЕЕ ИСКУССТВО
(отрывок)
…свои мотивы обвиняемая объяснила просто: головокружение от любви.
Новоиспеченная миссис Лоренс Уэст (прежде – мисс Дюмон, прим.ред.) утверждает, что подделку разоблачила не сразу. Роковую роль сыграли два обстоятельства. Во-первых, среди искусствоведов и поклонников Нингена давно ходили слухи о так называемой «утерянной Островитянке», о которой точно известно было лишь то, что на картине якобы присутствовало изображение туземной лодки. Во-вторых, подделка была написана ещё при жизни самого мастера – как сейчас выяснилось, одним из его учеников, Эриком Пулом. Есть версия, что Эрик Пул не преследовал никаких преступных целей, рисуя свою «Островитянку», а всего лишь подражал любимому мастеру. После смерти Эрика талантливая имитация попала к его брату, Льюису Пулу. Тот долгое время хранил её как зеницу ока, но, увы, грех винопития оказался сильнее памяти о покойном родиче. Льюис Пул продал подделку мистеру Уэсту-старшему, выдав её за оригинал.
Конечно, на слово владелец галереи подозрительному продавцу не поверил и отнёс картину для экспертизы в знаменитую мастерскую Дюмон. К сожалению, талант Эрика Пула и год написания картины, совпавший с последним годом жизни Нингена, затруднили процесс распознания подделки. Чтобы удостовериться в принятом решении, мисс Дюмон втайне от заказчика, Лоренса Уэста, направила письмо своей кузине Эстер Бонне, младшей дочери Нингена…
…преследовал свои цели. Умолчав изначально о том, что его «Островитянка» – всего лишь имитация работы Нингена, Льюис Пул решил шантажировать мистера Уэста разоблачением, когда понял, какая шумиха поднялась вокруг картины. К счастью или к сожалению, но обратился шантажист не к хозяину галереи, а к его сыну, Лоренсу, который отмахнулся от угроз, сочтя их бреднями пьяницы. Тогда, в порыве гнева, Льюис Пул вступил в преступный сговор со своим приятелем альбийского происхождения, неким Шоном по прозвищу «Лохматый»…
…ответ пришел незадолго до выставки. Мисс Дюмон поняла, что картина на самом деле – подделка, и испугалась, что если этот факт станет известен широкой общественности, то будет испорчена репутация не только реставрационно-экспертной мастерской, но и галереи – а значит, пострадает и Лоренс Уэст, к которому мисс Дюмон испытывала глубокие романтические чувства. Со свойственной влюблённым безрассудностью, мисс Дюмон решила спасти репутацию Уэстов самостоятельно, не ставя их в известность об этом. Выкрав ключ у Лоренса Уэста, отважная девушка пробралась накануне выставки в галерею и забрала злосчастную подделку…
…не обнаружив картину на месте, пришел в ярость и убил своего подельника и наводчика. Перед смертью Льюис Пул то ли в приступе раскаяния, то ли из желания отомстить попытался написать своей кровью подсказку для Управления спокойствия – «всё ложь», то есть сообщить о том, что картина на самом деле – поддельная.
…обнаружил пропажу ключа и понял, кто мог его забрать…
…не в силах ни обвинить возлюбленную, ни смотреть на муки отца, решил взять вину на себя…
…благодаря самоотверженным действиям детектива Норманна, убийцы Люиса Пула были схвачены…