У меня из груди словно разом вышибло воздух. В глаза как песку сыпанули.
– Леди… вам дурно?
Усилием воли я совладала с собою и улыбнулась.
– Все в порядке. Я… задумалась, да, просто задумалась.
Так же, как прежде, играл оркестр, пары летели в вальсе, снисходительно смотрели с громадных портретов мертвые королевы и короли. А я и впрямь погрузилась в размышления. Было нечто в словах Крысолова, что задело очень-очень важные нотки в моей душе. Стало тревожно и неуютно, как ночью в пустом парке, когда появляется странное чувство всепонимающего взгляда, направленного прямо в сердце.
По правде говоря, если б мне то же самое сказали, предположим, Эллис или дядя Рэйвен, я бы только отмахнулась. Что они, сильные мужчины, могут знать о жизни хрупкой леди, вынужденной в одиночку управляться с целым графством? Даже двумя графствами, если вспомнить о том, что изначально владения Эверсанов и Валтеров принадлежали разным семьям. Вот, к примеру, Абигейл… Ей не нужно было ничего объяснять. Но, кажется, именно от нее я слышала нечто подобное словам Крысолова – незнакомца, который не знал обо мне ничего, а потому имел право говорить что угодно, не боясь обвинений в предвзятости.
«Виржиния, дорогая моя, ты слишком часто говоришь о том, что должна сделать, и почти никогда – чего хочешь!» – сетовала леди Абигейл.
А чего я хочу?
Пожалуй, невыполнимого. Вновь увидеть отца и рассказать ему, что теперь-то я понимаю – его строгость была от любви, он просто не хотел, чтоб дочь повторяла его ошибки. Обнять мать и признаться, что ее простые песенки у изголовья кровати нравятся мне куда больше, чем изящные марсовийские баллады на роскошных поэтических вечерах в нашем доме; и все те возвышенно-утонченные доморощенные певички с презрительными взглядами и мизинца ее не стоят, и ей нечего стыдиться своих корней. А потом… потом присесть на ковер у кресла, в котором бабушка неспешно раскуривает трубку, и, прижавшись щекой к старомодным, жестковатым бархатным юбкам, слушать, слушать, слушать истории о тех краях, в которых мне никогда не достанет смелости побывать.
Я хочу снова стать младшей в семье, маленьким хрупким сокровищем, купаться в любви и заботе – и самой любить, помня теперь о том, что все на этом свете имеет конец.
– Леди Метель, танец закончен.
– О, простите, не заметила, – я снова улыбнулась. Кажется, вышло не слишком искренне.
– Вы бледны, – Крысолов не спешил выпускать мою руку. – Простите. Я сказал больше, чем следовало… Вы не хотите посмотреть на звезды? Прямо сейчас, – предложил он внезапно.
– Что? – от неожиданности я рассмеялась. – Метель ведь, какие звезды!
– Если вам угодно, мы можем заключить пари, – он слегка склонил голову к плечу. – А можем просто пойти и проверить, так ли это.
«Пари? Это может быть полезным», – промелькнуло у меня в голове. Конечно, рискованная затея, но что может потребовать незнакомец на маскараде? Разоблачение, танец, поцелуй? Последнее больше подошло бы напористому Фаулеру, чем загадочному Крысолову, но как знать…
В крайнем случае всегда можно сослаться на пресловутую честь леди и, пылая праведным гневом, покинуть настойчивого поклонника.
– Предпочитаю пари, – я улыбнулась невинно.
– На каких условиях? – охотно подхватил игру Крысолов, и мне стало не по себе. Неужели все идет по его плану?
– Если права я, и звезд не видно, то вы снимете свою маску. А если правда на вашей стороне… – я многозначительно умолкла, предоставляя Крысолову право следующего хода.
– Если прав я, то вы мне подарите еще одну встречу. Тогда, когда я попрошу вас об этом.
– Только встречу? – осторожно уточнила я. Очень хотелось принести откуда-нибудь чистый лист бумаги и письменно изложить условия пари, чтобы исключить в дальнейшем превратное толкование.
Но вряд ли сказочный герой оценил бы такой сугубо деловой подход.
– Только встречу. И, возможно, разговор. Иногда следует занимать уста беседой о высоком, дабы не вводить их в искушение, – голос его сделался самым что ни есть искушающим.
Я едва не поперхнулась вдохом от возмущения.
– О чем вы говорите?!
– О, это всего лишь цитата из «Поучений» Святой Генриетты, – Крысолов наконец выпустил мою руку. Она словно горела. – Неужели вы не узнали?
– Конечно, узнала, – поспешила я ответить. Щеки горели от стыда. Разумеется, это была выдержка из «Поучений», глава шестая, кажется. О том, что лучше молиться, чем сплетничать – вот о каком искушении речь, а я-то себе напридумывала невесть что… – Идемте скорее, взглянем на небо. И готовьтесь снять свою маску.
– Как вам будет угодно, – без тени насмешки откликнулся он и придержал меня за рукав. – Не туда, леди Метель. Не стоит идти через главный вход. Позвольте мне проводить вас к восточной галерее? Она этажом выше, чем бальный зал, и там чаще ходят слуги, но нынче ночью двери туда открыты.
Это «нынче» царапнуло чем-то – смыслом ли, тем, как было сказано, смутным ощущением дежавю? – но времени на раздумья не осталось. Крысолов ненавязчиво тянул меня к уже знакомой лестнице. Насколько я помнила, с нее можно было попасть сначала в галерею, где состоялся короткий разговор с Эллисом, а затем – на балкон. Но Крысолов поднялся выше – пролет, другой, третий, и в один момент я осознала, что мы уже находимся над бальным залом.
Тут-то лестница и кончилась.
– Нам сюда, леди Метель.
Коридор выглядел заброшенным – прохладно, пустынно, темно, единственный источник света – тусклая газовая лампа у лестницы. Противоположный конец помещения терялся во мраке – по крайней мере, мои глаза ничего не могли там различить.
Однако Крысолов шел уверенно.
«Вы видите в темноте или уже были здесь?» – хотела я спросить, но подумала, что это прозвучит глупо, и промолчала.
В пустоте коридора шаги порождали гулкое эхо. Ноздри щекотал слабый запах пыли, влажноватого дерева и плесени – для старинных построек дело обычное. Лепной карниз с цветочным орнаментом потемнел от времени, а кое-где даже обвалился; судя по всему, здесь и правда редко ходили посторонние, а потому о ремонте никто даже и не задумывался. Откуда-то сильно тянуло холодным воздухом, и вскоре стало ясно, почему.
Коридор выводил в открытую галерею – переход в восточное крыло дворца. Крыша защищала ее от дождя и снега, но ветер свободно гулял между колоннами – гораздо более сильный тут, на высоте четырех этажей, чем у земли.
Я замерла на пороге, потерянно кутаясь в меховую накидку. Удачный мне костюм подобрал Лайзо, ничего не скажешь…
– Леди Метель боится мороза?
Крысолов положил мне руки на плечи, то ли удерживая на месте, то ли готовясь подтолкнуть вперед, на скользкие, оледенелые плиты.
– Нет, не боюсь. Просто все это очень… неожиданно.
– Сюрпризы и должны быть неожиданными, – возразил Крысолов, и нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. – Не бойтесь. Вы не успеете простудиться.
– Что вы, я беспокоюсь не о себе, – я смиренно потупилась, пряча улыбку. – Скорее, о вас. Ваша медная маска… Вдруг она примерзнет к лицу на таком холоде?
– Все может быть, – легко согласился он. – А потому давайте поспешим… чтобы не случился конфуз.
Проглотив смешок, я наконец соизволила шагнуть под гулкие своды галереи, зябко ежась.
Метель действительно прекратилась. Более того, за прошедшие несколько часов от густой пелены облаков не осталось и клочка.
Лунный свет, непривычно яркий и резкий, превращал снежную крупу – в бриллиантовую крошку, Хэмпширский дворец – в Ледяные Палаты из сказки о леди Зиме, ухоженный парк Черривинд – в колдовской лес, населенный призраками и феями. Морозный воздух щипал за щеки – до румянца, до онемения; дыхание вырывалось белесыми облачками, инеем оседало на светлых, неестественно гладких прядях парика.
Я подтянула меховую накидку выше, закрывая шею.
– Кажется, вы выиграли, сэр Крысолов.
– Мне повезло, – он шагнул ближе, так, что оказался прямо у меня за спиной. – Но маску все же придется снять – холодно. Вы же не станете оборачиваться, леди Метель?
Такие простые слова – но меня как огнем опалило. Лицу стало жарко, несмотря на мороз. Я облизнула пересохшие губы, чувствуя одновременно и азарт, и неловкость, и уязвимость – в такие игры мне играть еще не приходилось.
Может, права была леди Вайтберри, когда говорила, что я должна уделять флирту больше внимания?
«О, Виржиния, вы еще такая… девочка! – зазвенел у меня в ушах беспечный смех баронессы. – Поверьте, наука управляться с мужчинами не менее важна, чем эта ваша, как ее… бухгалтерия!»
– Конечно, не стану. Это было бы нечестно.
– Я верю вам, – ответил Крысолов и подступил еще ближе. Теперь я почти прижималась спиной к его груди, а вперед отодвигаться было некуда – там была только балюстрада, а за нею – заснеженный сад далеко-далеко внизу. – Но позвольте мне немного… подстраховаться, – раздался шорох, что-то металлически звякнуло. – Если вы обернетесь без предупреждения, я украду у вас поцелуй.
Последние слова он прошептал мне на ухо – тихо-тихо, едва различимо для слуха, но все еще с четким алманским акцентом.
Никакой маски не было и в помине.
Сердце у меня колотилось как сумасшедшее.
Я уже и сама не могла понять, хочу обернуться – или нет.
– Осторожно, сэр Крысолов. Еще немного – и вы перейдете черту.
То ли от волнения, то ли от холода, я совершенно охрипла. Оттого слова мои прозвучали угрожающе, но угроза эта имела странный оттенок – не кокетливый, не жеманно-слащавый… Как будто я, опустив ресницы, предлагала Крысолову пригубить кофе с имбирём и жгучим перцем – сама подносила чашку к чужим губам, но говорила: «Не пробуйте ни за что. Слишком остро и горячо».
– Хотел бы я перейти черту, – откликнулся он еще тише, чем прежде. Я уже не слышала – угадывала слова в сбившемся дыхании. – Но сейчас вы мне этого не простите. Давайте просто постоим вот так, леди Метель? Зима такая холодная.