– А я сделаю чаю, – уверенно, словно он уже не раз это делал, предложил Лайзо и тоже скрылся в неизвестном направлении. Судя по звукам – в противоположном.
Эллис задумчиво взглянул на домашние туфли Брэдфорда, молчаливым упреком застывшие между кофейником и чашкой.
– А я, что ли, столик разберу… Все равно больше чай пить негде.
Через четверть часа в гостиную вернулся Натаниэлл Брэдфорд – посвежевший, причесанный, облаченный в «домашний» вариант костюма – светло-коричневые брюки, рубашку в тонкую клетку и песочного цвета жилет. В правой руке доктор держал стеклянную миску с засахаренными фруктами и ягодами – сморщенные кружочки яблок, желтоватые ломтики груш, широкие кольца ананасов, россыпь сушеной вишни, фиников и, кажется, клюквы.
Мэдди, до сих пор настороженно поглядывающая из-за моего плеча, с интересом уставилась на угощение – похоже, Бриджит с Норой все-таки не дали ей поесть нормально в приюте.
– Прошу прощения за мой неподобающий вид при встрече, – улыбнулся Брэдфорд так же тонко и загадочно, как всегда. – Эллис не предупреждал меня о том, что сегодня у нас будут столь очаровательные гостьи. Могу я поинтересоваться, как вы… – и он замялся.
– Как мы вообще решили заглянуть сюда? – пришла я ему на помощь. – О, все очень просто. Мы возвращались из приюта Святого Кира Эйвонского, где находились с благотворительным визитом, а потом Эллис внезапно решил, что нам стоит зайти к нему в гости и обсудить ход расследования.
– А, это совершенно в духе Эллиса!
Мы с доктором Брэдфордом вежливо посмеялись, Мэдди сердито нахмурилась, а детектив удивленно вздернул брови:
– Это вы обо мне? Ну-ну, смейтесь, мой час еще придет… Кстати, Нэйт, пока не забыл. Что там с тем телом?
– Томас Ривер, тринадцать лет, светлые волосы, асфиксия? – доктор Брэдфорд помрачнел. – Все то же самое. Я рассчитывал найти хотя бы частички чужой кожи или крови под ногтями у него, но опять – чисто. Похоже, после смерти Душитель тщательно моет своих жертв…
Эллис в задумчивости плюхнулся на диван.
– Он их моет, наряжает в чистую одежду, перевязывает странгуляционную борозду лиловой лентой, иногда засовывает в петлю для третьей пуговицы на курточке сухой цветок – и относит тело к ближайшему храму. Еще ни разу не повторившись, к слову… Да что же он такое делает?
Пока я слушала Эллиса, в голове у меня нарастал странный звон. А потом, с последней фразой, дурнота вдруг прошла, и в мыслях воцарилась удивительная ясность. Я просто увидела всю картину в целом, представила этого неизвестного мертвого мальчика, и…
– Он готовит их к погребению.
– Что? – вскинулся Эллис. – Виржиния, повторите?
– Сухие цветы, – помертвевшие губы меня едва слушались. – Скорее всего, из храма, – я осторожно коснулась хрупкой веточки жасмина, отданной мне сегодня с благословением отцом Александром. – Лента… просто для красоты, наверное. Когда моих родителей готовили к погребению, то обожженные лица тоже закрыли, только белой вуалью. А омовение и новая одежда… Меня сбила в первый момент одежда, ведь хоронить надо в белой сорочке, но все остальное… – я осеклась, а Эллис мрачно закончил за меня:
– Но все остальное совпадает. Браво, Виржиния. Кажется, теперь я понимаю, что он делает. Но нужно еще понять – зачем.
– Может, это и есть его цель? Похороны, – предположил доктор Брэдфорд. – Навязчивые идеи могут принимать разные формы. Помнишь отравительницу, которая погорела на желании, чтобы ее жертвы умирали ровно в полдень? Ты еще тогда нашел ее каким-то странным образом.
Эллис поморщился:
– Ничего не странным. Взять вероятный период, в который произошло отравление, составить список людей, с которыми общался убитый в это время, и мест, которые он посещал. Потом сопоставить списки, составленные для разных жертв, и подумать немного. Это была легкая работа, Нэйт, не понимаю, чего тебя так восхитило тогда, – скривился детектив, стянул из миски кружок сухого яблока и задумчиво повертел его в руках. – Труднее оказалось догадаться, что все убийства – дело рук одного и того же человека. Яды использовались разные, да и разброс по датам совершения преступлений был солидный… Гм, а о чем это мы говорили? – опомнился он. – Ах, да, Душитель с лиловой лентой. Убийство ради обряда похорон – хорошая версия, она объясняет долгую и весьма дорогостоящую подготовку. Однако почему в таком случае убийца подбрасывает тела к храмам? Почему не хоронит своих жертв сам?
– Может, хочет, чтобы обряд совершал священник? – предположила я.
– А зачем? – опять повторил Эллис и положил ломтик яблока обратно в миску, даже не надкусив. – Нет, тут что-то не то… Года четыре назад у меня было очень странное дело. Тогда один мужчина, к слову, весьма состоятельный джентльмен, убивал уличных торговок цветами. Выбирал только самых симпатичных и добрых, но расправлялся с ними зверски. Мотив у него был – только оцените – «хочу, чтоб бедные девушки отправились сразу на небеса». Попросту говоря, он делал из них мучениц… Когда начали находить жертв Душителя, я вспомнил этот случай. Но… – он взял трагическую паузу.
Я не выдержала почти сразу:
– Но?
– Но одержимые – люди глубоко индивидуальные, Виржиния, – Эллис вздохнул. – Если речь не идет о подражателях, конечно. Сумасшедшие убийцы редко повторяются. Если даже и совпадает способ убийства, то мотивы – почти никогда. Исключение – когда преступника подвигла на его злодеяния какая-нибудь книга, статья в газете или народная байка – словом, доступный для всех источник информации, как любят говорить журналисты. Вот тогда могут быть похожие мотивы… но это уже заимствования. Обычно на фантазию одержимым жаловаться не приходится. Так что версию с прямыми поставками праведников на небеса я бы не стал рассматривать всерьез. К тому же она не отвечает на главные вопросы: почему именно дети? Почему лента именно лиловая? Кстати, дорогая лента, хорошая. Я уже говорил, что мы уже нашли, где ее могли сделать? Говорил – и славно…. А последний, но ключевой вопрос – что, в конце концов, послужило спусковым крючком для нашего Душителя, когда он сорвался и начал убивать?
Вывалив на нас скопом все свои философские измышления, Эллис тяжко вздохнул и уселся за столик, поближе к вазе с фруктами, нахально заняв лучшую позицию. Мне досталось место на диване рядом с Мэдди и Брэдфордом, причем подруга наотрез отказалась садиться рядом с доктором. И судя по алеющим скулам, Мэдди была не столько сердита, сколько до сих пор ужасно смущена тем видом, что предстал перед ее глазами в первые секунды пребывания в этой комнате.
Потом пришел Лайзо – с огромным подносом, на котором теснились вокруг чайника фарфоровые разнокалиберные чашки, гордо высился сливочник, расписанный голубыми цветочками, а сбоку притулились еще две большие тарелки – одна с хлебом, другая с сыром.
– Я тут в погреб зашел, – пояснил Лайзо в ответ на скептический взгляд Брэдфорда. – Леди наши в приюте голодными остались. Мисс Мэдди, вон, с девочками все была, а она руками разговаривает – и как тут поешь, если руки заняты? А леди Виржиния и вовсе с самого обеда сбежала, а чай потом, как вернулась, пустой пила. Так что, может, и не на аксонский лад чаепитие будет, но хоть сытное, – невозмутимо закончил он.
Святые небеса, этот гипси хоть малейшее представление имеет о правилах приличия?! Как он может фактически выпрашивать для нас угощение, если по этикету выставленного доктором блюда с сухими фруктами – уже более чем достаточно? Даже если учесть, что хозяева дома – Эллис, который сам не стесняется клянчить вкусные кусочки на кухне «Старого гнезда», и его старый приятель доктор Брэдфорд, получается очень и очень некрасиво.
– Что вы, не стоило беспокоиться… – начала было я с вежливой улыбкой, но тут Брэдфорд и Эллис вскочили на ноги с совершенно одинаковыми возгласами:
– Окорок!
Я опешила:
– Что – окорок?
– В подвале висит копченый окорок, – тоном бывалого соблазнителя произнес доктор, загадочно сверкая стеклышками очков.
– …между емкостями с формалином, в которых плавает то, что осталось от нашего предпоследнего дела… – встрял Эллис с пояснениями.
–…думаю, нам не повредит некоторое разнообразие в угощении, – закончил доктор, не поддаваясь на провокации. – Леди, вы меня крайне обяжете, если не откажетесь отведать нашей простой, но добротной пищи. Но если нет – я пойму, в конце концов, вы привыкли к более изысканным блюдам, – и он многозначительно умолк.
Вот так я попала в этическую ловушку. Теперь отказаться от злосчастного окорока означало глубоко оскорбить радушных хозяев…
Мэдди скромно потупилась. В наступившей тишине стало отчетливо слышно, как у нее урчит в животе.
– Благодарю, доктор Брэдфорд, вы очень любезны, – сдалась я.
– Тогда подождите минуту, – отвесил он легкий поклон и вышел из комнаты.
– Эх, и я тоже кое-что принесу пока, – оживился Эллис. – Не еду, ни в коем случае. Погодите-ка.
И тоже сбежал.
В комнате остались только мы с Мэдди… и Лайзо.
В отличие от меня, ему такое положение дел, кажется, было не в тягость. Он сперва составил все с маленького столика на пол. Потом, насвистывая, вытащил из-за шкафа какую-то фанеру, уложил ее на столешницу, накрыл скатертью, расставил блюда…
– Зачем вы это делаете? – не выдержала я и нарушила молчание.
– А как же? Стол-то маленький, за ним и Эллис с Нэйтом едва вмещаются-то, – выгнул брови Лайзо с искренним весельем. – А сейчас Нэйт еще окороку принесет, так и вовсе чашку приткнуть некуда будет. Нехорошо получится, леди.
Я только вздохнула.
– Вы сегодня на удивление многословным, мистер Маноле.
– Извиняюсь, ежели что, – хмыкнул он.
К счастью, в этот момент вернулся Эллис, избавив меня от необходимости продолжать диалог. С собой детектив принес приличных размеров рулон, оказавшийся при ближайшем рассмотрении потрепанной картой Бромли.
– Так, – одним небрежным движением Эллис сгреб чашки и чайник к краю и расстелил карту сразу на половину стола, сводя на нет усилия Лайзо по рациональной организации пространства. – Дайте-ка мне подумать… Трупы находили вот здесь, здесь, здесь… – он щедро сыпанул на карту сушеные ягоды клюквы и педантично поправил их, подогнав ногтем к нужным точкам. – Дети пропадали предположительно отсюда, отсюда, отсюда, отсюда… – на сей раз в путешествие по карте отправились вишни. – Гляньте, Виржиния. Видите что-нибудь необычное?