– Как и мне, – маркиз не тронулся с места. Выражение глаз за синими стеклышками очков было нечитаемым. – Полагаю, это ваше?
Только тут я заметила, что в руке он держит мою трость – ту самую, которой мне так не хватало в подземелье.
– О… Да, мое. Где вы ее обнаружили?
Стоять, выпрямив спину и сохраняя улыбку на лице, было все сложнее, Я старалась опираться на стол незаметно, но постепенно наваливалась на него.
– В техническом туннеле недалеко от станции Найтсгейт, – маркиз наконец отмер и сделал шаг вперед, затем другой – очень медленно. В комнате будто стало темнее. – Там же была обнаружена пропитанная хлороформом тряпица. И скажите мне на милость, дорогая невеста, что я должен был подумать? К дежурным по станции подбегает возница, крича, что он якобы видел Душителя с очередной жертвой, и передает загадочное «послание для детектива Эллиса». А в полдень упомянутый детектив бесстрашно заявляется ко мне с сообщением, что вас, Виржиния, скорее всего, похитили или даже убили – и передает мне вот эту трость. Вы представляете, какого труда мне стоило не свернуть ему шею в ту же минуту?
Я опустила взгляд.
– Эллис тут ни при чем. Он не виноват.
Шаг, другой, третий, и трость с глухим, обреченным стуком легла на стол – как крышка на гроб. От неожиданности я прикусила губу.
– Вот именно, Виржиния, – без всякого выражения произнес дядя Рэйвен. – В этом случае виноваты были вы и только вы. Необдуманный риск всегда влечет за собой трагические последствия. И не только для вас, Виржиния, но и для тех, кто так или иначе связан с вами, – он так же неторопливо обогнул стол, направляясь ко мне. – Рискуя собой, вы несете ответственность за благополучие тех, кому вы дороги. За их жизни… и чувства, – дядя Рэйвен стоял уже вплотную ко мне, и никакими правилами этикета нельзя было это оправдать. – Если бы вы знали, что я пережил за эти два дня…
Я не выдержала и обернулась:
– Дядя Рэйвен, я действительно очень сожалею, что… – и потеряла равновесие. Пошатнулась, наступила на больную ногу, не смогла сдержать вскрик – но дядя Рэйвен успел поймать меня до того, как я упала.
Поймал – да так и прижал к себе, стиснув так, что едва можно было вздохнуть.
– Что вы там делали, Виржиния? – спросил он тихо. – Рано утром, одетая, как провинциальная вдовушка. Если кто-то вас шантажирует, принуждает к чему-либо…
– Нет! – я испугалась и поспешила опровергнуть догадку. – Клянусь, меня никто не вынуждал никуда ехать, я сама решила.
– Тогда почему?
Я не видела выражение его лица, но от одних мучительно-напряженных ноток в голосе у меня сжималось сердце. Дядин сюртук источал слабый запах бхаратских благовоний – пыльно-пряный, щекочущий. Щеку царапала грубоватая вышивка; черное на черном, практически неразличимый узор, разглядеть который можно лишь с расстояния вздоха – или кончиками пальцев.
Так же, как и истинные чувства маркиза.
– Я не могу сказать, дядя.
– Вы не собирались никуда ехать, когда я покидал особняк.
Он уже даже не спрашивал.
– Нет.
– Эта встреча была назначена на утро?
– Нет, – я запнулась, но все же ответила честно. – Не спрашивайте, прошу вас.
– Могла ли эта встреча нанести ущерб вашей чести и репутации?
– Дядя Рэйвен! – я не выдержала и оттолкнула его, буквально рухнув в кресло. Ногу прострелило резкой болью.
Маркиз глядел на меня сверху вниз, но в глазах его было столько мучительного понимания, словно это он стоял коленопреклоненный, а я прижигала протянутую руку раскаленной кочергой.
– Значит, могла, – он криво улыбнулся. – Виржиния, скажите мне откровенно – вы влюблены?
В первую секунду я даже не сумела полностью осознать смысл вопроса, а потом испытала огромное облегчение.
Лгать не придется. Можно сказать правду, и дяде эта правда понравится.
– Нет, клянусь вам. Если мной и овладела какая-либо страсть, то это… – я запнулась, соображая, как лучше выразиться. – …пожалуй, наследие леди Милдред.
Незримая тень, омрачавшая взгляд дяди Рэйвена, растаяла, как снег под летним солнцем.
– Любопытство и авантюризм.
– Верно, – улыбнулась я и коснулась его руки, холодной, как лед. – Конечно, это был рискованный и неразумный поступок, нашептанный жаждой перемен, романтичностью, усталостью от официоза… Небеса знают чем! Пожалуй, среди белого дня я не отважилась бы – голос разума не молчит, но тогда, после случая со змеей и долгого, долгого дня на меня как помрачение нашло. Я осознавала, что поступаю неосторожно. И слава святой Роберте, что мне хватило предусмотрительности захватить с собою нож и револьвер, – я поймала взгляд дяди Рэйвена, чувствуя необъяснимую вину. – И, боюсь, не жалею о том, что поступила именно так. Ведь если б я не попросила возницу проехать мимо станции, как поступала всякий раз в последнее время, то кто знает, сколько бы еще Душитель убивал безнаказанно? А тот мальчик… тот, что живет сейчас в этом доме, в гостевой комнате… Его могли бы и не успеть спасти.
– Ваша жизнь, Виржиния, важнее для меня, чем жизни десятка таких мальчишек, – сухо откликнулся дядя Рэйвен. Кажется, мой сбивчивый монолог не только развеял тревоги… но и парадоксальным образом рассердил его. – Вижу, вы всеми путями пытаетесь увести меня от главного – куда и зачем вы ездили той ночью. Возница рассказал, что кэб нанял высокий мужчина с иностранным акцентом, скрывавший свое лицо. Полагаю, что я как ваш жених, моя леди, имею все права знать о других мужчинах в вашей жизни.
Я вспыхнула.
– Дядя Рэйвен, ваши шутки уже перешли грань!
– А я не шучу, драгоценная моя невеста, – маркиз снял очки и склонился надо мною. Его прямой взгляд было выдержать труднее, чем путь по туннелям на сломанной ноге. – Вы действительно недооценили риски. Кое-что о вашем участии в финальной части расследования просочилось в прессу. Еще немного, и люди начали бы задавать вопросы. Те же, что и я – что вы делали в семь утра у станции метро, будучи одетой неподобающим для вашего положения образом? К счастью – к счастью для вас, Виржиния, – глаза у него стали как темный лед, – возница уже не сможет проболтаться кому-то из репортеров о загадочном мужчине, нанявшем кэб. Джордж О’Генри был уже далеко не молод и – вот беда! – у него стало плохо с сердцем прямо на допросе в Управлении спокойствия. Не правда ли, удачная случайность?
У меня по спине пробежали мурашки.
Дневной свет будто бы померк.
– Это ведь вы его убили.
– Устранять угрозу до того, как она станет очевидной – моя работа, Виржиния, – без улыбки ответил маркиз. – И, поверьте, я использую все возможности для того, чтобы вы жили в покое и безопасности. Даже если вы этого не желаете. И даже если вы станете испытывать ко мне отнюдь не теплые чувства.
Меня охватило странное беспокойство. Захотелось срочно что-то сделать – раздернуть шире портьеры на окне, переложить бумаги из стопки в стопку, переломить сургучную печать на письме от баронессы Оукленд, терпеливо дожидающемся своего часа в стопке для непрочитанной корреспонденции… Слова дяди Рэйвена должны были вызвать у меня злость или даже ярость – но почему-то лишь усиливали чувство вины.
Из-за моей беспечности погиб ни в чем неповинный человек – возница кэба, которому не посчастливилось откликнуться на просьбу Крысолова.
Из-за моей беспечности дяде Рэйвену пришлось запачкать руки в крови.
– Я понимаю, что вы по-своему правы, – губы слушались плохо, словно они замерзли. – Но не стоило заходить так далеко.
– Стоило, – коротко ответил он, и мне стало жутковато. – Что же касается репортеров, не извольте волноваться. Мистер ла Рон получил уникальное интервью от одного из следователей. И сегодня весь Бромли, прежде терявшийся в догадках, узнал, что вы всего лишь совершали запланированный визит в приют имени святого Кира Эйвонского дабы обсудить размер очередного пожертвования, когда увидели у станции громилу, волокущего к туннелю мальчишку. Мистер ла Рон оказался весьма понятливым человеком и построил свою статью на сравнении со схожим поступком леди Милдред. Если вы помните, когда-то она лично застрелила одного из грабителей, напавших на нее и других пассажиров «Аксонского Восточного Экспресса». Так что многие теперь считают вас героиней, леди… – маркиз замолчал ненадолго. В воздухе словно повисло зловещее «но», и продолжение, увы, не заставило себя долго ждать. – …но вы не героиня, Виржиния. Вы взбалмошная, беспечная и слишком засидевшаяся на одном месте молодая женщина. Я считаю, что смена обстановки пойдет на пользу и вам, и вашей репутации, а также убережет от встреч с посторонними мужчинами, назначающими свидания у Часовой башни.
Тут я наконец рассердилась. Незримый лед, до того будто бы сковавший мои губы и язык, наполнил сердце.
– Вы выбрали неправильный тон, маркиз, – четко произнесла я и посмотрела ему в глаза фамильным Валтеровским взглядом. Дядю Рэйвена это, разумеется, не смутило – наоборот, развеселило.
– Прошу принять мои извинения, – опасно улыбнулся он. – А вместе с извинениями – приглашение посетить особняк в Серениссиме. Вы обязаны непременно осмотреть подарок, полученный на совершеннолетие. И вот возражения, увы, не принимаются.
– Увы для вас – вам придется их услышать. В моих планах на ближайший год нет никаких путешествий.
– О, какой холодный голос, – дядя Рэйвен вновь надел очки и механически одернул рукава сюртука. – Ваше упрямство, Виржиния, может дорого стоить одному детективу, имевшему наглость втравить вас в расследование.
Это был подлый удар.
К счастью, я слишком хорошо знала дядю Рэйвена, чтобы подготовиться заранее.
Говорят, что в дипломатии есть хитрая тактика – вынудить соперника к некрасивым шагам, в ответ пригрозить разрушительными последствиями и прежде, чем соперник осознает, что это блеф – предложить альтернативу, которая и была с самого начала целью переговоров.
Мой отец, Иден, любил дипломатию больше других наук; а я, перечитывая его пометки на полях классических сочинений, со временем поняла, что те же законы работают и в торговле, и в управлении, и в простых человеческих отношениях.