– Да, – ответил Лайзо отрешённо. – Да, кажется, я понимаю.
– Тогда, прошу, ступайте сейчас, – приказала я мягко. – Мне о многом хочется поговорить. О Валхе, о снах, о мисс Дилейни ещё, пожалуй… Но не сегодня, а тогда, когда и вы, и я сможем держать в уме, собственно, предмет разговора. А не то, что держим сейчас.
Он, не раздумывая, прикоснулся к своим губам. А я поймала себя на том, что накрываю ладонью правой руки запястье левой, точно стараюсь удержать призрак чужого дыхания.
Когда Лайзо вышел, прикрыв за собою дверь, я, конечно, пыталась вернуть себе ясность мыслей – хотя бы для того, чтоб внятно объяснить Клэру за поздним ужином, где пропадал мой водитель столько времени. Но, увы, так и не сумела. Пришлось отговориться усталостью и в буквальном смысле спрятаться от неприятных бесед за дверью спальни.
В ту ночь впервые за долгое-долгое время мне приснился запах вишнёвого табака.
Он окутывал мои покои постепенно; белёсый дым стелился по стенам, отодвигая их всё дальше и дальше, отъедая по кусочку, пока не уничтожил вовсе. Перины обернулись мягкой, тёплой землёй, а одеяла – ветром.
Наверное, графине не подобает сидеть в глубокой траве на вершине холма, обняв колени, и ждать рассвета. Однако ни меня, ни леди Милдред подобные условности не смущали.
– Ты мне так нужна сейчас, – упрекнула я её, и вишнёвый дым увивался вокруг меня, словно поддразнивая. – И приходишь столь редко!
У бабушки вместо глаз были тёмные провалы, бездонные колодцы; надо бы испугаться, но пугал ослепительный свет Валха, а не этот ласковый мрак.
– Не стоит бояться перемен, – повторила она в который раз и улыбнулась. – И полагаться на меня всё время тоже не стоит. Когда ты станешь сильнее, я уйду.
На глаза у меня навернулись слёзы.
– Тогда я хочу быть слабой.
Она невесомо прикоснулась к моей щеке:
– Поздно, милая Гинни. Слишком поздно
Я проснулась со странным чувством светлой печали. Нет, без сомнения, это не было прощанием навсегда; нам ещё уготовано много встреч. Но вместе с тем я чувствовала себя так, словно потеряла что-то огромное – и одновременно обрела.
Возможно, мечту.
Или цель.
Или себя.
Не знаю, что именно, но непременно разберусь; пусть не сразу, совершая ошибки и выбирая неверные пути… Спасибо, леди Милдред.
Кажется, я действительно больше не боюсь.
История тринадцатая: Кофе с привкусом вишни
В турку положите две чайные ложки кофе, палочку корицы и несколько сушёных вишен. Залейте стаканом чистой холодной воды и нагревайте десять-пятнадцать минут, не доводя до кипения. Одновременно приготовьте густой горячий шоколад – из какао-порошка или из плитки, смотря что окажется под рукой.
Важно – шоколад должен быть горьким!
Готовый кофе перелейте в чашку, лучше прозрачную, на дне которой уже есть две-три ложки горячего шоколада. Сверху напиток украсьте взбитыми сливками, слегка присыпьте измельчённой вишней и оставьте так на несколько минут. Часть сливок растворится, и получится трёхслойный кофе: внизу смешанный с шоколадом, а наверху – смягчённый молочными нотками.
Пить его лучше через соломинку, чтобы в полной мере оценить изменение вкуса.
Такой кофе может смягчить даже самый суровый характер, ведь вишня – символ мягкости нрава, происходящей из добрых дел.
Наслаждайтесь!
Но помните: в сердцевине вишнёвой косточки, пусть и в крохотных дозах, таится опасный яд.
Пожалуй, ничто не делает человека настолько уязвимым, как его же собственная беспечность.
Чужая зависть, исполненные коварства интриги, алчность, ненависть, даже злой рок – всё это опасности явные. Разум и осторожность даются нам, чтоб избежать хотя бы части бед. И даже в худшем случае можно утешить себя словами: «Что ж, такова судьба. Её можно принять, с нею можно бороться, но сетовать на неё не стоит». Всякий человек чувствует себя чуточку легче, снимая с себя вину за несчастья, обрушившиеся на его голову.
Но если же опасность ещё издали кокетливо взмахивала алым веером, а вы ничего не сделали, чтобы избежать встречи… О, тогда остаётся винить только свою беспечность. Для человека ответственного и серьёзного это настоящая мука – и изрядный удар по самолюбию. А когда речь идёт о таких людях, как маркиз Рокпорт, то позволить себе легкомысленное отношение к ним не могут даже члены семьи, самые близкие, родные.
И уж тем более не стоит рассчитывать, что буря пройдёт мимо; поверьте, не пройдёт.
После знаменательной встречи с Финолой у меня было предостаточно времени, чтобы подготовиться к важному разговору – или же сделать первый шаг. Однако я имела глупость на несколько дней выбросить из головы дядю Рэйвена и его неминуемое недовольство. Сперва хорошенько продумать оправдания помешало объяснение с Лайзо… как горели мои ладони и запястья от его прикосновений, святые Небеса! Потом опутали со всех сторон и закружили дела – дом, кофейня, переписка с мистером Спенсером о ремонте в замке Валтер. К тому же я опасалась, что вот-вот появится Валх, и потому вновь достала из тайника дневники леди Милдред. Словом, меня занимало что угодно, кроме предстоящей встречи с маркизом.
И вот результат – я оказалась к ней совершенно не готова.
– Вы разочаровываете меня, дорогая невеста.
Не раз и не два доводилось мне уже слышать от дяди Рэйвена эти слова. Иногда за ними следовало объяснение, иногда – спор. Но никогда ещё – строгий приказ оставаться либо дома, либо в кофейне, а любой свой визит или выезд согласовывать предварительно – письменно! – с маркизом как с опекуном.
– А если откажусь? – спросила я холодно, когда он озвучил свои требования.
Мы были в голубой гостиной особняка на Спэрроу-плейс, разумеется, одни. Клэр, к сожалению, отъехал куда-то по делам… Впрочем, стал бы он вступаться за меня перед маркизом – большой вопрос.
Перед тем как ответить, дядя Рэйвен снял очки, сложил их, снова надел и зачем-то переставил с место на место чашку кофе, остывшего и нетронутого. Всё это – без единого слова.
– Мне не хотелось бы становиться злодеем в ваших глазах, Виржиния, – мягко произнёс он наконец. – Поверьте, это для вашего же блага, для вашей же безопасности. Если вы сможете вести себя благоразумно хотя бы несколько месяцев, я пересмотрю своё решение. И не пытайтесь сделать что-то тайком. Каждый ваш необдуманный поступок может наихудшим образом отразиться на карьере мистера Норманна и на судьбе сэра Клэра Черри, который, увы, не оставил до сих пор некоторых своих вредных привычек.
Не знаю, мистический дар Финолы помог мне или простой здравый смысл, но я осознала со всей ясностью, что дядя Рэйвен абсолютно серьёзен: он готов причинить вред Эллису или Клэру, если я вновь окажусь в какой-нибудь нелепой, недостойной леди ситуации.
Грудь словно металлическим обручем стиснуло.
– Вы ведёте себя низко, – тихо сказала я, поднимаясь, и резко раскрыла веер. Воздуха не хватало.
– А вы – глупо и неосторожно.
Фамильный нрав Валтеров иногда, увы, плохое подспорье в беседе.
– Не приезжайте больше без приглашения, – отчеканила я и направилась к дверям. Уже на пороге обернулась и добавила: – Можете рассчитывать на моё благоразумие. Но не на благорасположение.
Этот изматывающий диалог произошёл утром. А вечером того же дня в кофейню заглянул Эллис, и уже по одному его виду стало ясно: обещание дяде Рэйвену я сдержать не смогу.
Детектив был без пальто.
Факт сам по себе примечательный, потому что середина января в Бромли – прескверное время. Дни в лучшем случае пасмурные, но нередки и дожди – холодные, мелкие, больше похожие на сгустившийся туман. Временами идёт снег, мокрый и липкий; он тает, не успев лечь на землю, и только добавляет грязи. По утрам и днём, до обеда, часто дует пронзительный ветер. Даже необычно холодный декабрь с метелями и сугробами не принёс нынешней зимой столько простуд беспечным горожанам, сколько январь, куда более ласковый с виду, но очень коварный.
Нынче с утра как раз моросило. После дождь унялся, но ветер принялся безжалостно дёргать флюгеры в разные стороны. И в такую-то погоду Эллис заявился в одном пиджаке!
– Мой каррик, – мрачно произнёс детектив вместо приветствий. – Порвался прямо по швам. Сегодня, представьте себе, прямо в Управлении.
Я несколько растерялась.
– Неужели?
Детектив вздохнул и принялся бережно разматывать шарф.
– Никогда не верил в дурные приметы, Виржиния. Но сейчас приходится.
Мне вспомнился утренний разговор с дядей Рэйвеном, и дыхание вновь перехватило. Невероятно, разумеется; невозможно… однако вдруг Эллис почувствовал угрозу?
Нет, право, глупость какая-то.
– Что вас заставляет так думать? – спросила я осторожно.
Эллис замер.
– Видите ли, Виржиния, – начал он вкрадчиво, тем особенным тоном, с которого начинались все самые безумные просьбы. – Человек, который подарил мне его, похоже, попал в беду.
Я собралась с духом и напомнила себе, что отныне мне следует быть осторожнее. Ради самого детектива в том числе.
– И чего же вы хотите от меня сейчас?
Он заломил брови, потерянно развёл руками и улыбнулся:
– Может быть, кофе? И кусок пирога. Нет, два куска пирога. Горячего, желательно.
Ловушка захлопнулась.
Право, не могла же я отказать промокшему и озябшему другу?
В общий зал мы, разумеется, не пошли. Мэдди принесла в маленькую комнату для отдыха полный кофейник, аккуратный сливочник из своего личного сервиза, две чашки, вазу с острым имбирным печеньем и свежайший пирог с сыром, зеленью и дарами моря, разрезанный на три части. Вообще-то он предназначался для Луи ла Рона, однако беспокойный журналист мог бы и подождать ещё немного.
По мере того как крохотный столик заполнялся угощением, сосредоточенное выражение лица у Эллиса уступало умиротворённому. Видимо, поэтому он решил начать рассказ издалека.