Старик мучительно размышлял, приваривая не только услышанное, но и увиденное. Иногда он поднимал голову и окидывал нас взглядом, словно не веря своим глазам, словно надеялся, что мы — это какой-то кошмарный сон и вот-вот он проснётся, — а вокруг никого. Но мы продолжали стоять возле его кресла, вдыхали окружающий жаркий воздух, источали вонь и напряжение, повисшее над седой головой смертельным грузом, который может обрушиться на дряблое тело в любую секунду и переломать все кости. Старика можно понять. В таком почётном возрасте единственное желание — сидеть в кресле с крепкой сигарой, читать газетку или уткнуться в телевизор и не замечать окружающий мир с его тупыми проблемами. Старость в спокойную радость. Но не для Эдгарса. У этого пердуна молодость так и жжётся в старом заду.
Эдгарс вдруг вылетел из стула:
— Я помогу вам! Да и другого варианта у меня нет…
— Вот теперь я узнаю своего старого друга!
Дрюня раскинул руки и принял в свои объятия Эдгарса. Старик даже не сопротивлялся. Бурлящий радостью он с удовольствием прильнул к Дрюне и обхватил массивную спину руками. Какая трогательная сцена, бля!
— Я с вами не смогу пойти, — расстроенный взгляд старика обрушился на пол.
— Почему?
— Борис обвиняет меня в предательстве. Мол я напал на него, но я ничего не помню. У меня как будто было помешательство. Я пришёл к своему старому другу, и уже через мгновение валяюсь на полу. Но как оказалось, за это мгновение я успел смотаться в Оркестр, напасть на Бориса, да еще и вернуться. Старость берёт своё.
Конечно-конечно, старость. Она самая.
— Нам нужны лошади. Я помню твоё пристрастие к лошадям, но во дворе мы видели лишь одну кобылу.
— А её я вам и не дам. За домом в конюшне у меня пасутся три прекрасных скакуна. Опробовать их в дороге мне еще не довелось. Так что будете первыми. И Андрей, ты прав. Борис обезумел. Его руки нужно немедленно убрать от власти. А лучше — отрубить! Он опасен. Гораздо опаснее, чем ты думаешь!
— Мы справимся.
Когда они закончили обниматься, Эдгарс отошёл от Дрюни и смерил его взглядом. Щетинистый подбородок от отвращения пополз в бок, а кустистые седые брови — к переносице. Эдгарс протянул руку к Дрюне. Пальцы легли на испачканный лацкан рваного кителя и медленно поползли вниз, страстно ощупывая ткань.
— Из чего он сделан? — спросил Эдгарс.
— Тебе лучше не знать.
— Ты похож на больного бродягу с рынка. В таком виде народ закидает тебя яйцами, никто и не подумает пасть перед твоими ногами. Тебе необходимо сменить наряд. И тебе тоже!
Переведя на меня взгляд, Эдгарс и не думал снимать с лица маску отвращения. Если так посудить — я стоял голый. На мне не было никакой одежды. Абсолютно. Моя одежда — корка застывшей крови по всему телу, кроме шеи и лица.
— Ждите меня, — кинул Эдгарс и бодро уковылял в соседнюю комнату.
Вернулся он так же бодро и быстро. Никакого золотого одеяния или пышной парадной формы для Дрюни он не притащил. Не было и атласного платья или длинной юбки для меня. В руках он держал два чёрных кожаных плаща. Вот и вся красота. Вот и вся современная мода.
— Наденьте! — приказал Эдгарс, швырнув в нас плащи. — Спрячьте своё уродство.
Очень приятно это слышать. Но что поделать, он прав. Мы не были прекрасным Аполлоном и ослепительной Афродитой. Мы были двумя уродцами, которых шарахались люди, и кто знает, что эти люди могли говорить о нас за спиной.
Приняв подарок, мы сразу же облачились в плащи. Эдгарс осмотрел нас с пристрастием. Накинул мне капюшон, глянул на моё лицо, чуть отстранившись, и сказал:
— Замечательно! Глаза и бледность будут не заметны. Ну а ты, — он подошёл к Дрюне, — не знаю как ты собрался примерять свою уродливую маску и что из этого выйдет. Но я точно знаю, чего ты не будешь делать ни при каких обстоятельствах — открывать рот! Даже не вздумай открывать рот!
— Договорились.
Глава 23
Подолы наших длинных плащей звонко хлестали воздух за нашими спинами всё то время, пока мы мчали на породистых лошадях к своей цели. Трое отчаянных воинов и три резвых скакуна. Мы отправились в дорогу незамедлительно. Тратить время на лишнюю болтовню было непростительным расточительством. Это все понимали. Как все и понимали то, что наше правое дело мы обязаны подкрепить не только своей болтовнёй, но и результатом.
Я слишком мало времени провёл на этой земле, но этого крохотного отрезка хватило с головой, чтобы разобраться в сложившейся реальности современного бытия. Хватило, чтобы меня захлестнул с головой весь тот пиздец, что тут процветает. Было ли раньше на этой земле хуже — этого я не знаю. Я появился здесь при новой власти, и чудом остался в живых.
Как было при Дрюни — мне не ведомо, но перед моими глазами находятся отважные люди, с которыми я остался в живых. С ними мои шансы на жизнь стремятся вверх. С Борисом — вниз. Выбор очевиден. И я уверен, что сделал правильный выбор. Рыжая, Эдгарс, да просто обычные люди на улицах грязных деревень, чьи лица озаряла надежда после того как они слышали имя «Андрей» — вот явная уверенность моего выбора.
Уже покидая дом старика, он предупредил, что в запасе у нас не более пары дней. Сутки прошли с того момента, как люди Бориса забрали всех мужчин. Их отправили в лагерь, для тренировки, а оттуда — на убой. Не больше суток — столько выделили времени на подготовку.
Во чтобы то не стало нам необходимо застать Бориса в своих владениях. Личная встреча — наша главная задача. А сесть на его опустевший трон — сесть жопой в лужу. Власть необходимо вырвать из быстро остывающих ладоней. Кинуть тело к ногам народа как доказательство легитимного перехода власти. Есть и более простой путь — овладеть телом и править, как ни в чём не бывало.
Но во чтобы то не стало нам необходимо успеть. Важно застать Бориса в своих владениях. Уйдут в объявленный крестовый поход «труперсам» — и нас ждём геморрой размером с целый континент. Догони, найди, попробуй убить на глазах у сотни воинов — это станет незабываемым путешествием.
Мы обязаны успеть.
Мы выжимали из кобыл последнее. Огромные облака пыли взмывали к небесам и медленно оседали на зелёных листьях высоких деревьев, тянущимися бесконечным забором вдоль всей дороги. Мы проскакали через весь лес, внутри которого с каждого дерева слетали птицы лишь услышав вдалеке грохот копыт. Мы не сделали ни одной остановки. Насильно убив часть своей души, Эдгарс разрешил нам погубить лошадей. Животные стали жертвой. Малая плата за будущее процветание человечества.
Под копытами снова началась пыльная дорога, когда кобыла Дрюни «сломалась». Тяжёлый воин оказался слишком тяжёлым. Вначале лошадь болезненно зафыркала, а затем её передние ноги заплелись между собой. Они рухнули. С громким ржанием, лошадь упала на дорогу, взметнув в воздух облако пыли, а Дрюня укатился в траву. Было принято решение дальше идти пешком. Дорогу я хорошо запомнил — час пути, не более.
Наших с Рыжей лошадей мы отправили в обратный путь, а вот Дронина так и осталась валяться на дороге. Она не шевелилась. Даже когда мы ушли так далеко, что обернувшись можно было увидеть неподвижную черную точку на дороге между высоких дубов, она и не думала подниматься с земли и куда либо мчаться.
Когда стало понятно, что до Оркестра рукой подать, Рыжая принялась пристально осматривать нас с Дрюней. Огромный мужчина в чёрном плаще до самых пяток его уродливых ботинок из гноя не вызывал в ней никаких вопрос. А вот мой вид её смутил.
— Инга, — сказала Рыжая, — мне придётся забрать твой меч.
Я представил как буду выглядеть со связанными руками и огромным эфесом, торчащим за моей головой. Еще страннее будет, когда встретившая нас стража разглядит в этом эфесе отрубленную человеческую кисть. Рыжая оказалась довольно наблюдательной девочкой.
Я развязал на груди узел между двумя кожаными шнурками, держащие мой плащ, и передал его Дрюне. Развязал на груди кожаные ремни, держащие за спиной ножны, снял их. Когда моя уродливая броня вновь скрылась под саркофагом черного плаща, Рыжая закинула себе за спину ножны с мечом и на груди связала между собой ремешки от них.
— Дрюня, — сказал я, посмотрев на своего друга, — пора сменить лицо.
— Как же я ненавижу это делать!
— Ну а что поделать?
— Может я надвину капюшон на нос?
— Да, и твой подбородок в свете факела поднимет на ноги не только всю охрану, но и разбудит всё поле, усеянное мелкими отрядами из готовых кинуться в бой воинов.
— Ладно…
В мучительном мычании и сотнях проклятьях ко всем, из-за кого нам пришлось проделать этот нелёгкий путь, Дрюня содрал со своего лица тонкий слой засохшего гноя. Драл старательно и усердно. Торопился. Даже просил меня о помощи, но я отказался. Ну его нахуй еще в этом говне ковыряться! Когда он закончил, я протянул ему руку и сказал:
— Держи.
Мне самому было противно держать ЭТО в руках. Одно дело, когда ты за сутки один раз кинешь взгляд на своё плечо, но совсем другое — носить поверх своего лица чужое. Словно видя моё отвращение к срезанному куску плоти с дырочкой для рта и глаз, Дрюня особо не торопился его забирать. Глупо.
— Я ничего не теряю, — сказал я, — а вот тебе еще раз придётся очищать лицо от засохшего говна.
— Точно, бля!
Моя рука опустела, а лицо моего друга кардинально изменилось. Уродливое, с сползающим подбородком, с оплывшими щеками и уголками глаз. Губы кривые, скулы на висках. Мы вынуждены были срочно остановиться. Дрюня закинул голову, а мы с Рыжей по обе стороны прижали пальцами отрезанное лицо к его лицу, чтобы оно не расплывалось как тесто по сковородке, и стояли так до тех пор, пока свежий гной не схватился с кожей и не застыл, зафиксировав на лице Дрюни новое лицо. Откровенно говоря — вышло криво. Очень криво. Как будто инсульт ударил раз десять. Но накрыв лицо тенью от капюшона — все неровности вдруг сгладились.
— Пойдёт, — сказала Рыжая, отойдя от Дрюни на пару шагов. — И стяни плащ плотнее. И ты, Инга! Ваши доспехи никто не должен увидеть! И кстати, вытяни руки…