Колег мучительно скривил лицо, опустошённо глянул в сторону, где не было ничего, кроме голой стены и вороха грязных вещей, разбросанных по полу. Затем ударил ладонью себя по груди и принялся растирать, водя пятерню по серой рубахе, на которой уже проступали влажные пятна пота.
— Боец, стоявший по левую руку от меня, — продолжил хозяин, но его голос лишился прошлой уверенности, стал каким-то нервным, — умер у меня на глаза. Кровавое лезвие отсекло ему руку и раскроило голову. Он замертво рухнул, залив меня и стоящих позади меня воинов своей кровью. «Кровокож», убивший его, после смертельного удара развернулся ко мне правым плечом. У меня было мгновение. Я уверовал в судьбу. Мне хотелось отомстить, и я ударил, не раздумывая. Лезвие моего меча точно ударило в шею «кровокожа». Но ни крови, не жуткого хрипа… ничего… я не услышал ничего того, что всегда происходит после такого удара! Опешив от увиденного, я быстро замахнулся, но ударить по этому ублюдку не успел. Откуда-то снизу с воем вылетело кровавое лезвие и вспороло на груди мой доспех и оставило на теле глубокий шрам. Плоть и мясо рассекло до самых костей. Чудо, что я выжил. Я рухнул на кучу трупов и чувствовал, как из меня медленно вытекает жизнь, и с каждой потерянной каплей крови мои веки становились тяжелей. Я почти закрыл глаза, но остатки сил подарили мне лучшие мгновения, которые мне посчастливилось увидеть в своей жизни. В тот ясный день узкая щёлочка между век даровала мне узреть великую победу!
Колег с гордость задрал голову. Истерзанные губы смочили кончик папиросы, после чего мужчина затянулся. Огромный кусок пепла обвалился прямо в стакан, но Колега это ничуть не смутило. Он осушил кружку до последний капли. Опалые щёки и тонкий нос выстроились в какое-то подобие наслаждения, что подчеркнул мелькнувший на секунду блеск глаз, когда опустевшая кружка вновь наполнилась до самых краёв.
Я испугался, что увлекательный рассказ может прерваться из-за переизбытка алкоголя, но стало ясно, что перед нами сидит не какой-то грязный пьяница. Тощий мужчина в потной рубахе прекрасно знает свою меру. Пусть пьёт, мы ему не мешали. Когда надо, тогда и остановится. Не каждый сможет рассказывать подобное, вечно проглатывая подступивший ком к горлу.
— Герцог Петрас никогда не был трусом, — продолжил Колег, — и в тот день он и не думал прятаться за спинами своих воинов! Он громко проорал на всё поле боя «Расступись!» и стена из воинов расступилась. Кольцо разомкнулось. Петрас вошёл внутрь, держа перед собой меч. Я видел это! Я был в том кольце, истекал кровью, но продолжал смотреть. Битва не прекратилась. И даже не прекратилась, когда Петрас оглушительно взревел «Что вам надо?»
Колег снова посмотрел на меня с каким-то неприкрытым подозрением. Словно пытался разглядеть во мне что-то ему больно знакомое, что-то, что он уже позабыл, но моё появление вдруг разбудило крохотную частицу давно позабытого.
— Там была женщина, — сказал он, кивая головой. — Точно. Я уже и позабыл. Такая же, как и ты… только лицо полностью скрыто за чумной маской, искажающей женские черты.
— Колег, случайно не под такой?
Я встал из-за стола и вышел чуть в сторону, ловя на своём животе прямоугольник света от палящих в печи углей.
Колег кивнул головой.
— Такая же, как в тот день! — на его губах выступили слюни. — Она точь-в-точь, как была на той женщине! Какое вы отношение имеете к ней?
— Успокойся, Колег, — промурлыкал Дрюня, — мы ищем её.
— Для чего⁈
— Нам необходимо понять, откуда они пришли, и кто они вообще, — Дрюня промочил брагой горло и уставился на хозяина с какой-то хитринкой во взгляде. — Тебе же самому должно быть интересно, согласись?
— Мне плевать на них! Но если вы хотите убить этих тварей, я вам помогу! Может, хотя бы сейчас я буду полезен. Ведь в тот день я лежал в полном беспомощности и был абсолютно бесполезен. Мог лишь смотреть, как из кучки «кровокожих» вышла женщина. Выдернув окровавленный меч из поверженного солдата, она уставилась на Петраса. А затем шагнула ему на встречу. Её забрызганный кровью доспех вдруг стал чистым. Багровые пластины в лучах солнца заиграли алыми красками и выглядели по-своему устрашающими. Ни единой капли чужой крови не осталось даже на её мече. Словно всё смыл дождь, но дождя в тот день не было. Она перешагнула через трупы и встала напротив Петраса. Она тогда сказала, что нет смысла с ним общаться. Мы не подчинились раз, не подчинимся и два. Нас всех убьют. И зальют леса нашей кровью.
Колег вдруг притих. Проглотив слюну, он поднёс папиросу к губам и крепко затянулся. За окном сверкнула молния и оглушительный удар грома сотряс крышу дома и пустые кружки на столе. Со стороны печи вдруг раздался визг. Я кинул туда напряжённый взгляд, мои пальцы машинально поползли к рукояти меча, которого при мне и не было. Надо меньше пить… Мои опасения оказались беспочвенными.
Кара крепко спала у печи, подёргивая лапками. Взвизгнув еще пару раз, её тело содрогнулось. Она замолкла. Лишь вздымающаяся грудь подсказывали нам, что с ней всё в порядке. Собака просто спала, и ей что-то снится. Надеюсь, хорошее.
— Так как вы победили? — спросил Дрюня, лично разливая по бокалам пойло.
— Герцог Петрас ткнул её своим мечом в грудь. А потом еще раз. И даже когда он громко заорал и ударил в третий раз, ничего не произошло. Та страшная воительница продолжала стоять, как ни в чём не бывало. Петрас ударил снова, он не собирался сдаваться, он не из той породы, что приклоняются к ногам сильного врага. Кончик меча замер, совсем чуть-чуть не дотянувшись до доспеха кровавого. Женская ладонь схватила лезвие так крепко, что Петрас не смог его вырвать. И тогда мы услышали смех. Женский, жуткий, с противным бульканьем, похожим на твоё, Инга. Это женщина лёгким движением вырвала из рук Петраса меч и отшвырнула в сторону. А затем её меч рубанул воздух, и герцог с оглушительным воплем отпрянул, с трудом устояв на ногах. Такой удар мог перерубить берёзу надвое, но рука, в которой герцог держал меч осталась на месте, а из рассечённого рукава на землю потекла струя крови. И вот тогда я увидел смятение и растерянность «кровокожа». Нет, лица той женщины я не увидал, но её движения, потерявшие былую уверенность, говорили сами за себя. Женщина явно была ошарашена. Она принялась рассматривать лезвие своего меча, как будто пытаясь найти в нём поломку или изъян. Я видел, как она моргнула, перевела взгляд на побледневшее лицо Петраса и тут же последовал новый удар. Лезвие обрушилось на вытянутую руку герцога в район локтя. Герцог завыл от боли с новой силой, но рука осталась на месте, лишь рукав сюрко содрало, обнажив рассечённую плоть до кости. Дальше стало только хуже. Женщина не собиралась останавливать! Эта тварь схватила герцога за запястье, притянула его руку к себе и принялась со всей яростью рубить! Пытаясь пропускать крики Петраса мимо ушей, я сумел насчитать десять ударов. Десять ударов, которые стали для меня вечностью. Я тогда зажмурился, не хотел видеть мучения моего правителя, но женский смех заставил меня открыть глаза.
Колег смолк, уставившись на тень бутылки в центре стола. Раскалённые угли потрескивали в печи, и в столь прохладный и дождливый день должны были подарить уют и радость этому дому, но в глазах уставшего хозяина я видел лишь пелену тоски и печаль. Душевые раны не заживают.
— Кровь из обрубка брызнула на ту тварь, — проскрипел мужчина, раскуривая папиросу, — и женский смех стал еще злобнее и громче, даже громче мучительного вопля, что раздирал глотку нашего герцога. Петрас не из тех, кто валится в колени врага. Даже тогда, без руки, с застывшим воем на губах, он продолжал смотреть в глаза своему врагу. «А ты храбрый» — сказала она тогда. Позже на моих глаза развернулось истинное безумие, вид которого моё сознание отказывалось принимать. Я проваливался в беспамятство, но обрывки сохранились. Эта тварь… Эта сука… эта…
Колег с трудом сдерживал эмоции. Глаза покраснели и почти намокли, но он проглотил подступивший ком и выдохнул горький воздух.
— Эта сука позволила себе ударить Петраса в лицо, — продолжил хозяин дома, пытаясь всеми силами угомонить дрожь подбородка. — Кулаком! Разбила ему нос! Но он продолжал гордо стоять перед ней, хоть и с трудом держался на ногах. Она отвесила ему пощёчину, да с такой силы, что он чуть не рухнул наземь. Пошатнулся, но устоял. Третий удар пришёлся герцогу в висок. И он не устоял, рухнул на колени, оставшейся левой рукой в перчатке опёрся о грязную землю. Его ладонь тут же утонула в багровой луже, на глазах разрастающейся от плещущих во все стороны кровавых струй из уродливой культи по локоть. Женщина залилась смехом, а успокоившись, потребовала, чтобы он сражался, а не ползал в её ногах, словно бродячая собака. Герцог попытался рукой оттолкнуться от земли, выпрямить спину. Безуспешно. Он попытался сгруппироваться. Чуть успокоившись, и уняв дрожь в теле, Петрас еще раз оттолкнулся левой рукой, но когда ему нужно было упереться в землю возле своих колен, ладонь предательски скользнула в сторону, герцог лицом рухнул в лужу крови. Истерический смех раскатился по округе с новой силой. В тот миг мои глаза наполнились слезами. Я простился с жизнью, как и все воины, что меня окружали. Вокруг словно всё замерло, был слышан лишь пронзительный стон нашего правителя, беспомощно елозившего по земле. Это так унизительно. И противно. Мне захотелось умереть в тот же миг. Мне хотелось, чтобы стоящий рядом солдат обрушил мне на грудь свой страшный меч. И когда женский смех лишь разгонялся с какой-то животной одурью, вокруг всё вдруг затихло. Все звуки словно исчезли. Я тогда уверовал в смерть, что вот она именно такая как говорили: тихая и страшная. Жуткий булькающий хрип вернул мне жизнь. Мои глаза оторвались от голубого неба и медленно поползли вниз. Мой герцог стоял в полный рост. Его лицо и вся его одежда были красными от крови. Женщина перед ним стояла в полном оцепенении, словно увидела нечто страшное, пугающее её до глубины души. Она как -то неестественно дёрнулась. И лишь потом я увидел, как левая рука Петраса нарисовала в воздухе дугу и врезалась в грудь женщины. Как оказалось — не в первый раз. Отрубленная рука по локоть. Герцог случайно нащупал её в луже крови, схватился за ладонь и в невероятном порыве безысходности ударил эту тварь в грудь. Кость герцога пронзила кровавый доспех. Вы представляете себе! Стальные мечи оставляли еле заметные чёрточки на их кривых пластинах, а человеческая кость смогла пробить насквозь!