Полость огромного дуба наполнилась оглушительным воем. Боль, пронзившая «кровокожа» отразилась и на его ручном зверьке. Хейн, этот разбухший кусок мяса, резко замер с занесённой рукой для удара. У его ног лежал Ансгар. Чудище хотело его добить? Раздавить, словно таракана, кажущегося еще живым? Постойте… Или мне показалось…
Я был поражён, после такого удара живое создание не вправе жить. Тело Юного правителя должно было превратиться в мешок с перемолотыми костями, но парень не просто уцелел. Он вскочил на ноги, схватил валяющийся на алой глади меч и бросился на онемевшего Хейна. Вздувшийся монстр даже не почувствовал в своём пузе окровавленный клинок молодого правителя, всё его внимание было приковано к пустоте, заполонившей его разум. Мгновение он стоял как статую, но как только «кровавая мученица» рухнула на пол, Хейн последовал её примеру. Желеобразная туша обмякла и повалилась на блестящий пол из глянцевой крови. Ансгар отскочил в последний момент, успев вынуть меч из бледной плоти толстяка и откатиться в сторону.
Не теряя ни секунды, я кинулся к «кровокожу». Пол под ногами вдруг стал вязким. Твёрдость крови полностью исчезла, и мои ступни погрузились в густой гель по щиколотку.
Магия медленно разрушалась.
— Инга! — крикнул юный правитель. — Что происходит?
— Это ты мне ответь! — рыкнул я. — Хотя ладно, потом… Сейчас помоги Андрею и Осси!
Всё плохое, что могло произойти, уже произошло. Я лишь хотел спасти те немногие крохи прошлого, рассыпавшиеся у моих ног. Мне даже пришлось со всей строгостью запретить Каре приближаться к «кровокожу», когда волчица была готова вгрызться женщине в глотку.
Подбежав к «кровавой мученице», я упал возле неё на колени. Она еще была жива. Помята и бледна. Взгляд мутный, как у пьянчуги после недельного запоя. Она пыталась вытащить копьё, взявшись обеими руками за древко. Костяной наконечник пробил доспех в области сердца и целиком зашёл под проявившуюся между лопнувшими пластинами кожу. Моя ладонь в кровавой корке обхватила древко чуть выше её ладоней.
— Не надо, — сказал я, — Иначе копьё войдёт еще глубже.
Женщина моргнула и перевела взгляд на меня. Боль исказила её лицо, саван мученичества накрыл кожу бледнотой. Её руки прекратили сопротивляться моей силе, напряжение с древка пало, как и её ладони, упавшие в огромную лужу густой крови.
— Кто ты такая? — спросила она, выдавливая слова из глотки сквозь жуткое бульканье.
— Я хочу, чтобы ты вспомнила, кто ты такая. Тебя зовут Мария, ты помнишь? Мария…
— Мария… — прошептала она, и в её голосе чувствовалась теплота. — Мария…
Она вдруг нахмурила брови, взгляд прояснился и забегал по моему лицу, подмечая каждую деталь.
— Так звали тебя в прошлой жизни, — сказал я, продолжая крепко сжимать древко копья. — Мария.
— Мне больно…
— Так и должно быть. Вспомни, боль — наш учитель.
Белые зубы женщины стиснулись с хрустом, после чего её пальцы обхватили один из рогов на моём наплечнике, и она немного оторвалась от жидкого пола.
— Боль… — кашель оборвал её, но взгляд был настолько осознанным, что уже не было никаких сомнений в её памяти. — … дисциплина. Мария…
Женские глаза, залитые кровью, смотрели в мои, такие же, в которых белок окрасился в багровый. В блеске моих глаз она видела отражение своего лица, а я — видел своё в отражении её глаз. Гнев сменялся растерянностью, злоба — отчаянием.
— Неужели всё это правда? — спросила она.
— Да.
— Тогда… тогда я что, попала в ад?
— Для кого как.
— Червяк, — произнесла она, и её губы растянулись в материнскую улыбку. — Это и вправду ты?
Я мог не отвечать, она и так всё поняла.
— Я… я всё вспомнила, — глаза её словно вспыхнули, изумление растянула кожу лица. — Я всё вспомнила. Этот гнусный ублюдок поймал меня возле твоего дома. Я пришла к тебе ночью, хотела побыть с тобой. Он неделю держал меня в голой квартире. Обои были содраны, мебель пропахла сыростью и гнилью, а мои ноги постоянно мёрзли от холодного бетона. Я не могла позвать на помощь, у меня попросту не было на это сил. Или желания… Он через силу пичкал меня какими-то таблетками и заставлял запивать целые горсти скисшими соками. Я теряла сознание, а чаще становилась как овощ. А потом… потом…
Женские глаза вдруг уставились в небо над моей головой, и она оглушительно завыла. Сплетённые между собой злость и боль раздирали её глотку, рывками выбираясь наружу. Я вынужден был прикрыть её рот, положив ладонь на разинутые губы. Она моргала и мычала.
Мычала и моргала. Завертела головой, пытаясь скинуть мою ладонь. Я убрал руку.
— Этот ублюдок сварил меня! — прохрипела она, задыхаясь от безумия. — Этот ублюдок сварил меня в ржавой ванной, а я даже ничего не почувствовала. Лишь потом, когда смогла убежать. Когда оказалась на улице.
Чувствовалась рука моей матери. Она часто передавала дяде Денису упаковки, внутри которых звенели стеклянные колбы. Я мог только гадать, насколько сильные препараты она могла таскать домой из моей лечебницы. Главная медсестра. Главная везде.
Кровавые глаза вновь уставились на меня. В них медленно зарождалась злоба.
— Ты… ты убил меня! Ты задушил меня в тот день!
— А ты хотела бы дальше жить?
— Ты убил меня! Сволочь! Ублюдок!
Женское тело в кровавой корке вдруг охватила судорога. Она вся затряслась, но тому виной не было копьё, торчащие из её груди. Злость. Она затряслась от злости и ненависти ко мне.
— Ты забрал мою жизнь!
— Я проявил милосердие.
— Иди ты к чёрту, ублюдок, со своим милосердием!
Сжав губы, я выпрямился и обхватил древко копья двумя руками. Её тело не успокаивалось, продолжало колотиться в агонии злобы. Мне хотелось надавить со всей силой, чтобы наконечник копья пробил спину и погрузился в лужу крови.
— Откуда ты? — прорычал я, глядя в её обезумевшие глаза. — Где обитают «кровокожи»? Отвечай, или я убью тебя!
— Убьёшь меня, — зло процедила она сквозь липкие от слюны зубы, — и ничего не узнаешь! Вынешь копьё — и вы все умрёте в один миг! Я бы могла тебе всё поведать, мой плащ мог бы нашептать тебе дорогу, указать путь. Но мне зачем это?
— Ты одна из нас?
— Кто! Я? Как ты там меня называл — Паразит? Нет, мой хороший, это ты паразит!
Её тело всё также продолжало колотиться в густой луже крови, но на смену злости пришёл смех. Заливистый смех отражал иронию, а широкая улыбка — снобизм. К моему сожалению, у моих ног лежала не та Мария, которую я помню по прошлой жизни. В отличии от Дрюни, она была полна ненависти ко всему миру и готова была всех истребить, кто осмелился встать на её пути. Она упивалась своей силой. И даже не допускала мысль о смерти, которая над ней нависла так же реально, как и «Длань праха».
Прах. Мне стоило лишь надавить на древко, как всё, что нас окружает, обратиться в прах. Рассыплется песком, погребя под собой все тайны. Мой путь оборвётся в этой точке, оставив меня с болью в душе и сотней вопросов. Этот мрачный вечер не имеет права закончиться на столь печальной ноте.
Звериный глаз на моём наплечнике нервно озирался по сторонам, транслирую мне замыленную картинку, словно я всматривался сквозь мутное стекло в чью-то квартиру. И если бы это был человеческий глаз — деталей было бы не разобрать. Но звериный глаз, невзирая на окружающий нас мрак, прекрасно улавливал детали. Я видел, как в свету зелёного пламени Дрюня с Ансгаром подбежали к Осси. Как они рухнули на колени возле её переломанного тела. Как что-то нашёптывали ей на ухо. Кара кружила рядом, изредка бросая взгляд сожаления в мою сторону.
Я мог бы вынуть копьё…
Или вогнать глубже… и всё обратится в прах.
— Ну! — гаркнула на меня «Кровавая мученица». — Что ты выбрал, паразит⁈
— Я выбираю жизнь. Да, ты не ослышалась. Я подарю тебе жизнь…
Чуждый смех хлынул в мои уши. Я выпустил древко копья, опустился на колено возле женского тела в кровавом доспехе. Наполненные кровью глаза на мгновение вспыхнули радостью с тенью победы, но я развеял тень, когда в моей ладони вырос кинжал из моей собственной крови.
— Ты не считаешь себя паразитом? — спросил я, заглянув ей в глаза.
— Нет! — наглая улыбка нервно подёргивалась на её уверенном лице, но привкус сомнения вдруг отдал кислым. Побледневшее лицо скривилось.
— Я покажу тебе, кто ты есть на самом деле!
Всё её тело содрогнулось, но не от смеха, и не от злости. Три удара кинжалом проломи крепкую броню на животе «кровокожа». В образовавшееся отверстие я просунул ладонь и отковырял куски брони, как тонкий лёд, обнажив кожу.
— Что ты делаешь? — хрипела женщина, кинув обезумевший взгляд на мои руки.
— Пытаюсь докопаться до истины.
Кровавое лезвие, изрытое трещинами и крохотными кратерами, вонзилось в плоть, заставив «кровокожа» взвыть от боли. Я надавил сильнее, топя лезвие целиком в её животе.
Она больше не улыбалась, и не строила хищные глазки. Снобизм был полностью смыт страхом неминуемой смерти, однако на смену ему пришло оцепенение и безнадёжность, утопившая женские руки еще глубже в крови.
«Кровокож» взвыл еще громче, когда моя ладонь в перчатки из застывшей крови погрузилось к ней в живот. Я нащупал липкие кишки, крепко обхватил их и выдернул наружу.
Бледный канат плоти с витками из голубых вен блеснул зелёным светом, когда я расправил его перед её лицом. Женские губы шевелились без устали, но ни единого слова не прозвучало внутри расколотого дуба. Я видел, как её глаза скользили по кишкам, в поисках ответов. Но она боялась задавать вопросы. Она боялась узнать правду. Боялась уверовать в реальность.
— Мария, — прошептал я, — ты такой же паразит, как и я.
Я разрубил кишки надвое кинжалом. Тело женщины содрогнулось, но она была живее всех живых. Лицо подрагивало, глаза продолжали наблюдать, словно наполнились любопытством, которое жаждало открыть истину.
Обеими руками я сдавил кишки, и левой ладонью начал выдавливать содержимое наружу как пасту из тюбика. Из распоротого конца на тело женщины выплеснулся сгусток крови, вслед за которым показался кончик скользкого червя. Голова паразита. Блестящая, извивающаяся, белёсого оттенка и вся перепачканная кровью.