— Зико, — сказал я голубоглазому мужчина, — я сейчас вас отпущу, и попрошу без лишних фокусов. Мне стоит моргнуть — и вы снова направите на себя свои мечи, только в следующий раз метал пронзит ваши тела, и не раз.
Кровавая паутина, опутавшая мои статуи по пояс, рассосалась, высвободив мужчин из плена. Лес наполнился дюжиной тяжелых вздохов и выдохов. Кто-то рухнул на колени и заплакал, кто-то согнулся пополам, ощупывая руками свои ноги. Они не верили в происходящее. Они не верили, что им сохранили жизни.
Я ждал разговора с Зико, но он проигнорировал меня, бросился прочь, чуть ли не раскидывая вставших на его пути мужчин. Он не убегал от меня, и не бежал от страха или смерти, которая ему совсем не угрожала. Спрятав меч в ножны, Зико пробежал десяток деревьев, спустился с алой глади на влажную траву и упал на колени возле мужчины с рассечённым животом и пробитой грудью. Зико просунул руки ему под спину и приподнял, оторвав от земли. Он прижал его к груди, погладил по испачканным кровью волосам и с горечью произнёс:
— Норок, не молчи! Брат мой, скажи хоть слово!
Подходя к ним, я увидел, как умирающий мужчина устало приоткрыл глаза. Слабая улыбка озарила побледневшее лицо, когда он признал человека, прижавшего его к себе.
— Зико… — простонал мужчина, — Брат мой… Мы победили?
— Да! Норок, да, мы победили!
Зико опустил глаза на живот брата. Кожаный доспех на груди был пробит несколькими ударами, на животе — рассечён и залит кровью, которая продолжала литься на землю тонкими струйками.
Рядом лежали другие воины. Кто-то мёртв, а кто-то еще подавал признаки жизни, кряхтя и вопя от боли.
Я встал за спиной Зико и внимательно рассмотрел умирающего мужчину. Их лица действительно были похожи, волосы одинаковой длины. Одинаковые скулы и губы. Оба голубоглазые. Но не близнецы. Судя по гладкой коже, щетина на которой только-только начала появляться, Зико держал на руках младшего брата. И с каждой новой деталью картина становилась всё мрачнее и мрачнее. И сейчас этой новой деталью стал я.
Уставшие голубые глаза умирающего мужчины скользнули с лица брата на моё. Зрачки раздулись, пытаясь в слабом освещении разглядеть в деталях мой лик. Потрескавшиеся губы замолвили молчаливые проклятья, а его пальцы сжались в кулаки, стиснув кожаный рукав брата, за который он держался из последних сил.
— Ты… — прошипел Норок, окончательно убедившись кто стоит перед ним. — Ты кровокож…
— Норок, — сказал Зико, стараясь своим голосом всё внимание брата перевести на себя. — Она другая! Её зовут Инга. Она и её друзья спасли нас!
— Она кровокож, брат…
— Она… — Зико начал заикаться, с трудом подбирая слова. — Инга охотница на кровокожих. Она с друзьями перебила весь отряд. И если бы не они, мы были бы мертвы.
Умирающий брат вдруг тепло улыбнулся, и тут же задрожал от кашля.
— Я и так мёртв, — прошептал он, пуская струйку крови с уголка губ.
— Нет! Брат, ты будешь жить!
Зико затрясло от злости и обиды. Я услышал мужское рыдание, искреннее, наполненное отчаянием. Он проклинал кровокожих. Шёпотом. Так, чтобы не слышал я, но слышал его умирающий брат. Но мне всё было слышно.
Зико поднял голову, оторвав глаза от брата. Минуту он глядел в пустоту между деревьев, а потом обернулся ко мне.
— Инга, — злость питала каждую буквы, он словно рычал и молил, утопив внутри своей души гнев. — Ты можешь его исцелить? Ты же ведьма… Ты же управляешь этой проклятой кровью…
Я подошёл к ним, накрыв мужчин тенью. Ужасный плащ чуть колебался и постоянно шуршал, чем привлёк внимание умирающего брата.
— Зико, ты обезумел? Ты у кого просишь помощи?
— Помолчи, брат. Я думаю о тебе! Инга, — влажные от слез глаза уставились на меня с застывшей мольбой. — Сделай хоть что-нибудь!
— Я могу ему помочь, но цена будет слишком высока.
— Какая⁈ Назови, что тебе нужно!
— Мне ничего не нужно, но с этим ему придётся мириться до конца жизни.
— И что? — Зико нервничал и торопил меня. — Что, что это?
— Мне придётся сделать из твоего брата кровокожа.
Зико замер. Глаза вмиг опустели, став стеклянными как у мертвеца. Его разум бросился в сложные раздумья, где принципы, стоящие на первом месте, придётся сдвинуть куда-то подальше или вовсе запихнуть глубоко в жопу.
Умирающего брата заколотила лихорадочная судорога. Под ним вся земля и трава была залита кровью и слезами. Зико вынул из-под брата правую руку и бросил взгляд на свою окровавленную ладонь. В лучах солнца алая плёнка словно плясала жуткий танец на дрожащей руке. Сглотнув, Зико произнёс:
— Если нет другого… — но его оборвал захлёбывающийся голос брата.
— Нет… Нет… Я не хочу становиться монстром… Я хочу умереть человеком, брат…
Алая лужа моей крови подступила к ногам Зико и медленно собиралась под лежащим на руках брата Нороком. Нужно лишь опустить его на землю, уложить на алую гладь и закрыть глаза. Уйдёт боль, уйдут и страхи.
Зико тяжело задышал, прижал брата к груди. Носом уткнулся ему в испачканные кровью волосы и что-то шептал, поглаживая влажные локоны. Пальцы брата, крепко вцепившиеся в кожаный рукав Зико, дёрнулись, хватка стала крепче, кожа и костяшки побелели, но в тот же миг ладонь ослабла. Пальцы медленно распрямились, рука безжизненно упала на алую гладь.
Было уже поздно.
Зико вскинул к небесам голову и громко завыл на весь лес.
Это был вой невыносимой боли, терзающей душу, а не тело. Вой принятия. Вой смирения. Несмотря на кровные узы, на проведённое вместе детство и на братскую любовь, Зико оставил свои принципы на первом месте. Брат умер на его руках еще до того, как Зико попросил меня сделать его бессмертным.
Какая трагическая и поучительная картина. Норок не отказывался от жизни. Он отказался от жизни во лжи и предательстве. Он сумел не предать самого главного человека — себя.
Позади меня раздался мученический хрип. Я обернулся. На земле в луже собственной крови на боку лежал мужчина. Кожаный доспех был испорчен в нескольких местах смертельными ранами. Ему не помочь обычной медициной. Из последних сил он вгрызался испачканными кровью пальцами во влажную землю, сжимал в кулаке траву и подтягивал себя поближе ко мне.
— Я… — промычал он. — Я согласен… вылечи меня… я не хочу умирать…
За ним протянулся след из ярко-алой крови.
Плюясь кровью, он подполз ко мне и ухватился обеими ладонями за ногу.
— Спаси меня… прошу…
Багровая лужа медленно подступила к изувеченному телу. Мужчина испугался, выпустил мои ноги из своих объятий и опустил ладони в кровь, быстро сгущающуюся под его телом. Паника и страх охватили его с ног до головы. Губы рвались от глухого стона, он вынимал руки, словно боясь, что они прилипнут или увязнут так глубоко, что он уже никуда не выберется, но сил в его теле не осталось, и ему вновь приходилось опускать ладони.
— Ложись на спину, — сказал я мужчине.
Он повиновался. Вначале завалился на бок, а потом повернулся и спиной плюхнулся на густое одеяло крови.
Всё прошло быстро.
Зико наблюдал с ужасом как преображался его воин, быть может даже друг. Дрюня не смотрел, он с опаской наблюдал за Бэтси и Хейном. Зато Осси не могла оторвать глаз с улыбкой наблюдая за тем, как я срываю с мужчины одежду, как он орёт от боли, когда смертельные раны начали срастаться с невыносимой болью, и как на его коже слой за слоем появлялся крепкий доспех из кровавой корки.
Было ли его решение предательством или чем-то иным — судить не нам. Но я убил его без сожалений, когда этот ублюдок, чуть почувствовав силу, кинулся на меня с выращенным из рук клинками. Наконечник из человеческой кости продырявил ему живот, затем несколько раз грудь и размозжил череп с еще не до конца сформировавшейся маской. Возможно, он хотел убить меня ради своих друзей, ради общей цели. А может, он банально не смог справиться с силой и властью, которую я ему подарил.
Безумие или благородство заставили пойти его на столь отчаянный поступок — тайна, впитавшаяся в огромное озеро алой крови, разлитое под моими ногами.
Глава 11
Пылающие в погребальном огне трупы не пахли запёкшейся кровью. Палёное мясо и жжёные волосы — вот что отравляло воздух едкой вонью.
Кровь покойных я забрал себе, когда люди Зико осматривали раненых и находили умерших. Им она больше не нужна, а нам еще пригодится.
Хоть эта битва и была выиграна, однако чувствовался запах поражения.
Огромная куча, в которой древесина была смешана с телами воинов, полыхала ярким светом. Огонь жадно пожирал всё, что попадалось на его пути, и отбрасывал в сторону обугленные кости вместе с искрами, словно слизав всё мясо он утрачивал интерес и тянулся своими пальцами в высь, к самой верхушке, где его ждал сладостный кусок — Норок, брат Зико.
Сам Зико стоял рядом со мной и с хрустом на зубах всматривался в разгорающийся огонь. Острый меч покоился в ножнах, руки — за спиной. Он сжимал кулаки с такой силой, что ногти вгрызались в кожу, и даже здесь, стоя от мужчины в одном шаге, я слышал сладковатый привкус меди, появляющийся на его ладонях.
— Я должен поблагодарить тебя, Инга, — нарушил молчание Зико. — Нам пришлось биться бы до последней крови. За нашими спинами — наш дом. И мы не имели никакого права дать кровокожам разнюхать дорогу к нашим семьям. Вы спасли наши жизни, Инга. Спасибо!
— Мне жаль твоего брата, — сказал я, накинув маску сострадания.
— Он умер человеком. Это его выбор. И не каждый человек решится на такой поступок. И только истинный муж вправе распоряжаться своей жизнью, даже в объятиях смерти.
В свете яркого огня поблёскивали лица мужчин, окруживших погребальный костёр. Среди них стояли Дрюня и Осси с абсолютно пустыми лицами. Где-то вдалеке, среди деревьев прятался от обжигающего пламени Хейн. Тело раздувшегося уродца, разум семилетнего мальчика, тронувшего раскалённый утюг. Но пробегая глазами по траурной процессии, я искал совсем другое. Я искал её