ветом уходящего солнца толпа быстро рассасывалась, очищая площадь. Здесь были даже старухи и старики. На их лицах застыла маска мерзкого удовлетворения, словно эта казнь продлила им жизни лет на десять. Здесь были даже дети. Непонимающие ничего дети, которых привели родители только для того, чтобы самим не упустить самое интересное.
Когда площадь опустела, на сером камне остались стоять только я и Осси. И он.
Покрытая капюшоном голова смотрела в нашу сторону. Он словно присматривался. Пытался признать в нас тех, кого давно знает. Руки покоились вдоль тела, ноги стойко держали тело, прячущееся от наших глаз под развивающейся на ветру рясе.
— Инга, — прошептала Осси, — надо убить его, пока есть возможность.
— Убить всегда успеем. А возможность попытаем в другом.
Краем глаза я увидел, как Осси потянулась за мечом. Мне пришлось схватить его за плечо и хорошенько тряхануть.
— Не вздумай! — прошипел я сквозь зубы.
— Он набросится на нас, — прошипела в ответ Осси.
— Нет…
Фигура в рясе шагнула в нашу сторону. Чем ближе он приближался, тем воздух становился гуще от вони. Запах разложения был силён и стоек даже для меня. Но проникнув в лёгкие, мой организм тут же отреагировал на чуждый яд, нейтрализовав его. В организме Осси происходило тоже самое. Мы лишь морщились от вони, и нам действительно было противно, но мы не умирали.
— Аида! — прожужжало из-под капюшона.
Я немного испугался, услышав это имя. Вначале ты думаешь, что Я самый умный. Смог всех обмануть и перехитрить. Я шёл сюда с мыслью, что смогу изобразить другую, воспользоваться чужой судьбой. И вот, план удался, и в тот же миг тебя словно окатывают ледяной водой. Ты быстро трезвеешь. И очень быстро приходит понимание: а что дальше? Я же не Аида.
Фигура раскинула руки в знак приветствия. Почерневшая кожа на ладонях содрогалась от сотни мошек, намывающие свои полупрозрачные крылья крохотными лапками. Закончив процедуры, они взмывали в воздух, оставляя после себя извивающихся опарышей внутри кожи. Пока он сделал два шага — каждая извивающаяся личинка лопнула, явив свету муху в маслянистой плёнке. Мошка крохотными лапками принялась намывать свои крылья, а когда закончила — улетела, оставив в почерневшей плоти извивающуюся личинку.
Круговорот паразитов в природе.
Идущее к нам создание находилось в вечном гниении, давая каждый миг жизнь целому рою насекомых. Мухи продолжали кружить возле худощавого тела в рясе. Когда я увидел его в первый раз — его одеяния были чисты, можно было различить цвет. Но теперь накидку на костлявых плечах даже было сложно назвать одеждой. Маслянистый слой от гниющей кожи пропитал ткань насквозь и начал её разрушать.
— Аида, — вновь прожужжала фигура, замерев в паре шагов от нас. — Рад тебя видеть на казне.
Я промолчал. Было любопытно, к чему приведёт моё безмолвие.
— Еще два предателя, — прожужжал он, — пустились прахом по ветру. Но моя работу здесь не окончена, гордиться мне не чем, в отличии от тебя. Твоё присутствие может говорить только об одном. Я верно понял?
— Ты не ошибся, прокуратор Гнус, — сказал я.
— Аида, мы же давно договорились, для тебя я просто Гнус. Здесь у меня нет друзей, и когда меня посещают старые знакомые, мне хотелось бы откидывать все формальности. Как и эту тлетворную рясу. Под ней кожа чешется невыносимо, да еще эту жгучее солнце. Пойдём ко мне, всё расскажешь.
Я лишь кивнул в знак согласия. Фигура, или точнее говоря Гнус повёл нас в сторону огромной каменной башне, стоявшей далеко от центра, но очень близко к побережью, где постоянно с моря задувал свежий ветер. Проходя по каменной дорожке, петляющей мимо домов, нам на глаза попадались местный жильцы. Рыболовы, пекари, кто-то торговал различными вещами. Мы остановились возле такого импровизированного магазинчика, сколоченного из досок и покрытого плотной тканью, защищающей тучного продавца от песка и солнца.
Гнус остановился напротив прилавка. Жужжание мух отвлекло продавца от каких-то дел, которыми он занимался под столом. Откормленный мужичек натянул штаны на пупок и откашлялся.
— Прокуратор Гнус, слушаю вас.
В голосе продавца не было страха. А вот уважение лилось не только с языка, но и с глаз и ушей. Он наклонился к нам, не взирая на тошнотворную вонь, и выставил вперёд ухо, практически внося его в облако мух.
— Мои одеяния испорчены, — прожужжал Гнус.
— Как скажете…
Продавец изошёл на кашель, словно выкурил очень крепкую сигарету. Обернулся к нам спиной. Несколько секунд понадобилось для того, чтобы мужчина нырнул под прилавок и вынырнул обратно. В руках у него покоилась серая ряса, такая же как была на Гнусе в самом начале казни.
— Прошу… — он снова закашлял и начал давиться, заплёвывая слюнями нижнюю губу и рубаху на груди.
— Спасибо, мой мальчик.
Гнус протянул почерневшую ладонь к робе и принял её очень медленно, специально касаясь кожи рук мужчины и давая мухам заполнить в шатре всё свободное пространство. Может быть, этот разлагающийся уродец и улыбался, но лица он нам так и не показал. Глумливое отношение было оценено наигранным смешком продавца, пожелавшего нам вслед прийти еще.
Уличный воздух неизбежно остужался. Огненный диск коснулся морского горизонта и медленно пошёл на погружение. Вонь от Гнуса перестала быть убийственной, но находиться с ним рядом по-прежнему было невыносимо. Каждая минута с этим созданием — пытка.
Подойдя к каменной башке, Гнус прожужжал:
— Твоя новая игрушка?
Стайка мух кружила вокруг Осси, словно изучая воительницу. Некоторые садились на её доспех и прятались в трещинах, из которых потом вылезали и улетали прочь.
— Запасной вариант, — сказал я, заметив скопления мух и на своём доспехе.
— Аида, ты стала такой взрослой. И знаешь, на моих глазах взрослели целые поколения кровокожих. Взрослели и тупели. Но ты всегда выделялась среди них. Ты повзрослела, но вместе с тем и стала мудрой.
Казалось, что под разлагающимся на нити капюшоном лицо расплылось в тёплой улыбке. Голова повернулась в сторону Осси и прожужжала:
— Твой запасной вариант останется снаружи.
Осси хотела зарычать, её губы скривились от злости, но она сумела удержать себя в руках. Я положил ладонь ей на плечо и сказал, что всё будет хорошо. Она может не переживать.
Глава 14
Лицо прекрасной воительницы, украшенное дюжиной росчерков кровавых слёз, озарилось широкой улыбкой с ироничным контекстом.
Когда Гнус попросил её остаться на улице, она не обиделась. Глотая отравленный трупным разложением воздух, я был бы и сам не против остаться на свежем воздухе, дующим с моря.
Гнус поманил меня идти следом, отдав мне в руки свежую робу.
Внутри башни было свежо. Сквозняк хорошо проветривал помещение, но мне не повезло. По круговой лестнице я поднимался следом за Гнусом, и мне приходилось дышать испорченным сквозняком, приходящим с самого верха башни. Запах — не самая главная проблема. Жужжание мух в замкнутом пространстве вызывало муки. Надоедливая мошкара следовала за гниющим телом, словно была его неотъемлемой частью. Я наступал на каменные ступени, кровавая корка на моих ступнях громко скрежетала, но даже это не могло перебить шум, создаваемый порханием миллиона тонких полупрозрачных крылышек.
По ощущениям мы поднялись на уровень третьего этажа. Лестница упёрлась в проход, за которым моим глазам открылась просторная комната. Свет уходящего за горизонт солнца проникал в помещение сквозь огромные окна, обеспечивая отличное освещение. Но, лучше бы здесь была вечная тьма. Назвать эту комнату мрачной — сложно. Обстановка была ужасной, и находиться обычному человеку было бы смертельно опасно. Я посмотрел на стулья и стол. Когда-то эти предметы мебели были произведением искусства. Резьба по дереву могла бы вызвать внутри меня восхищение, если бы не слой поблёскивающей на солнце мерзкой жижи. Здесь всё было покрыто чем-то схожим с гноем.
Всё, кроме кровати. Вместо матраца, который должен был сгнить от множественных выделений тела Гнуса, в корпус кровати было навалено сено.
— Я заметил у тебя новое оружие.
Гнус был впереди меня, но жужжащий голос звучал отовсюду, даже позади меня.
— Да, — я поймал себя на мысли, что говорю с жужжащим под потолком облаком мух, а не с самим Гнусом. — Это «Длань праха». Тело тоже пришлось сменить, если ты заметил…
— Да, я заметил. Новый облик тебе к лицу. А что стало со старым?
— Ансгар хоть и молод, и даже мог показаться глупым, но отец воспитал отличного сына. Отец вырастил прекрасного воина. Наконечник копья непросто ранит, он — убивает.
— Замечательно. Я рад, что ты сумела выжить и одержать победу.
Окружённая насекомыми фигура прошла через комнату и остановилась в дальнем углу, спрятавшись в тени. Гниющая на глазах ряса практически полностью сползла с его тела, отрываясь пропитанными гноем лоскутами.
— Ненавижу солнце, — прожужжал он. — Брось свежую рясу на кровать. Там с ней ничего не случится.
Я повиновался, но мои глаза продолжали быть прикованными к этому мерзкому созданию. И даже спрятавшись от солнца, я видел, как его почерневшие пальцы рук взялись за капюшон и откинули его с головы. Как он попытался снять с себя остатки рясы, но она сама слезла с худощавого тела, рухнув на деревянный пол мокрой тряпкой.
Там, в тени угла, он был похож на обычного человека, но стоило ему выйти на свет, как мне стало противно, комок крови подступил к горлу, но я не смог отвести взгляда. Он был ужасен и омерзителен. Дрюня по сравнению с ним — идеал красоты.
Тело принадлежало человеку, проигравшему битву смертельной болезни. Ходячий скелет с туго натянутой плотью, которая вот-вот лопнет. Цвет кожи был непросто трупным. Я такое видел в нашем городе, когда после очередного обстрела кому-то из соседей не везло, и их тело лежало на солнце уже несколько дней. В тех местах, где оголодавшие животные срывали одежду и пробовали откусить кусок плоти, мы видели побагровевшую кожу. Конечности и голова чернели на глазах.