Продолжая удерживать меня над полом за дреды, он поднёс меня к своей уродливой голове и словно начал всматриваться в моё лицо. Начал изучать своими пустыми глазницами.
Я и сам не мог понять, что он там хочет разглядеть. Быть может пот, хотя откуда он у меня. Может это его выделения попали мне на лицо, когда Осси пробила ему грудь мечом? А может… Перед глазами вдруг всплыли картинки: слюни Бэтси, Дрюнины выделения. Точно! Кровавая корка, покрывающая мою правую ладонь, была пропитана Дрюниным гноем. Неужели благодаря ему, мне на лицо не уселась ни одна падла?
А что если…
Я разжал пальцы правой руки, выпуская запястье Гнуса, и вставил указательный палец ему в пустую глазницу. Тело Гнуса тотчас содрогнулось и искривилось. Он отпустил мои дреды, я рухнул на пол, натужно скрипнув досками. Окружающие мухи, да и все насекомые, заполонившие комнату, словно сошли с ума, жужжа рывками и наплывами. Словно гитара в хлам расстроилась, но пьяный мальчуган продолжал упорно играть на ней, пытаясь из струн выдавить знакомую песню.
Гнус замешкался, и я быстро воспользовался мигом. Прыгнув к растерянному трупу, я схватил его голову двумя руками и, рывком, притянул к себе. Уродское лицо с пустыми глазницами врезалось в мой наплечник. Часть рогов обломились, оставшиеся — пронзили череп, вырвавшись наружу и блеснув слизью в свете луны.
Гнус обнял меня.
Живучий ублюдок. Я вырастил лезвие в левой ладони и ударил повисшее на мне тело в шею. Еще один удар пришёлся в рёбра. На груди я вырастил жало и пронзил Гнусу пузо. А потом коленом врезал в пах, раздавив сотню, а может и тысячу личинок и мух.
Объятия трупа стали лишь сильнее.
Да что ж за хуйня то творится!
Сдохни, тварь! Сдохни!
Медленно, но жужжание в комнате выравнивалось и обретало единую форму. Казалось, что кто-то начал хохотать. Жуткий смех пронёсся через всю комнату, а потом я услышал противное жужжание возле своего уха.
— Я казню тебя еще до восхода солнца. Лунный свет — это последнее, что со вспышкой яркого блеска потухнет на твоих остекленевших очах.
Его объятья стали невыносимы. Гниющая башка по-прежнему покоилась на наплечнике, словно он сам припал головой к моему плечу.
Кровавый доспех мучительно застонал, сжались рёбра, но я сумел выдавить из лёгких:
— Но прежде, мы вместе прогуляемся под лунным светом.
До конца я был не уверен в успехе моей безумной идее, но иного пути нет. Вновь. Как это уже заебало.
Вонзив в Гнуса с двух сторон клинки в его рёбра, я сумел выгнуть спину и оторвать гниющий труп от пола. Держится крепко, никуда не денется. Он начал извиваться, даже объятья стали менее ощутимы. Голова с мухами медленно начала ссаживаться с рогов, пачкая мой наплечник серой слизью.
Мухи с обезумевшей жаждой бросились на меня, в миг облепили доспех. Кожа невыносимо зудела, словно мерзкие твари заползли под доспех и начали во мне откладываться свои личинки. Хотелось выть, чесаться и бежать сломя голову, чтобы хоть как-то унять невыносимый жар от покалываний тысячи острых игл.
Держа на себе тело Гнуса, я шагнул назад. Брошенная от наших объятий кривая тень упала на пол ровно передо мной. Я еще сделал шаг назад — и тень прыгнула на стену. Ладно, будь что будет.
Я откинулся назад. Задом рухнул на подоконник и вывалился из окна. Плечом сшиб какой-то выступ из стены. Плащ хлестнул воздух. Но я не успел даже открыть рта. С высоты третьего этажа мы с Гнусом рухнули на каменную дорогу, и удар был такой силы, что меня вырубило на секунду. Хруст доспеха. Чавканье плоти и брызнувший во все стороны гной. Мухи слетелись на нас в тот же миг. Я ничего себе не сломал, лишь вывих левой руки и ноги вывернуло в районе коленей, как у цыплёнка. Но головой приложился знатно. Скорее всего, на мгновение мой мозг от удара о камень превратился с сгусток крови, но от состояния «овоща» меня спасла моя регенерация. Бедная Инга. Что только не пришлось пережить её телу. И мне кажется, это еще не самое страшное.
Гнус по-прежнему держал меня. Густая вонь стекала с его тела на камень, жилистые руки сжимали меня, но уже вяло. Но это «вяло» продлилось недолго. Я только успел вынуть клинки из его боков, как объятые вокруг моей груди руки стянулись с новой силой. Гнус вновь принялся меня душить, сдавливая рёбра.
Тварь… Ублюдок… Отпусти меня…
Я зарычал со всей силой…
Взвыл на всю улицу…
Мне хотелось отрубить ему голову, но лезвием рассечь шею из этой позы не реально! Вот если я перевернусь, и он окажется сверху…
Я напрягся, попробовал перекатится набок… Ничего не вышло! Гнус поджал под себя ноги и сумел оторвать жопу от камня, приподняв меня.
Из носа хлынула кровь. Изрытая оспинами луна отразилась в луже крови, растёкшейся под моим лицом. Как странно… разве так может быть… Разве может так быть, что жизнь медленно покидает моё тело…
Мухи продолжали пожирать меня заживо. Болезненным огнём полыхала вся спина, ноги и руки. Уже не осталось сил даже вскинуть руку для удара, или хотя бы вновь вогнать лезвия в это гниющее тело. Насекомые залезли в рот и драли глотку. В ухе противно царапались крохотные лапки.
— Ты уже почувствовала, как грязь выходит из тебя?
— Единственная здесь грязь, — промычал я, — это ты. И твоё дерьмо, льющееся на дорогу.
— Я придам тебя огню, когда твои мысли умолкнут. Я знаю, кто ты. И я знаю, где ты обитаешь. Твоё тело будет полыхать, и ты испытаешь всю боль сполна. И ты не спрячешься от неё, даже сидя в кишках, Паразит!
— Сука…
— Да, еще какая, — прожужжал он, — Потерпи. Скоро вспыхнет огонь покаяния…
Он умолк, а я действительно ощутил обжигающее пламя, пробежавшееся по спине.
— Твой огонь покаяния… — это Осси. Её голос разливался в болезненном рёве над нашими головами. — … очистит твой гнилой труп от всех паразитов.
Я повернул голову вбок. В поле зрения попали две женские ноги в кровавой корке. Оранжевый круг света упал на них и пополз медленно вниз, прямо к нашим сплетённым с Гнусом тела. Раздался треск огня, а затем невыносимый жар обрушился мне на спину тяжёлой плитой. Миллионы мушек вспыхнули, даже не успев пискнуть. Странно, но по телу раскатилась волна прохлады, унявшая боль.
— Инга, — закричала Осси, — переверни его!
— Я не могу…
Конец факела с пылающим пламенем ударил в голову Гнуса, оставив лёгкие ожоги и на моём лице.
— Блять… — взревел я.
— Инга! — по женскому крику мне стало ясно, что мушки продолжали пожирать Осси, но она противилась.
Я вновь напрягся. Мышцы во всём теле отозвались грубым уханьем. Блядские мухи. Грёбанные гнусы способны высосать всю кровь до последней капли. Так и кони можно двинуть! Но не сегодня. Не сегодня, сука…
Моя алая гладь скопилась не только подомной, тело Гнуса наполовину скрылось в кровавой луже. Вреда от этого уродцу никакого, но моё тело налилось силой сполна. Я поджал левое колено под Гнуса, а правой ступней уперся в камень и оттолкнулся.
Мы повернулись на бок и застыли. Мне нахватало сил уложиться на спину, а Гнусу не хватало сил перевернуться обратно на свою спину. Всё решила тяжёлая нога Осси, пнувшая со всей силой Гнуса в спину.
Я рухнул на спину. Гнус сверху продолжает меня крепко обнимать. Осси стоит напротив нас, пламенем сжигает мух на своём доспехе.
— Осси… — прохрипел я.
В тот же миг объятый ярким огнём наконечник факела ударил Гнуса в спину. Гнойное тело вспыхнуло не хуже самого факела. Огонь быстро расползался по его телу, перекинулся на жилистые руки, держащие меня. Кровавый доспех успешно противостоял жару. А вот Гнусу не позавидуешь.
Все его жильцы — мухи и личинки — в секунду испарились, превратившись в пыль. Огонь завыл на его коже и окрасился зелёным. Толи от боли, толи еще от чего, но ему хватило сил сорвать свою голову с моего наплечника, а потом он разжал руки, выпуская меня из смертельной хватки. Узловатые пальцы вцепились мне в шею. Из приоткрытой пасти и пустых глазниц наружу брызнул огонь, как из зажигалки. Он пытался меня задушить. Давил со всей силой. Жал так, что хрустели его кости, но не мой доспех. Сил в его теле практически не осталось. Я ухватил его объятые пламенем запястью и раздвинул в стороны.
Руки податливо отпрянули от моей шее. Гнус продолжал сопротивляться. Возможно, он даже пытался что-то сказать мне; его челюсть заходила ходуном, выплёвывая из глотки языки пламени.
— Инга, — гаркнула Осси, — убей его!
— Он и так сейчас подохнет, — прокричал я в бок, уворачиваясь от пламенного поцелуя.
— Нет! Его спина…
— Что там?
— Кожа восстанавливается…
— Так подожги её снова!
Осси ткнула факелом в спину Гнуса, затем еще несколько раз. Уверенность на лице воительницы скрылась под тенью сомнений. Губы растянулись в диком оскале, отозвавшись болью и разочарованием.
— Не получается, Инга! У меня не получается! Кожа на его спине восстанавливается!
Гнус начал потухать. Пламя отпустило его руки, обнажив почерневшую плоть, которая на моих глаза начала поблёскивать в свете луны. Этот уродец быстро регенерировал. Когда я оторвал глаза от его ладоней и посмотрел перед собой, я увидел появившиеся личинки, копошащиеся в еще дымящейся коже на груди.
Осси громко завопила. Из её ладони выросло лезвие, которое в миг вылезло из груди Гнуса. Воительница ударила в спину, попав точно в сердце. И тут я подумал; а если у него сердце? Обычный человек после такого удара замертво бы рухнул на дорогу, а этот гниющий труп никак не отреагировал на кровавый клинок в своей груди.
Ночную тишину нарушали не только наши вопли и крики. Тихое жужжание возникло из ниоткуда. Отрывистое, скользкое, пробуждающее страх и безысходность. Осси ударила еще несколько раз в гниющую спину, и лично взвыла от той самой безысходности, поймавшей нас в капкан. Клинок пронзал плоть, пачкался гноем, быть может разрывал внутренние органы, но Гнусу хуже не становилось.
Зарычав, Осси ударила еще раз. Сидящее на мне гнойное тело содрогнулось с заметной силой. Кровавый клинок рассек ночной воздух прямо