над моей головой, обезглавив Гнуса. Безглазая башка отлетела в сторону и покатилась по гладкому камню, разбрызгивая тошнотворный гной во все стороны.
— Да ёп твою мать, сука! — взревел я сквозь стиснутые зубы.
Жилистые руки не ослабли. Наоборот, дрожь с его рук передалась на мои. Силы в этот кусок говна, облепленного мухами, быстро возвращались. Какая-то странная игра в одни ворота…
Хотя, постойте…
Сука, я же знаю, как тебя замочить!
Глава 16
Сейчас Осси находится в наивысшей точке злости. Каждый её удар мечом по Гнусу сопровождался рычанием и хрустом сочленений кровавого доспеха. Каждый взмах багрового клинка заставлял воительницу выдыхать в ночной воздух густые клубы пара, подогреваемого горячей глоткой. Даже отрубив Гнусу голову, она не чувствовала себя победителем. Мухи продолжали медленно нас убивать, от чего становилось невыносимо обидно.
Я рычал и вопил не меньше Осси. Моя кожа горела. Острая боль разливалась по телу ядом, отравляющим не только органы, но и кости. Не было никаких сомнений, что мухи вместе с кровью высасывали и наши силы.
Мерзкие твари.
Жадные насекомые.
Гадкие паразиты.
Паразиты… Это слово взорвалось в моей голове обжигающим пламенем, а взрывная волна дошла до самых кишок, где я и прибывал в полном напряжении. Гнус такой же паразит, как и я, сомнений быть недолжно. А значит, его игла в яйце!
Живём один раз, надо всё попробовать!
Багровый клинок Осси вновь вылез из кишащей мухами и почерневшей от разложения груди Гнуса. И вновь всё напрасно. Каждый удар уходил в молоко. Отрубленная голова Гнуса валялась в сторонке на гладком камне в луже гноя, а его жужжащий голос продолжал с издёвкой греметь в наших ушах.
Продолжая держать руки Гнуса, в которых сил как в молодом парне, увлекающегося спортзалом и онанизмом, я прокричал в ночное небо:
— Осси! Отруби ему руки!
Воительница услышала меня. В лунном свете я видел, как её прекрасное натренированное тело, чья кожа поросла кровавой коркой, вскинуло меч. Залитые кровью глаза уставились на левое плечо Гнуса. Она уже собиралась ударить, как совсем близко мы услышали звуки, похожие на скрежет наших доспехов о городской камень. Осси обернулась, а я на короткий миг взглянул в сторону башни. И этого мига хватило, чтобы увидеть в отблеске пылающего пламени настенных факелов лица, прятавшиеся за масками из застывшей крови.
К нам неслись кровокожи. Человек десять.
Осси так и не ударила. Так и не отрубила руки Гнусу. Воительница, громко взревев, бросилась в толпу подоспевших на наши крики и вопли воинов. Ей никогда не победить в этом сражении. Десять мужчин и одна женщина. Неравная битва, после которой прибьют и меня. А тут еще этот гниющий уродец! Как всё невовремя! СУКА! Придётся рискнуть…
Кожа на моей шее в миг укуталась в крепкую корку из застывшей крови. Конечно, она меня не спасёт, но подарит те самые секунды, благодаря которым я хотя бы попытаюсь спасти себя.
Осси уже убила двух кровокожих. Первый лишился головы, второй рухнул наземь с проломленным доспехом на груди и струящейся кровью из брюха. У них было бы больше шансов, если бы они нападали на воительницу по очереди. Но они бросились толпой, мешая друг другу. За эту грубую ошибку еще двое поплатились своей жизнь, упав к ногам Осси.
Я выпустил руки Гнуса. Ночной воздух наполнил мою грудь, подогрев кровь в лёгких. Чёрные пальцы обезглавленного трупа жадно впились в мою шею. Доспех хрустнул, кожу сдавило. Я должен был сосредоточиться на своей безопасности, на своей жизни. Я должен подпитывать своё тело кровью. Постоянно. Не давая Гнусу сломить мой доспех и мою волю…
Осси взревела на всю улицу. От боли. Кровокожи взяли её в кольцо. Их клинки по очереди обрушивались на воительницу, не всегда достигая крепкого доспеха. Багровый клинок воительницы отражал удары, уводил кровавые мечи в стороны. Наконец, убивал. Но иногда и пропускал разящие удары. Когда один из кровокожих загнал лезвие Осси под рёбра, девушка заорала. Лицо исказила боль, но вырвавшийся из глотки крик был приправлен злобой и обидой. Она пнула обидчика нагой в грудь и вогнала клинок ему в лицо, раздробив маску и череп. В ту же секунду пару вражеских мечей пронзили ей спину и живот.
Моя кровавая гладь под ногами воительницы вскипела. Женские ноги оплела кровавая паутина и впиталась в доспех. Я задыхался, пальцы гнуса сдавливали мою шею всё сильнее, а осколки лопнувшего доспеха впились в кожу, но именно боль держала моё сознание в бодром духе. И именно боль позволила мне напитать тело Осси литрами крови. Глубокие раны затянулись, доспех восстановился и окреп. Кровавое лезвие воительницы рассекало воздух, унося очередную жизнь к праотцам. Она кричала и убивала. Отрывистые вопли противников заполняли улицы мерзкого города, заставляя местный люд сидеть дома.
Боль держала меня в сознании, я задыхался, и на моих глазах Осси становилась сильнее. Кровавый доспех ощетинился клыками и кривыми рогами на разросшихся наплечниках. Одному из кровокожих воительница кулаком левой руки разбила голову, второму — грудь, несмотря на несколько клинков, обрушившихся на её спину и плечи. Осси была в безопасности. Она взрослая девочка, и в состоянии самой уладить все вопросы с плохими мальчиками. Их участи не позавидуешь, но это их выбор. За руку никто никого не тянет.
Пришло время решить мои насущные вопросы.
Выращенным лезвием в правой руке я вспорол брюхо Гнуса. Гнилистая плоть разошлась в стороны с мерзким хлюпом, словно разлепились сухие губы, а сидящие на них мухи сбрызнули в разные стороны, оставив на своих местах извивающиеся личинки. Я приготовился быть залитым стухшими внутренностями, но ничего похожего не произошло, лишь маслянистая жидкость заструилась из широкой раны и закапала на мой массивный доспех. И даже такая рана никак не повлияла на Гнуса. Его узловатые пальцы по-прежнему сжимали мою шею с такой силой, что утрать я связь с багровой лужей крови, поддерживающей во мне силы, и шейные позвонки хрустнут, как тонкий лёд под ногами майора.
Я вонзил свою ладонь ему в брюхо. Мои пальцы в кровавой корке залезли в рассечённую плоть, которая уже начала затягиваться на глазах, и медленно начали углубляться в брюхо. Я дёргал ладонью и хватался пальцами за пустоту брюшной полости, в надежде нащупать его кишки. Мухи облепили мой доспех как никогда раньше. Боль, неведомой ранее силы, пронзила меня до самых костей, и даже проникла в глубь костей, парализовав меня. Я застыл, но мои пальцы продолжали выискивать тот самый мясистый канат, в которым обитает виновник сего торжества.
Жужжание в мое голове прерывалось воплями Осси и стонами умирающих кровокожих. Я закрыл глаза, зажмурился, уводя боль в сторону, пытаясь её хоть немного стряхнуть со своего тела. Вопль воительницы умолк вместе с криками напавших. Я уже хотел выдохнуть, но…
Шарканье кровавых доспехов о гладкий камень раздалось за моей спиной. Очередной отряд кровокожих летел на подмогу.
Рёв Осси пронёсся мимо меня, ударив жарким ветром. Воительница обрушилась на головы труперсов, наполнив улицу мучительными криками и стонами боли. Осси дарила мне время. Жертвовала собой ради меня. Ради нашей победы.
Я нашёл в себе силы углубить ладонь в пучину гноя еще на несколько сантиметров. Пальцы несколько раз сжались в кулак. Ничего. Но на третий раз я почувствовал что-то упругое. Вот они, кишки. Я схватил их, сдавил пальцами с такой силой, что разлагающееся тело Гнуса тут же дёрнулось, забилось на месте, словно его привязали к стулу и медленно поджигали пятки.
Мухи отпрянули от моего доспеха. Жужжание стихло, но не полностью. Тонкие, но невероятно сильные пальцы на моей шее ослабли. Не теряя ни секунды, я ударил раскрытой ладонью Гнуса в груди и повали его на спину. Мы поменялись местами. Теперь я сидел на нём, а этот уродец распластался на гладком камне. Без головы, с моей рукой у себя в пузе. Я резко выдернул ладонь из брюха, вытягивая на лунный свет почерневший канат, обвитый пульсирующими венами. Вонь поднялась невыносимая, мне даже почудилась дымка, ударившая из вспоротого живота.
Жужжание в голове почти умолкло. Оно прекратило быть навязчивым. Больше не вселяло трепет и страх. Своим жужжанием мухи нашёптывали мне о моей глупости. Они словно смеялись надо мной. Издевались.
А как еще им вести себя, когда их жалкая и никчёмная жизнь в моих руках.
Я разорвал влажные кишки надвое. Затем — натрое. Выдавил содержимое на гладкий камень. Но в лунном свете кроме гнойной слизи ничего больше не видел. ЧТО ЗА ХУЙНЯ! Ты где, червячок? Куда подевался?
Казалось, что мухи стали насмехаться надо мною. Громко, надрывая свои чёрные брюшки. Мерзкое жужжание словно издевалось надо мной. Мне пришлось выдернуть остатки кишок из обезглавленного тела, перебрать их в руках и выдавить всё содержимое наружу. И ничего. Пусто, лишь гной, заменяющий во всём теле кровь.
Неужели Гнус другой? Неужели он не паразит… Хотя, в любом случае, он тот еще паразит, сумевший целый город обратить в свои нужды. Сука…
Я отрываю глаза от обезглавленного трупа и устремляю в спину Осси. В лунном свете её доспех играет прекрасным серебристым цветом с глубокими тенями, закравшимися в трещинах толстых пластин. Скрежет, вой и рёв боли сотрясают ночной воздух в месте битвы. Осси победит, но что дальше? До меня уже доносится топот нескольких десятков ступней в кровавой корке, несущихся к нам на встречу. Мы обречены…
Мухи медленно рассаживались на моём доспехе, словно похоронная процессия надевала на моё тело погребальный саван. Медленно, в окружении печальной музыки, которую сейчас заменяло нудное жужжание. Осси убьёт еще десяток. Я смогу уложить еще столько же. Но рано или поздно, мухи сожрут нас. Сражаться вечно мы не сможем. Наши сердца потухнут.
Сердца…
Мои мысли были так оторваны от реальности, что я совсем забыл про главный орган в человеческом теле. Я даже услышал стук. Ровный, раздающийся в груди обезглавленного тела.