Получи! Еще! На, сука! На! Больше ты никогда не ткнёшь в меня пальцем!
Эйфория тёплыми волнами разливается по моему телу. Я выдохнул так, как выдыхает мужчина, после того как все камни вышли из почек. Так сладостно выдыхают, когда понимают, что больше не придётся делать паузы из-за режущей боли, что возникает, когда острые грани маленького камушка рвут изнутри твой мочеточник. И когда камень вылетает в унитаз с каплями кровавой урины, ты выдыхаешь в двойне, и, наконец, мочишься как человек.
Даже после приёма двух таблеток циклодола не наступает такая эйфория. Каждый удар кинжала ровнялся приёму целой фольгированной упаковки. И вот, я закидываюсь и закидываюсь.
Бью и бью!
В обычной жизни, употребления такого количества таблеток неминуемо приведёт к гибели. Как меня.
Почти.
После того, как я чуть не выбросился из окна, врач мне сказал, что я должен внимательнее читать инструкцию к препаратам.
— Но доктор, мне было плохо! — говорю я.
Уставившись в монитор, врач кликает мышкой.
Один, два, три, — считаю я про себя лопасти вентилятора, обдувающего весь кабинет, — четыре, пять.
Птицы…
Мне снова хочется летать.
— Я сожалею, но мне придётся уменьшить вам дозу, — сообщает мне охуительно радостную весть доктор. Прям спаситель, которого я ждал, целую вечность!
— Но мне станет хуже! — жалуюсь я.
Инвентаризационный номер его монитора: 231009/1
На мышке — той самой, что кликает доктор — тоже есть номер. И на его стуле он тоже есть, на его диване, на его вентиляторе. Куда не плюнь — везде номера. Я уверен, что и у меня есть инвентаризационный номер в его компьютерной программе.
— Вы были на грани самоубийства! — говорит врач, кликая мышкой. — Вы “почти” покончили с собой…
Врачи такие зануды. Пекутся о нашем здоровье, как будто он сам стоял на том подоконнике, и смотрели в бездонную пропасть боли. И, конечно же, он знает, о чём говорит!
— Но “почти” не считается! — говорю я.
— Я выпишу вам новый рецепт. Соблюдайте рекомендации, и всё будет хорошо. И вот еще что! Я хочу вам дать дельный совет: найдите увлечение, в которое вы сможете окунуться с головой…
Инвентаризационные номера такие же бессмысленные, как и его советы. Я прислушался. Нашёл. Окунулся с головой, да так, что таблетки мне больше не нужны.
Эйфория…
Я бил и бил.
Вдох-выдох.
С конца капает на живот.
Бил и бил, а он и не думал затыкаться! Даже не сопротивлялся, дёргался при каждом ударе, и дёргался. Уставился куда-то вдаль и дёргался, наблюдая за тем, как напуганные громким воплем птицы срывались с верхушек деревьев и улетали прочь.
Дергался и дёргался, а я бил и бил!
На его потной рубахе быстро выросло багровое пятно, а по голым ляжкам потекли струйки крови. Крупные капли летят на землю, часть попадает на траву, прижимая её к земле своим весом.
Тут закричала Роже. Я выдернул кинжал, но останавливаться не собирался. Уже замахнулся, но тут патлатый завалился на траву, свернулся калачиком и начал лихорадочно трястись.
— Отто! Ты что наделал?! — кричит Роже, скидывая со своего живота мужские ноги.
Мухи быстро слетелись на горячую кровь. Я наблюдал, как стая жужжащих насекомых садилась своими тонкими лапками на окровавленный кусок ткани и намертво к нему прилипала. Те, что попроворнее и наглее, залетали внутрь ран.
Подул свежий ветерок.
Патлатый продолжал громко стонать. Подошва его сандалий вспахивала землю. Пальцы рук рвали траву. Вроде, я всё правильно сделал! Что не так?
— Тебя спасаю, дуру! — отвечаю я Роже на наитупейший вопрос.
— Ты убьёшь его!
— И что тут такого?! Он плохой! Он чуть тебя не убил!
— Но не убил же!
Она еще и оправдывает его! Начинается, двойные стандарты… Нужно добить ублюдка.
Я хочу наклониться к патлатому, сделать еще пару тройку ударов, но Роже накидывается на меня, валит на землю.
— Не смей! — кричит она на меня.
— Где твоя сила была, когда он на тебя лез!
— Он сильнее тебя!
— Да, ты права, поэтому я и хочу его добить! Иначе он встанет и убьёт нас!
— Он уже не встанет, посмотри, что ты с ним сделал! — придерживая сползающее платье, она посмотрела в сторону мужика, затем на меня. — Да что с тобой происходит?
— Со мной всё в порядке! Я тебя защищал!
— Но не таким же образом!
— Бля, а каким?!
Она спрыгивает с меня словно испуганная кошка. Припадает к этому грязному насильнику, к этому уродцу с обгрызанным хером, к этому патлатому мудаёбу, и начинает водить руками над его боком!
— Ты что, совсем охуела! — кричу я.
Это уже перебор! Она что, решила залечить его раны? Но уж нет, этому не бывать!
Я хочу быстро встать, уверенно, но сил столько нет. Голова еще кружиться. Медленно, опираясь руками о траву, поднимаю своё тело, приседаю на колено. Выпрямляю ноги. Кинжал проёбан, и это очень плохо!
Подхожу к Роже. Грубо хватаю её подмышку и пытаюсь поднять с земли.
— Идём, оставь его!
Она одёргивает мою руку и продолжает кружить ладонями над истерзанной плотью этого вонючего насильника. И я вижу, как раны начинают затягиваться! Медленно, но затягиваются! Кровь уже не течёт…
Если она сейчас его вылечит, и он найдёт силы встать — нам будет пиздец! Не думаю, что он скажет ей спасибо! Вначале меня отхуячит, а потом и ей впердолит. Неужели она этого не понимает? Дура!
Я прыгнул на неё. Завалил на патлатого. Он застонал ещё громче. Почти затянувшиеся раны разошлись, выплеснув наружу свежую кровь.
— Всё, Роже, хватит! — кричу ей в лицо. — Побежали домой!
Наконец, я до неё достучался. Её глаза скользнули по моему лицу, увидели разбитую бровь, заплывший глаз. Мой вид её отрезвил. Рассмотрев меня с ног до головы, она опускает глаза на патлатого. Смотрит, как он корчится от боли. Видит его огрызок. Видит на своих ногах синяки, оставленные длинными пальцами.
Я протягиваю руку и помогаю ей встать. Не выпуская её ладонь, говорю:
— Забудь о нём, бежим!
И вот, перемазанная кровью, окроплённая каплями гноя и слюней, что вылетали из пасти патлатого с каждым ударом кинжала, она смотрит на меня. Платье спадает с её худого тела, но она ловит его руками, прижимает локтями к поясу. Кивает головой и говорит:
— Бежим!
И мы побежали. Не оглядываясь, не оборачиваясь. Убегали не только от старика, но и от мужика, которого оставили умирать под палящим солнцем.
Мы — дети, а дети не несут ответственность за свои действия. В отличие от взрослых! Я смогу спать спокойно. Роже, я надеюсь, тоже сможет спать спокойно, но боюсь, что этот случай мог отразиться не благоприятно на её психике. Хотя, какая мне разница! Нужно нахер уёбывать отсюда, перекинуться в тело отца и добить этого пидора!
Сваливающееся платье мешало Роже бежать. Пару раз она споткнулась и чуть не завалилась на траву. Когда поле закончилось, и мы выбежали на дорогу, я остановился.
— Погоди, — говорю я.
Я взял порванные лямки платья и связал их между собой крепким узлом.
— Вот! Как новое!
Роже выглядела помятой, прямо как шлюха на трассе отработавшая восемь часов. В волосах трава, на лице земля, да еще и платье в крови; хорошо что в чужой. Не хватала запаха алкоголя и табака.
— Как ты? — спрашиваю я.
— Как я? А как ты?
— Со мной всё заеб… всё хорошо. Ладно, пойдём. Вон, уже видно деревню.
— Я… — промычала она, — Я не могу пойти в таком виде домой…
— А что случилось?
— Папа будет ругаться, — она опустила голову, спрятав глаза.
Не приятная ситуация. Будь я на месте отца, я бы охренел, увидев дочь в таком виде. А потом нашёл бы пацана, что с ней ошивался, и дал бы ему таких пиздюлей, что он еще год не смог бы на девок смотреть, не испытывая боли в трусах! Надо подумать… Есть идея! Конечно, первозданный внешний вид мы не вернём, но хотя бы примем человеческий облик.
— Погнали на речку!
Подумав несколько секунд, Роже согласилась.
Пришлось идти в противоположную сторону от деревни и свернуть в лес, подальше от старика и его проклятого старого дома.
Шли полем, потом лесом. Показался песочек. Ветерок принёс запах речки, хотя, это был запах рыбы.
Мелкие волны тихо шуршали у берега, принося с собой тину. Не страшно, купались в местах и похуже.
Прежде чем я разделся, Роже повернула меня к себе. Её тёплая ладонь легла мне на висок, пальцы коснулись разбитой брови. Тёпленько… Чуть-чуть защипало, но тут же отпустило, словно уняли зубную боль, что мучала целую ночь. Теперь я мог видеть как нормальный пацан, обеими глазами.
Я залез в воду, в чём мать родила, а Роже осталась стоять на берегу, стесняясь меня.
— Я не смотрю на тебя! — крикнул я ей, отплыв от берега пару метров.
Говоря это, я, конечно же, закрыл глаза. Не буду же я смотреть на голого ребёнка, особенно девочку. Со мной всё нормально, в отличие от того патлатого кастрата.
Я поплыл дальше. Проплыл еще пару метров, касаясь пальцами песчаного дна, и тут вдруг меня пробил холод. Проплыв еще чуть-чуть, я перестал чувствовать дно, а руки, — как бы сказать, — не держали меня на воде! Короче, я начал тонуть! Это пиздец! Пиздюк еще и плавать не умеет! Да и я молодец — даже не подумал об этом…
— Роже… помоги…
Вода хлынула в рот, обожгла носоглотку. Я пытался вдохнуть, но только зачерпывал воду ртом.
— Роже…
Вот это опасно! Еще чуть-чуть и пойду на дно… и что дальше? Дальше как быть? Рыбы съедят тело, а там, если повезёт, и меня схавают. А как же Отто? Паренька будет очень жалко… Это не справедливо! О не заслужил! Это полностью моя вина!
Я калачу руками о воду, а толку никакого. И не могу никак синхронизировать руки с ногами, получается обратный эффект от которого только хуже, я словно сам себя тяну на дно!
Сворачиваю губы трубочкой, делаю вдох, и уже готов пойти на дно, но чужие руки толкают меня в спину, затем еще раз. Сделав очередной вдох, я снова кричу: