тся вместе со мной. И постоянно призывает быть внимательным и не спускать глаз со своих друзей.
Вот и сейчас, после очередной победы я глядел куда в сторону в надежде увидеть там Зико и его людей, идущих нам на встречу. Никого. Пусто. И эта пустота пугала меня. Мне нужно разыскать Зико, немедленно.
Мы шли разбитой дорогой, пронизывающей быстро лысеющие леса, скалистые горы, увитые клубящимися облаками, и пологие холмы с пожелтевшей травой. Стоя на одном из них мы видели вдалеке блеск моря и повисшее над ним обеденное солнце. Цель уже близко, сомнений нет. Протяни руку и подставь солнцу ладонь. Горячие лучи согревали кровавую корку, вызывая лёгкий зуд. Приятный, отвлекающий от реальности. Но в тот день реальность никак меня не отпускала. Мой взгляд постоянно отлипал от горизонта с линии морской воды и прыгал на пожелтевший лес по левую от меня руку.
— Тебя что-то беспокоит, Червяк? — спросил Дрюня, стоя рядом со мной. Его взор непринуждённо падал на горизонт, видя вдалеке конец дороги и конец путешествия, вызывающее у моего друга лишь тревогу.
— Друг мой, — произнёс я, в очередной раз переводя взгляд на лес, — идёт война. Каждая секунда для меня — это беспокойство и тревога.
— Не думай, что ты один переживаешь. Мы все испытываем тревогу, пробуждающую в нас страх. Никто из присутствующих рядом с тобой не знает, что ждёт его впереди, — Дрюня кивнул подбородком в сторону горизонта.
Лицо, покрытое коркой из высохшего гноя, не могло выразить ни единой эмоции, словно оно было мертво, но мышцы под кожей силились изобразить хоть что-то, но безуспешно. Даже его губы, изрытые трещинами и усыпанные хлопьями белёсых струпьев, с трудом поспевали сжиматься и разжиматься за каждым произнесённым словом. И лишь болезненно лунные глаза выражали беспокойство каким-то мутным блеском, который явно от меня что-то скрывал.
— Мне нужно разыскать Зико, — сказал я.
— Только тебе? — возмутился Дрюня с тревогой в голосе.
Морской ветер приносил свежий воздух, а вместе с ним и прохладу. Я не замечал температурных изменений, и мне не нужно было кутаться в мой уродливый плащ, похожий на лоскутное одеяло, где вместо привычных кусков ткани мастер предпочёл взять человеческие лица. А вот Ансгару и его людям приходилось разжигать костры и усаживаться вокруг пламени плотным кольцом. Юный правитель грел ладони у костра, когда наш разговор дошёл до его ушей. Я заметил на его лице интерес. Любопытство заставило юношу покинуть кольцо воинов и двинуть в нашу сторону. Его кожаный доспех громко шуршал при каждом шаге. Непослушные чёрные локоны закидывало ветром назад, когда накинутый на плечи тяжёлый плащ из медвежьей шкуры неподвижно свисал до самой травы. Холод жадно укусил его ладони, и парню пришлось их спрятать от ветра в глубине накидки, где помимо естественного тепла он всегда мог погрузиться в родительский очаг. Даже стоя в десятке метрах от парня, я видел, как он кладёт непокрытую перчаткой ладонь на череп своего отца, ставший частью смертельного оружия — жуткой дубины, проламывающей доспехи кровокожих подобно тонкому люду — и теперь висящим на его кожаном поясе.
Новый порыв ветра ударил Ансгара в лицо, заставив его сильно скривиться. Совсем недавно этот юноша был так молод, был так наивен. Он был красив, его губы всегда дарили улыбку, способную поднять боевой дух. А сейчас я видел идущего мне на встречу хмурого мужчину, закалённого в бою и утратившего какую либо наивность. Со стороны могло показаться, что Ансгар скривил лицо от холодного прикосновения, но нет. Его мужественное лицо сжалось от боли, причинённой страшной раной. Уродливый рубец омрачил его лик, нарисовав бледную кривую полосу почти через всё лицо; ото лба до левой щеки, чудом не лишив парня левого глаза и всех зубов на верхней челюсти. Другие считали, в том числе и Дрюня, появление шрама — дар битвы. Награда, врученная из рук врага. Получить такое страшное увечье и остаться в живых — удача, сопутствующая лучшим воинам. Да, его плоть на удивление быстро срасталась, но это не делало Ансгара бессмертным. Я был точно в этом уверен, несмотря на то что почти тысяча глаз узрели, как клинок из запёкшейся крови в тяжёлом ударе лёг на голову юного правителя и рассёк лишь плоть, не расколов на куски череп парня.
В тот славный день на людских глазах родилось новое божество, способное противостоять врагу и вести солдат к победе. Я мог лишь порадоваться за Ансгара, искреннее. Но всё же я знал — воткни ему между рёбер меч из запёкшейся крови прямо в сердце — и парень умрёт. Выдавит из лёгких последний воздух и рухнет замертво на землю. И поэтому моей главной задачей было одно — не дать «новому божеству» умереть на глазах сотни воинов, дабы не подкосить их воинствующий дух.
Тяжело шагая по пожелтевшей траве, Ансгар поправил висевший на его спине щит. Еще один мой дар «бессметному воину», похожий на кусок выломанной двери грязной коммуналки. Лёгкий и крепкий, способный сдержать ни один удар кровавого меча или тяжёлой секиры (мы проверяли), а потом и сам Ансгар имел возможность не раз убедиться в его прочности, скрывая свой изуродованный лик за куском запёкшейся крови.
— Инга, — выдавил Ансгар, поравнявшись с нами. Перепаханные мечом губы продолжали приносить боль, кривя лицо парня. — Море совсем близко, а как я понял — это и есть наша цель.
— Ты всё правильно понял, Ансгар. И мы не отступим от нашей цели.
— Да, но твой взгляд устремлён совсем в другую сторону. И меня это беспокоит. Я теряю людей, и каждая утрата — боль, пронзающая не только моё сердце, — Ансгар повернулся к своим людям и умолк, давая нам услышать их разговоры о тёплом доме, горячей еде и глубоком сне. Усталость чувствовалась в каждом брошенном в огонь слове.
— Поверь мне, — сказал я, уставившись на Ансгара, — я разделяю твою боль, и переживаю не меньше твоего. Но у нас есть еще друзья, которым нужна наша помощь. Мне придётся покинуть вас, на время.
Лицо Ансгара вновь искривилось. Но не от злости или боли. На его глазах отразилось разочарование. Изуродованные губы сжались ради пары слов, но произносить их он отказался. Он всё понял, спорить со мной нет никакого смысла.
— Я ряд, что ты меня понимаешь, Ансгар.
— Я иду с тобой? — спросил Дрюня.
— Нет…
— Но ты не можешь идти один! — гаркнул Дрюня, готовый чуть ли не взорваться на месте. — Ты не можешь так расковать! Оглянись…
— Я полностью осознаю все риски…
— Оглянись, Червяк! — лунные глаза быстро спрятались за веками, став двумя тонкими белыми линиями. — Эти воины… Эта армия обратиться в пыль. Твоё сердце остановиться — а вместе с ним и все эти люди исчезнут по одному щелчку!
— Я всё обдумал и давно принял решение. Нет смысла всех гнать на поиски Зико. Мне нужно, чтобы вы остались здесь. Дорога от моря одна, и она у нас под ногами. Если новые отряды кровокожих пойдут вперёд — мимо вас они не проскочат.
— А если мы не справимся? — спросил Ансгар.
Его вопрос вызвал у меня улыбку.
— Если вы не справитесь — тогда и я вам никак не смогу помочь.
Ансгар опустил глаза и с пониманием кивнул. По пути мы встречали отряды кровокожих разной численности. Попадалась и сотня голов и три сотни. Но не более. Шанса на победу у них не было никакого, но пощипать наши войска они были всегда рады. Бросались без разбору. Их даже не останавливал горизонт из голов тысячной армии за нашими спинами. Был ли таков план врага, или это было самоубийственным недоразумением — я понять не мог. Но с каждым убитым врагом, с каждыми кровокожим, которого мы обращали в прах, я точно знал одно: их хозяин ощущает потерю каждого воина. Он словно прощупывает нас, пытается сосчитать каждого. Готовится к худшему, и, конечно же, пытается хитрить. Он искусно отвлёк нас от главного — от Зико — видимо осознавая его важность в этой борьбе.
Я прекрасно понимал, что новый отряд кровокожих появится на горизонте совсем скоро, и его основная задача — отвлечь нас. Отвлечь меня, переключив на бессмысленное сражение. Но я раскусил своего врага, и смогу даже подыграть, бросив в бой свою армию. Пусть наслаждается, пока я буду плести свои дела.
— Ансгар, Дрюня, вы останетесь здесь, — решительно заявил я. — Скучать вам не придётся, поверьте мне.
— А ты? — спросил юный правитель, кутаясь в медвежий плащ.
— Я возьму с собой сотню воинов, — я повернул голову в сторону кучки кровокожих, за спинами которых стояла огромная мясистая детина. — Возьму Хейна. И, конечно же, Кара пойдёт со мной.
Волчица, затянутая болезненной коркой застывшего гноя, всё это время сидела у моих ног. Она стала свидетельницей нашего разговора, она побывала в каждой битве, забирая с собой десяток, а то и два десятка врагов, безжалостно перегрызая им глотки своими острыми зубами. Она получала увечья так же, как и остальные воины. Она давно стала неотъемлемой частью нашей армии, а мы для неё не просто хозяевами. Мы стали для неё родной стаей.
Я опустился на колено и провёл ладонью в кровавой корке по облысевшему загривку Кары. Наши застывшие на коже выделения издали неприятный скрежет, словно напильником проехались по ржавому металлу. Но я и не пытался сделать Каре приятно. Моё поглаживание — жест доверия, на который Кара всегда откликается с радостью.
— Нам нельзя разделяться, Червяк! — вновь встрял Дрюня.
— Нам придётся разделиться! — прошипел я Дрюня, вставая с колена. — По-другому нельзя.
— Но почему? Почему мы не можем пойти вместе?
— Ты хочешь пустить очередной отряд кровокожих в огород? Представь что будет, если по этой дороге три сотни, а то и тысяча кровокожих вновь разбредутся по нашей земле.
Дрюня перевёл взгляд на видневшийся вдалеке край моря и, стиснув пожелтевшие от болезни зубы, спросил:
— Ты уверен, что их численность столь высока?
— Я ни в чём не уверен, и именно поэтому вы остаётесь здесь.
Глава 2
Я отобрал сотню воинов, поставил во главе Хейна, и мы отправились в сторону лысеющего леса, простирающегося по левую сторону горизонта.