Ансгар кивнул и глазами принялся выискивать в толпе Осси.
С четырёх улиц, тянущихся через весь город прямиком к воротам, продолжали наступать кровокожи. Было заметно, как они мешали друг другу на узких улочках, где было сложно вообразить пять человек, вставших в ровную шеренгу.
— Дрюня, мы идём по правой стороне города! Мы должны занять две улицы.
— Хорошо! — крикнул мой друг, убив очередного кровокожа точным ударом по голове.
Выдернув секиру из медленно рассыпающегося пеплом трупа, Дрюня подскочил ко мне.
— Червяк, а дальше что? — спросил он.
— Мы идём на встречу к Гнусу.
— Ты знаешь, где искать эту кучку пахучего дерьма?
— Да, он оставил мне подсказку.
— Тогда веди! — гаркнул Дрюня и кинулся на отряд кровокожих, готовый излиться к нашим ногам из улицы напротив.
Стоящие по обе стороны улиц каменные дома служили хорошей стеной, позволяющей нам убивать кровокожих без лишней суеты. Им некуда было бежать, только назад, но там их поджидал плотный тупик из сгрудившихся солдат. Мы пронзали их и рубили.
Рубили и пронзали, обращая в пепел. Мои войны быстро заполняли оставшиеся улицы, гоня врага в центр города. Спустя сотню кровокожих мне на глаза попались кресты. Пустые.
Щели каменной дороги плотно забились трупной сажей, когда мы проделали себе путь и очутились на центральной площади. Вражеские остатки мы сумели взять в плотное кольцо, которое быстро сузилось. На другой стороне площади я видел Осси и Ансгара. Они слизали часть врагов и двинули дальше по улице в сторону причала, оставив за собой щетинистый хвост из моих воинов, продолжающий кромсать врагов.
— Дрюня! — взревел я, пронзая копьём стоящих передо мной врагов. — Нам надо оттянуться!
— Куда? — проорал мой друг.
— Вон на ту улицу, — я кинул взгляд на дорогу между домами, увиливающую в сторону, на окраину деревни.
— Идём!
Уродливая секира рассекла пару глоток и разнесла в дребезги маску третьего война, попавшего под удар. Они умерли не сразу, и добивал их не мой друг. Пока Дрюня отступал, пробираясь через моих воинов, вражеских кровокожих добили изогнутые клинки. Я последовал за моим другом сквозь плотные ряды солдат.
Центр площади станет жирной точкой в этой битве. Остатки вражеских солдат были взяты в плотное кольцо. Их судьба решена. Как жаль, что в их крови течёт лишь гнев, а в голову вшита одна команда — убивать. Здесь не с кем договариваться, кровокожи будут биться до последнего, даже не осознавая, что их незавидная участь предрешена. Их ярость не утихнет, а руки продолжат до последнего вздоха вскидывать и опускать мечи. Но быть может это и к лучшему. Они погибнут, так и не поняв, что бой был проигран еще ранним утром.
Под несмолкаемый треск кровавых доспехов и удары клинков, мы с Дрюней выбрались из толпы на дорогу. Каменная тропинку тянулась вперёд и сразу же пропадала из виду, завернув за опустевшие дома.
— Побежали! — сказал я, и мы кинулись вперёд.
Хруст наших доспехов отражался от домов. Наше дыхание оставалось ровным, а взгляд с животной яростью смотрел вперёд.
— Как будем действовать, Червяк?
— У меня есть план.
Мы обогнули домов десять, прежде чем дорога упёрлась в ветхое и очень мрачное деревянное здание с башней. Та самая церковь, в которой пыли лежало больше, чем спущенного дерьма в море со всего города.
— Ты уверен, что он здесь? — спросил Дрюня.
Я окинул взглядом церковь и уверенно заявил:
— Да. Здесь его истинный дом, который он предал ради ложной веры, и теперь пытается всеми силами ложь обратить в правду. Всеми силами и правдами он пытается оправдать тысячи смертей, обозвав всё происходящее искуплением, и считая, что это мы встали на ложный путь.
— А мы грешны?
— Мы все грешны. И мы пришли сюда не за искуплением своих грехов.
Я перевёл взгляд на лицо Дрюни и спросил:
— У тебя еще остались зажигательный бомбочки?
— Да, парочку. А что?
— В церковь я пойду один, мы будем только мешаться друг другу.
— И что ты задумал? — спросил Дрюня, бросая взгляд в сторону церкви.
— Ну, в начале мне нужен твой ихор, — я посмотрел на нагрудную пластину гнойного доспеха, успевшего покрыться сотней шрамов и рытвин за время наших сражений.
Без лишних вопросов Дрюня сковырнул на груди небольшой кусок доспеха, от которого протянулись тонкие гнойные нити до обнажившейся плоти. Моя ладонь влажно чмокнула, когда я коснулся его груди. Потом второй ладонью. Я растёр Дрюнин гной по своему лицу — какая никакая, но защита от вредных насекомых.
Потом я объяснил Дрюне, что ему нужно будет сделать с колбами горючего вещества, после чего протянул серебряную коробочку.
— Возьми, пригодится.
— Ты сумасшедший, — сказал Дрюня, забирая из моих рук маленькую коробочку со спрятанными внутри угольками.
— Я знаю.
Огромная церковная дверь из рельефной древесины оказалась не заперта. Не опасаясь внезапного нападения, я переступил порог и погрузился в мрачную атмосферу праведной жизни. Копьё покоилось на спине, доставать оружие в храме, и тем более угрожать им, даже конченным уродам, — грешный путь. Во мне осталось мало человечности, но я отнесусь с уважением к тем сохранившимся внутри меня крупинкам.
Ровные ряды лавок тянулись в конец церкви. Огромные застеклённые окна пропускали достаточно солнечного света, чтобы можно было насладиться даже мелкими деталями внутренней архитектуры, и попробовать сосчитать бесчисленное количество мух, облепивших не только лавки, но и стены. Насекомые кружили над моим доспехом, на короткое мгновение садились на корку из крови, но быстро срывались и с мерзким жужжанием и улетали прочь.
Я поймал себя на мысли, что не дышу. Мухи могли полезть в нос и добраться до лёгких, но ни одна тварь даже не приблизилась к моему лицу. Чувствовали они мою защиту на лице, или так хотел Гнус? Он мог бы обрушить на меня рой, облепить насекомыми полностью моё тело и вынудить меня напасть на него, но ничего подобного не происходило. Никаких провокаций.
Я сделал глубокий вдох.
Спёртый воздух пропитался чистейшим гниением и мог вызвать рвоту или, хуже того, отравление у обычного человека, которое при любых обстоятельствах закончится смертью. Но в постоянной смерти и был смысл. В этом храме смерть сменялась жизнью, а жизнь — смертью, оставляющую после себя почву для семян жизни.
— Закрой за собой дверь, не нарушай тишину.
Слова Гнуса доносились ото всюду; из-под потолочных балок, где гнездились птицы, из непроглядных углов, куда свет солнца никогда не упадёт. Я слышал его впереди, сзади, и даже сверху. Его голос медленно перетекал внутри церковного чрева, передаваясь от одного роя мух к другому.
Я закрыл за собой дверь и пошёл вдоль ровных рядов лавок в самый конец церкви, где из-за полупрозрачного занавеса из тысячи мух смутно виднелся постамент для креста и сцена, на которой служитель мог зачитывать свои речи. Половый доски натужно хрустели под моими ногами. Я миновал десяток огромных окон, бросающих на меня тени от рам в виде крестов.
— Где судья Анеле! — нарушил я тишину, когда до первой скамьи оставалось пройти несколько рядов.
Гнус сидел по левую руку на первом ряду, и я мог видеть лишь возвышающийся над деревянной спинкой капюшон робы, успевший пропитаться влажным гноем.
— Она и не собиралась пересекаться с тобой на проклятой земле, — прожужжало где-то над головой. — Ты всерьёз веришь, что можешь с ней потягаться?
Раздавшееся жужжание походило чем-то на смешок.
— Зачем вы забираете детей?
— А ты еще не догадался? Посмотри на себя, чего ты сейчас хочешь больше всего?
— Найти…
Сотня мух ударили мне в лицо, но мерзкие насекомые и не собирались садиться мне на кожу, скорее всего, это был некий акт устрашения, задача которого была оборвать меня на полуслове.
— Не обманывай себя, — жужжали мухи, кружившие рядом со мной. — Ты хочешь власти!
— Это не так! — протестовал я.
— Ложь! — Гнус сидел неподвижно, я только видел, как с каждым мгновением намокал капюшон робы, и под собственным весом постепенно слезал с головы. — Зачем тебе судья Анеле?
— Она похитила моего друга!
— Как благородно. И как фальшиво звучит из твоих уст. Ты действительно пытаешься убедить меня в том, что обрёк почти тысячу невинных жизней на вечное служение твоим прихотям ради спасения какого-то друга?
— Эти люди защищают свою землю!
— Странно, но раньше они не нуждались в защите своих земель. А теперь они гибнут, и ради чего?
— Ради Свободы! — рявкнул я.
Напротив моего лица рой мух задрожал, вновь разразившись жутким смехом.
— Ты забрал у них свободу! — прожужжал Гнус. — И всё ради чего?
— Наша земля будет свободна! Их дети наконец узнают, что такое жизнь без страха. Когда не нужно думать о том, что завтра тебя может забрать какой-то урод в кровавом доспехе!
— Наша земля? Как ты заговорил. Имперский тон — лишнее доказательство моей правоты. Наберись мужества, и ответь мне честно на вопрос: ради чего всё это?
— Я не понимаю, что ты хочешь услышать⁈
— Да ты просто боишься признаться себе. Ты хочешь власти! И не спорь с этим.
Я хотел возразить, но слова Гнуса имели под собой почву. Отчасти он был прав, кто не хочет власти? Но я готов в один миг расстаться с нею, как только достигну своих целей, не более. Люди идут за мной ради мира, ради спокойной жизни на своей земле. На моём месте мог быть любой, просто мне посчастливилось обуздать невероятную силу и крепко сжать в своём кулаке её хвост.
— И ты хорошо справляешься, — продолжил Гнус. — Наши земли уже считаешь своими, даже не удосужившись взглянуть за горизонт! Глупец. Но это качество она в тебе и ценит. Она будет довольна.
— Она? — удивился я. — Ты о ком?
— У нас есть только одна женщина, что направляет наши ноги и руки. Судья Анеле.
Глава 11
Мне показалось, будто я игрушка в чужих руках. Марионетка. Слова Гнуса звучали свысока, словно я действительно паразит, за которым всё это время серьёзные люди вели пристальное наблюдение под лупой. Видели каждый мог шаг, и щедро раздавали оценки всем моим поступкам. Она будет довольна… Чем?