— Она обвиняла тебя! Тебя, Червяк! А я говорил ей, что она тупая сука, и нихуя не смыслит! Мария полюбила тебя, а потом исчезла. Ну и что ты молчишь? Отвечай!
Он снова ударил. Каждый удар мучительно вжимал меня в пол, не давая зажить огромной ране на спине. Остатки моих запасов крови почти источились, и я даже не представляю, хватит их на полное заживление или в скором времени моё тело обратиться в прах, а вместе с ним и всё моё войско. Какой ужас…
— Это ты её убил! — ревел Дрюня, и пинал меня ногой. — А потом… долго раздумывая над смертью Марии, я вдруг вспомнил еще кое-что. Да, я вспомнил червяк. Вспомнил то субботнее утро. Я словно собрал в голове пазл, каждый день втыкал по новому кусочку в огромную картину, у которой нет краёв, но есть центральная часть, красочная и со всеми деталями. И вот Мария была последним кусочком, после которого я сумел медленно пробежать глазами по картинке. День за днём. Ночь за ночью я побежал по этому страшному сюжету нашей жизни, который резко оборвался. И знаешь, на каком месте он оборвался?
Конечно, я знал. Всё это время мои воспоминания никуда меня не покидали. Они были чем-то вроде проклятья, которое можно пощупать, понюхать, но нельзя никуда выбросить. Хуже засевшей глубоко под кожей занозы. И как загноившаяся заноза, воспоминания, рано или поздно, вылезут наружу, и картинка Дрюни обрывается…
— Картинка обрывается на моей смерти, — спокойно произнёс Дрюня. — Я вспомнил тот день. Жаркое субботнее утро, у меня впереди тяжёлая смена за рулём, а ты уже собирался домой. Когда я зашёл в контору, то уже почуял неладное. Наша машина была помята, сильно, мне даже показалось, что на решётку радиатора прилипли кусочки кожи с волосами. Я тогда усмехнулся, но гробовая тишина была слишком несвойственна гаражному боксу. Зря я в тот день ослушался своё чутьё. Внутри меня орало… Нет! Внутри меня визжала, надрывая горло, чуйка, что случилось что-то страшное. Но я не предал значение, спокойно двинул в сторону кабинета босса. А там ты! Держишь в руках окровавленный термос, а возле стола на полу валяется наш босс с дырой в голове, из которой вытекала кровь.
— Я не хотел тебя убивать, — прохрипел я.
Рассечённое жуткой секирой лёгкое зажило, часть рёбер тоже, но мне по-прежнему было боль держать щит.
— Но убил! Ты убил меня в тот день!
— Ты вынудил меня сделать это…
— Заткнись! Как… Как я мог вынудить тебя? Что ты несёшь! Долбанный псих! Я всегда подозревал это! Я знал, что ты ненормальный, но никогда не обращал на это внимание! Я смирился с этим, ведь ты стал для меня другом, с которым я мог нормально тусить, бухать и трахать баб! Что не так-то? Почему ты так поступил?
Глава 13
В тот злосчастный день Дрюня начал тыкать в меня пальцем и орать, что я больной, и мне нужно срочно лечиться.
Он грозился вызвать скорую, чтобы она меня снова увезла в психдиспансер, к моей матери. У меня не было никакого желания посещать больницу, я просто хотел домой. Но он упорно тыкал в меня пальцем, и продолжал усираться, что мне нужна помощь. Тогда я не вы держал, спокойно посмотрел на него, подбежал и…
— Я помню тот момент, Червяк, — брезгливо выдавил Андрей. — Ты подскочил ко мне с обезумевшими глазами и ударил ебучим термосом по голове.
Всё так и было. И я не мог поступить иначе. В тот день мой друг испортился на моих глазах, он подхватил заразу, которая в любом случае его погубит. Он стал одни из тех, кто смеет тыкать пальцем в людей, даже не подозревая об их внутренних переживаниях. Он не смел этого делать. Ему никто не давал такого права. Его разум скис. Такие люди не заслуживают жизни, они — заражённый скот, мычащий, срущий под себя, и медленно разлагающийся. Оставь его в живых — и он заразит всё стадо.
— Червяк, ты убил меня в тот день, — спокойно булькнул Андрей. — Понимаешь? Ты убил своего друга.
— Ты вынудил меня, — я выдохнул слова без боли. — Ты должен был уйти. Молча! И не лечить меня!
— Молча⁈ Ах ты сука!
Гнойный доспех заскрежетал, поднялось облако пыли и новый удар обрушился на костяной щит.
К этому моменту я держался за рукоять щита из позвонков обеими руками. Мощный удар всколыхнул меня, вжал спиной в доски, но боли я не почувствовал. Перерубленные рёбра срослись, но вот на рваную плоть сил почти не осталось. Я видел свои руки, и видел лишь разломанные куски доспеха, покрывавшие местами кожу. Доспех целиком не восстановить, даже несмотря на то, что в кишках еще оставался запас крови, жалкий, которого хватит на коротенький кинжал.
Отразив очередной удар секиры, я ударил щитом. Не целясь, просто со всей силой ткнул им, с надеждой попасть хоть во что-то. И я попал. Костяная кромка щита пробила гнойный доспех на брюхе Андрея и залезла по самые кишки. Дрюня издал жуткое бульканье, в котором я без сомнений распознал вопль боли. Дрюня пошатнулся, я надавил на щит, вгоняя его еще глубже, чем вынудил гнойного воина отступить. Выпустив рукоять из позвонка. Я вскочил на ноги и ударил Дрюню в горло выращенным кинжалом.
Мне не хотелось его убивать, но он вновь вынудил меня. Ублюдок, прекрасно понимает, что, убив меня — убьёт и всё войско, за которым скрываются обычные люди, набранные из местных деревень. Видимо, ему плевать на всех, ему важны только его цели и идеи. Ну и что, какие теперь у тебя цели?
Кинжал вспорол горло. Из огромной раны хлынул гной. Андрей замер, уставившись на меня. Я заглянул ему в лунные глаза, и увидел там лишь злость. Злость, за которой нет ничего, абсолютная пустота. И даже не смотря на стремительно приближающийся конец, он продолжил сеять пустоту.
Он уже валился с ног, когда я ощутил жгучую боль в боку. Меня пошатнуло, я рухнул на колени и лишь тогда увидел торчащее из своих рёбер содранное лицо. Оно словно хохотало надо мной, пялилось широко раскрытыми веками без глаз и пыталось что-то сказать застывшей в безмолвии ухмылке. За неё сказал Дрюня. Мой друг успел сказать последнее слово. Успел вогнать мне секиру в бок и рухнуть рядом со мной.
— Червяк, — из Дрюниной глотки хлестал гной, — ты сдохнешь! Сдохнешь вместе со мной!
— Сегодня мы не умрём…
Схватившись за торчащее из моего бока лицо, я выдернул секиру и швырнул её в сторону. Боль не утихала, пульсировала, отдаваясь в ушах гимном сотни барабанов. Рана не затягивалась, мои запасы иссякли, и я мог умереть в любой момент. За долгое время, я испугался смерти. Но в первую очередь я не думал о себе. В голове всплывали лица людей, которых я обратил в кровокожих. Тысяча лиц: мужчины, женщины. Осси. Инга. Мои призраки, которые всегда останутся призраками живых людей.
Я не могу умереть! Я не имею на это право. И ты не умрёшь, Дрюня. Я сохраню тебя, и мы всё-таки пройдёшь этот сложный путь вместе. Мне хотелось рассмеяться. Честно. Но боль не позволяла.
На четвереньках я подполз к валяющемуся на спине другу. Выдернул щит из брюха и положил рядом. Из вспоротого живота обильно вытекал гной. Он не застывал, а быстро собирался в огромную лужу, которая за пару секунд дотянулась до моих колен. Не было никаких сомнений, Дрюня умирал, магическая сила вытекала из его тела вместе с гноем.
Наклонившись к Дрюне, я запустил обе руки в его вспоротый живот.
— Червяк! — булькнул друг. — Ты что творишь, сука! Не смей!
Он попытался меня ударить рукой, даже схватил за дреды и потянул их к полу, но эти жалкие попытки никак не мешали моему делу. В его теле практически не осталось сил, а те драгоценные остатки он решил растратить на пустую болтовню.
— Вытащи из меня свои грёбанные руки! — вспоротая глотка коверкала слова, но неотвратимый ужас заставлял его выговаривать каждую букву, каждое слово, чтобы я ничего не упустил. — Червяк, не смей из меня делать своего ручного питомца! Ублюдок! Я не собираюсь становиться твоим кожаным ремнём на поясе…
Мои ладони нащупали то, что я искал — толстое и мягкое. Я крепко сжал пальцы и резко выдернул из брюха руки. Гной брызнул во все стороны, заливая мой доспех и лицо. Дрюня закряхтел еще громче, но я был уверен, что не боль тому виною. Он закряхтел от ужаса, увиденное могло свести с ума любого, и неважно — гигант ты в гнойном доспехе, или кровокож с нескончаемым запасом крови. Когда твои кишки в чужих руках — тебе уже ничто не поможет.
Тело Дрюни обмякло, когда я кинжалом отрезал длинный кусок кишок и повязал его на своём поясе, запаяв вспоротые края кровью. Как странно, но в местах соприкосновений моей крови и гноя чувствовалось дикое жжение, и казалось, что Дрюня пытался всеми силами выбраться наружу, медленно прогрызая себе путь.
Силы окончательно покинули меня. Я завалился рядом с бездыханным телом и уставился в небо. Наверно, выходка с приживлением чужих кишок к моему телу была неосмотрительной глупостью, ускорившей приближение моей смерти. Как глупо…
Я положил ладонь на горячие кишки и почувствовал заметную пульсацию. Он жив, но умрём мы вместе.
Повисшее лампочкой над головой солнце медленно потухало. Я боялся мига, когда картинка окончательно потухнет и весь мир утихнет, но сердце продолжало колотиться в груди. И я не истекал кровью. Я не умирал, но у меня и не было сил и средств, чтобы залечить раны. Я не мог встать на ноги. Да что там ноги, я не мог вскинуть руку или позвать на помощь. Я беспомощно валялся на полу сгоревшей церкви и смотрел, как кружащий над головой пепел медленно оседал на меня, заботливо накрывая чёрным саваном.
— Инга! — раздалось где-то позади меня.
Солнце окончательно скрылось за женским торсом, внезапно выросшим рядом со мной.
— Инга, ты в порядке?
Женщина наклонилась ко мне, и я сумел разглядеть лицо. Осси. Убрав за спину лук, воительница опустилась рядом со мной на колено и принялась рассматривать моё тело.
— Тебе нужна кровь, — констатировала она и бросила взгляд в сторону. — Быстрее, сюда!
Раздались тяжёлые шаги, половые доски заскулили. Рядом со мной вырос еще один силуэт, огромный с клыкастыми наплечниками. Он наклонился, просунул руки мне под спину и оторвал от пола.