— Чего вы боитесь? — я вновь бросил взгляд на коротышку.
— Что вам от нас надо? — дрожащим голосом промямли он.
— Я еще раз повторяю, когда прибудет стража?
К моему удивлению, на его лице проявилась еле заметная улыбка.
— Стража прибудет нескоро. Мои волосы поредеют и успеют посидеть, а брюхо станет еще больше, когда корабли уйдут вновь за горизонт.
— Что ты имеешь ввиду? — спросил я, но ответ уже медленно вылезал из чертогов моей памяти.
— Капитан, вы пугаете меня! Это вы мне должны рассказать, с каким интервалом корабли уходят в плавание.
— Пять лет, — ответил я. — Каждые пять лет.
— Да, через пять лет сюда прибудет стража во главе с судьей Анеле. Они заполнят все корабли и уйдут за горизонт. Пройдёт месяц, и кровавые паруса озарят небо красным сиянием, принеся нам весть о своём возвращении.
— Ты ждал нас?
— Да. Я ждал корабли с солдатами. Судья Анеле предупредила меня по возвращению, что вслед за ней прибудут еще корабли.
— И что ты должен был сделать?
— Всё, как всегда, новых инструкций не поступало. Я должен принять корабли, а вас направить в город.
— В город? В какой?
— В строящийся, вон там… — толстяк ткнул пальцем куда-то в даль за моей спиной, где кроме высоких пальм и спрятанных в облаках верхушек гор я ничего не увидел.
— Ты укажешь мне дорогу?
— Я⁈ Дорогу никто не знает.
— С каждой минутой всё интереснее и интереснее.
Судья Анеле явно ведёт свою игру, в которую успешно втянула меня. Всё, что мне остаётся — идти за ней по пятам, или начать прокладывать свою тропинку. С толстяком нужно хорошо поговорить, но в иной обстановке, в более спокойной.
К этому моменту мои воины успели обойти всю деревню, несмотря на её немалые размеры. Домишки, коих здесь была сотня, практически ничем не отличались от тех, что были построены на старой земле. Брусовой каркас с дощатой или соломенной крышей. Было одно отличие, которое я сразу заметил — стёкла. Окна в домах небыли застеклены, что легко объяснялось местным климатом. Солнце жарило так, что лицо Ансгара и Бэтси лоснилось от обилия пота, а их кожа разила невыносимым духом подкисшего мясца.
Я дал обещание Роману, что ни я, никто либо другой из моей армии не посмеют прикоснуться к местным жителям. И даже если вдруг что-то произойдёт, то нарушитель уговора лично будет казнён моей рукой. Роман поверил мне.
Но я был вынужден перестраховаться.
Мои воины выстроились глухой стеной, отделив деревню от джунглей. Я никак не хотел напугать людей или в чём-то ограничить; им разрешалось вести привычный образ жизни, и даже уходить за образовавшийся кордон. Так было мне спокойнее, незваные гости могли появиться в любой момент, и мне не хотелось их прозевать, даже не смотря на заверения Романа, что нас никто не потревожит.
На своих кончиках пальцев я быстро ощутил власть. Каждый день я прогуливался по улицам деревни, бросал взгляд на людей, которые в ответ опускали свои лица, боясь даже заглянуть мне в лицо. Меня боялись.
Боялись нас. Освободителей…
Но кем точно мы были для них — так и останется для меня тайной. Проклятые земли, как их тут называли, были освобождены мною, а здесь, видимо, мы стали завоевателями. И данная деревня была первым моим завоеванием. Ну как минимум, мы могли пользоваться местными благами ни за что не платя. Разве столь приятный пустяк нельзя приписать к моим достижениям как завоевание?
Уцелевшие люди Ансгара, да и сам он, получили достаточно еды и воды, чтобы полностью восстановить силы. Им ни в чем не отказывали. Каждый воин получил кров и мягкую кровать. За каждым воином был особый уход, пока он восстанавливался от тяжёлого путешествия. Я лишь боялся, что к хорошему быстро привыкаешь и наш дальнейший поход может оказаться под угрозой. Но я зря волновался. В глазах Ансгара пылал какой-то нездоровый интерес к происходящему. Как только его тело наполнилось силой, он потребовал вернуть ему его булаву из отцовского черепа и настоял, чтобы я дал ему ответы на волнующие вопросы. Он удивился, узнав о плане. План, который нас вынуждал находиться в деревне.
В первый день пребывания на новой земле я поместил Романа в более привычные для него условия — в его дом. Хозяин услужливо принял меня, разместив в одной из самых больших комнат. Когда он окончательно понял, что я не представляю для них опасности, он стал более сговорчив. Конечно, самое интересное, и то, что меня больше всего волновало — он не знал, но всё же, поведать он смог мне многое.
За окном темнело. Солнце неумолимо тянулось к морю, на улицах уже горели костры, вокруг которых сидел как местный люд, так и солдаты Ансгара. Я сидел на удобном стуле из высушенного корня редкого дерева, из которого был сделан и огромный стол, за которым отдыхали мы с хозяином. Коротышка хорошо питался. Увиденное я бы обозвал так — стол ломился от еды, но крепкая древесина не издавала и стона, даже когда хозяин обрушивал на поверхность глиняный стакан с выпивкой. От горячей еды я отказался, а вот выпить — это всегда да. К моему удивлению, даже папиросы нашлись. Крепкие, зараза, накрывали на короткое мгновение, но даже в эти секунды я испытывал неподдельное удовольствие и впервые за долгое время испытал успокоение в душе.
— Когда возвращаются корабли, — начал Роман, — через нашу деревню проходит множество людей, которых мы никогда ранее не видели. Их кожа бледна, а в глазах пустота. И среди бесчисленного количества уставших лиц множество детских. Они всегда плачут, просятся к родителям, но из взрослых, что идут рядом с ними, никто к ним не рвётся. Дети чуждые. Чуждые всем.
— И вы даже не задались вопросом, чьи эти дети, и для чего их сюда привезли?
— Инга, я уверен, что ты проделала столь долгий путь не для того, чтобы меня упрекать в моём безразличии. Мы не задаём вопросов кровокожим. Мы работаем на них…
— Или служите?
— Я не хотел бы углубляться в терминологию, происходящее каждый видит по-своему. Мне незачем тебя переубеждать. Даже если ты окажешься права, обслуживание порта и кораблей — наша работа.
Его слова нисколько меня не удивили, но я все же переспросил, зная непростое устройство кораблей:
— Вы занимаетесь обслуживанием кораблей?
— Конечно. Но именно кораблями занимались мои помощники, которых ты прикончила на пристани.
Я пропустил мимо ушей очевидную попытку обвинить меня в жестокости и убийстве, дав моему любопытству увести разговор в другую плоскость.
— И что же они делали с кораблями.
— Точно я не могу сказать. Раз в месяц к нам привозят рабов, ровно столько, сколько кораблей в доках. Мои помощники забирали раба и уводили внутрь корабля. Как бы ужасно это нам не казалось, но возвращались они уже без раба. И какая участь его постигала там, внутри трюмов, нам не ведомо, но сердце корабля звучало с новой силой.
Я мог представить, какая участь ждала беднягу в глубине непроглядного трюма, где кроме истерзанных стен и подвешенного на сосудах безмолвного человека больше ничего нет. Его ждала незавидная участь в объятиях пустоты. Но больше меня удивляло спокойствие и хладнокровие Романа. Он так спокойно об этом говорил, словно рабам даровали долгожданную свободу. О диком звере, пойманном на охоте, он говорил с большим сожалением.
— Сердце должно биться, — продолжил Роман. — Всегда! Поэтому, Инга, важно вернуть те два корабля, которые вы оставили в проклятых землях. Умрёт сердце — умрёт корабль.
— Боюсь, что судьба кораблей меня нисколько не волнует. Мне нужно найти Судью Анеле. Я здесь только из-за неё.
— У вас впереди пять лет ожиданий, или можете отправиться в непроходимые джунгли, кишащие дикими зверями. Нас окружают сотни деревень, возможно в одной из них вам укажут правильную дорогу.
— Но хотя бы есть какой-нибудь ориентир?
Роман лишь покрутил головой, а затем осушил кружку и смачно отрыгнул. Я немного подумал, и вспомнил недавние слова Романа.
— Ты упомянул какой-то город. Почему «город», а не деревня?
— Так его называет сама судья Анеле. «В строящийся город» — так она говорит, когда распределяет рабов и детей между повозками. Сам я лично не видел его вживую, и даже не имею понятия о чем идёт речь, но те немногие, кто во время охоты за диким зверем сумели взобраться на гору, — круглая голова Романа повернулась в сторону окна, через которое можно было разглядеть вдали величественные горы, прячущиеся под густым покровом диких деревьев, — рассказывают, что видели на горизонте в туманной дымке проглядывающиеся силуэты ровных гор. Вот таких, — Роман поставил на стол свою пухлую ладонь ребром. — Высокие и ровные, способные вместить в себе целую деревню!
Его ладонь повторяла по форме многоподъездный дом. Больше мне на ум ничего не пришло. Безумие, но кто-то, видимо очень могущественный, пытается возвести целый город. Либо по чужим чертежам, либо он своими глазами видел города. Города из той самой жизни, откуда и я сам.
Я должен попасть в этот город! Внутри меня росло ощущение, что большинство ответов мне удастся найти именно там. И там я отыщу судью Анеле и Роже. Но у меня не было никакого желания блуждать по густым и влажным лесам, таская за собой целую армию без ясного понимания — какой дорогой нам идти.
Нам бы проводника.
Нам бы того, кто знает, как добраться до этой деревни…
Я посмотрел на опорожняющего кружку Романа и чуть улыбнулся.
— Роман, ты сказал, что раз в месяц к вам привозят рабов. Верно?
Не отрываясь от кружки, он замахал головой, практически давясь пойлом. Кисловатый сок стекал по его щекам и оставлял блестящие дорожки на шее между складок, среди которых с трудом можно было отыскать кадык.
— А как они узнают, что прибыли корабли? — спросил я.
Поставив кружку на стол, он ответил:
— Я отправляю им сообщение.
Ответ меня удивил, и немного напугал.
— Кому? И что еще за сообщение?
— Кому — этого я не знаю, — ответил Роман, пожав тяжёлыми плечами. — Птица улетает прочь, стоит мне нашептать о кораблях. И куда она летит — мне плевать. Эта жуткая пернатая всегда возвращается в свою клетку, а за ней следом, как правило через несколько суток, прибудет конвой.