— Стало легче?
Не задумываясь, он ответил:
— Стало.
Тревога в его глазах могла говорить об обратном, но у меня не было никакого желания ковыряться в чужой душе. Мне хотелось узнать мотивы, побудившие принять решение в сторону нашего с ним путешествия.
— Твоя дочь жива? — в моём вопросе было больше надежды, чем любопытства.
— Каждый день я молю о её здоровье. Когда мы попадём в «возрождающийся город», я уверен, что обязательно отыщу её. Я лишь боюсь, что она может меня не узнать. Но это не главное.
— А потом что вы будете делать?
— Инга, я знаю к чему ты клонишь. В моём ответе ты жаждешь отыскать оправдание своим злым деяниям.
— О чём ты? — с удивлением спросил я.
— Я говорю о тех рабах, которых ты отпустил. Я знаю, что с ними ты сотворил. И меня раздирает на части любопытство: со мной ты поступил бы так же?
Монгол не так уж и прост, как кажется. За разбитым в мясо лицом прячется довольно проворная личность, осознавшая, что её нынешнее положение — удача. Мне не хотелось никому рассказывать то, что мы сотворили с Ансгаром. Я желал, чтобы уши смертных не слышали подобное из моих уст. Но реальность — штука жестокая, и здесь нет места розовым фантазиям, или нереалистичным надеждам, которым не суждено сбыться. Во всяком случае, не сейчас. И не в ближайшее столетие.
Когда мы еще ожидали конвой с рабами, я узнал от Романа одну неприятную новость о кораблях. Без рабов корабли пропадут. Остановится внутри трюма сердце — и корабли уйдут на дно. Неприятная весть, ни дать ни взять. А особенно, когда Ансгар уже задавался вопросом, и любопытствовал у меня, как мы собираемся выбираться с острова. Здесь никто не собирался задерживаться на долго, и тем более менять место жительства. Ансгар имел в своем распоряжении переданные ему по наследству земли, и его нетерпение вернуться домой я, отчасти, разделял.
Я рассказал молодому правителю всё как есть. Без рабов не будет кораблей. Без кораблей мы останемся здесь до тех пор, пока не построим свой личный флот. И ни о какой шлюпке на две персоны не может идти и речи. Люди Ансгара, да и сам он еще не полностью оклемались после тяжелейшего путешествия, забравшего не мало жизней.
В тот день я увидел в глазах юного правителя решимость. Твёрдую, непреклонную. Не спорю, для принятия столь сложного шага ему пришлось что-то сломать внутри себя, и я надеюсь, что тот кусок души, который он отколол, не слишком крупный, и в его сердце осталось еще много места для добрых деяний. Но выбранная нами тропинка могла увести нас не в ту степь, опасный путь, конец которого может оказаться плачевным.
Мы попросили Романа разместить рабов в отдельном доме. Слепые люди оказались беспомощными, как новорожденными котятами, за которыми было просто необходимо присмотреть.
— Нам придётся их отдать кораблям, — сказал я тогда Ансгару.
— Пусть будет так. Малая жертва ради процветания наших земель и народа, хлебнувшего немало страданий.
Когда Ансгар произносил эти слова, на его лице не дёрнулся ни один мускул. Глаза не моргали, а губы словно изрекали какую-то прописную истину. Были ли я напуган поведением моего друга? Нисколько. Я бы поступил так же. Можно ли нас называть палачами? Конечно же нет. Бесконечным блужданиям в лабиринте мы предпочли свободу. А как все знают, за свободу надо драться. На смерть.
Мы дрались за неё. Дрались внутри своих душ, внутри своих голов.
Каждый раб спрашивал нас, куда мы ведём его. Вместе с Ансгаром мы подходили к лежащим на сухой соломе людям, брали за руки и уводили из дома. Остальные даже не обмолвились, продолжали спать, или внимательно слушать происходящее. В эти сложные мгновения я радовался, что они были слепы.
За одну ночь мы затащили в чрева кораблей всех рабов. Никто из нас не собирался оставаться на этой земле. Мы должны быть уверены в том, что по возвращению застанем прибрежную пристань с покачивающимися на волнах кораблями.
— Да, Хаган, — после длительного молчания, я откровенно ответил ему, — я бы отдал твою душу кораблю. Ты не особенный. Но ты был выбран судьбой. Радуйся этому.
— Инга, ты пожертвовала своей душой, ради спасения наших. Ты — кровокож, бессердечный и жестокий, готовый ради своей цели пойти на всё. И смерть тебя не страшит. Ты обычный кровокож, не считай себя особенной. Твоё отличие лишь в благородстве твоих деяний. Не более. И я не пытаюсь тебя оскорбить или обидеть. Я говорю правду.
— Ты действительно говоришь правду, в которой мне приходиться существовать.
— И не пытайся стать мои другом, я не смогу ответить тебе взаимностью. Я лишь хочу выбраться из этих земель, и я благодарен тебе, что ты взяла меня с собой. Я благодарен тебе за то, что ты дала мне оружие и путь, в конце которого, не зависимо от того — умру я или останусь в живых, — я обрету покой. В моих руках оружие, я получил право биться за свою судьбу, но друзья мне не нужны.
Руки монгола прижали двуручный меч покрепче к груди. Я хотел заглянуть ему в глаза, но они уже спрятались за веками. Хаган крепко уснул, склонив голову.
В такой крепкий сон он проваливался еще несколько дней, но на третий монгол не смог сомкнуть глаз.
— Мы уже близко, — сказал он.
Волнение и тревога отплясывали злобный танец в его глазах, который он успокаивал сжиманием рукояти меча. Я видел, как ему не терпится поскорее убраться с этого острова, и, если бы не дочь, он бы в первый день свободы бросился бы в море, с надеждой добраться до своих земель вплавь.
Всю ночь мы просидели глядя друг на друга. А когда солнце осветило макушки тропических деревьев, и свет медленно протискивался к земле через длинные стволы, монгол содрогнулся.
— Ненавижу утро, — буркнул он.
— Идём, — сказал я.
После нескольких часов блужданий во влажных джунглях, нам удалось разглядеть вдалеке что-то похожее на деревню. Бесчисленное количество домишек, выстроенных из тонких прутьев, были разбросаны по травянистой поляне как зерна ржи на перепаханном поле. До нас долетели людские разговоры, в нос ударил запах жареного мяса. За всю дорогу мы не встречали ничего похожего. Монгол вёл нас через джунгли, стараясь не попадаться на глаза местным племенам. Лишние свидетели нашего путешествия нам не требовались.
— Будем обходить? — спросил я монгола, но я уже догадывался, что он ответит.
— Нет.
Двуручный меч покоился в кожаных ножнах на спине Хагана. Богатые запасы Романа удивляли, и я не стал мучать его расспросами о происхождении такого количества различных доспехов, среди которого мы отыскали подходящий для монгола.
Легкий доспех из дублёной кожи покрывала сотня различных порезов, дыр и потёртостей, но он богато захрустел новизной, когда правая рука Хагана потянулась за рукоятью меча.
— Мы не будем обходить эту деревушку, — ненависть звенела в каждой букве, медленно сползающие с разбитых губ. — Здесь начался мой путь страданий. Здесь меня разлучили с ребёнком.
— И как ты намереваешься поступить? Ты хочешь убить всех?
— Нет, конечно, только кровкожих, которые попадутся нам на пути. Дальше блуждать среди длинных деревьев нет никакого смысла. Когда все узнают о нашем появлении, к нам сбегутся кровокожи со всех соседних деревень, окружающие «возрождающийся город». Давай облегчим себе задачу.
Монгол был через чур уверен в себе. Явно потерял страх, почти командовал мною. И, по правде говоря, меня это не устраивало. Вся его чрезмерная напыщенность и уверенность были вскормлены численностью моей армии, не более. И на мгновение меня окутал страх при мысли, что я могу быть инструментом в его руках. Или оружием, которое он направит на врага ради своих целей. Но в его словах была истинна. Слышалась логика, с которой спорить было трудно, ведь по такому случаю я и собрал свою армию. А если вдруг окажется, что он завёл нас в никуда, водил по лесу, сам не зная куда идёт, или еще хуже — завёл в ловушку — я лично обрушу свою дубину ему на голову. И ничуть об этом не пожалею.
Я подозвал к себе Ансгара. Парень всё понял без лишних слов, стоило ему подойти к нам. Его глаза проследили за тем, как я вынимал костяную булаву из пояса, а после он сам потянулся за своим оружием, с наслаждением набрасывая на лицо улыбку.
Надо признать, мы все устали бесцельно бродить по джунглям, сражаясь лишь со змеями, пауками и редким диким зверем, которому не повезло наткнуться на нас во время охоты.
Когда каждый воин взял в руку меч, я растянул всех в длинную шеренгу, цель которой была взять деревню в кольцо. Мы быстро привели план в исполнение.
Почти две сотни воинов, монгол и я двинули напрямую сквозь высоченные пальмы в сторону деревни. Ансгар со своими людьми двигались следом за нами. Осси с сотней бойцов отвечала за левую сторону, Бэтси — за правую. Их задача была зайти как можно глубже в джунгли и присоединиться к нам с флангов, а лучше — ударить в тыл. Здесь очень важно, чтобы никто не сбежал из кольца, и не сболтнул лишнего. Я очень хочу, чтобы моё посещение «возрождающегося города» оказалось неожиданным.
Конечно, я думал об обычных людях, чьи судьбы сегодня переплетутся с нашими, и у меня не было никакого желания калечить их, или тем более убивать. За себя, и за своих воинов я был уверен, мы не тронем никого пальцем, даже если он бросится на нас с мечом. Но Ансгар и его люди… Они вызывали у мен беспокойство, впрочем здесь я был бессилен. Мы вторглись на чужие земли. Мы на войне. Кто прав, а кто виноват — будем разбираться позже, если вообще останутся свидетели.
Битва началась незамедлительно. Я был приятно удивлён, что нам удалось подобраться к деревне так близко, и при этом остаться незамеченными. Проходя мимо первой лачуги из сухих веток, Хаган осмелился заглянуть в кривую дыру, служившую окном. Весь путь он держал меч наготове, и даже сейчас, когда его глаза расширились и налились кровью, а губы сжались от злости, он продолжал крепко сжимать меч в руках, несмотря на небывалую тряску, охватившую его тело. Гнев полез наружу. А вместе с ним и оглушительный вопль, издав который, монгол бросился в бой.