— Разве я похож на вора?
Я шагнул на встречу мужчине, намереваясь подойти к нему в плотную и заглянуть в глаза. Мне не хотелось пропустить тот миг, когда они наполнятся страхом и помутнеют при одной только мысли, что перед ним стоит далеко не тот кровокож, которых он привык видеть. Но меня остановил монгол. Он вырвался вперед и схватил меня за руку.
— Нет! — рявкнул Хакаген. — Он мой!
— Скажи мне честно, — гаркнул я на монгола. — Ты привел нас сюда ради него?
— До города я знал лишь один путь, и он проходит через это место. Мой обман только в том, что я не раскрыл тебе всех своих намерений. Но поверь мне на словно, этот страшный человек не заслуживает жизни.
— Это кто там гавкает так мерзко? — мужчина сплюнул, пристальным взглядом изучая монгола. Он опустил взгляд до самых ступней, а потом поднял глаза и замер, увидев распущенные до плеч волосы Хакагена. — Не может быть… — промычал он.
— Я же обещал тебе вернуться, — оскалился монгол.
— Но как? Что вообще здесь происходит? — мужчина перевел взгляд на меня. — Воин, немедленно прекратить бунт!
— Меня зовут Инга! Мы приплыли с «проклятых земель»…
Мужчина оторопел. Кожа на лице медленно разглаживалась под грузом осознания услышанного. Кустистые брови приподнялись, убрав занавес грубой мужественности, и теперь он выглядел обычным мужиком, застигнутым врасплох.
— Иной кровокож… — седая борода мужчины затряслась, — … быть этого не может! И что ты здесь забыла?
— Я ищу судью Анеле.
— Ищешь судью Анеле? — усмехнулся старик. — Забавно. А я могу знать, зачем она понадобилась иному кровокожу?
Он слишком много хочет знать. Но, по правде говоря, у меня к нему тоже появились вопросы.
К этому моменту моя армия полностью зачистила лагерь, не оставив в живых никого. Кольцо из закованных в кровавые доспехи воинов с серповидными клинками быстро сжималось, заключая крохотный пяточек земли с дорогим домом внутри непреступной стены. Всюду раздавалось похрустывание доспехов. Устало дышали люди Ансгара, стоящие рядом с нами. Наши взгляды были устремлены на одного храброго мужчину, который ловко совладал с невыносимым гнётом пяти сотен озлобленных пар глаз. По правую руку из толпы вышла Осcи, по левую — Бэтси, что вынудило мужчину оглянуться по сторонам. Былая отвага и дерзость быстро сменились маской негодования, скривившей лицо мужчины до неузнаваемости.
Иллюзия полного контроля развеялась пылью. Наступило тяжелое похмелье.
— Пришло время мне задавать вопросы, — сказал я, и приветливо улыбнулся.
— Кто ты такая, чтобы задавать мне вопросы? Кто разрешил тебе открывать рот, здесь, — он начал тыкать пальцем себе в ноги, показывая мне важность земли, на которой стоит.
— Зачем мы его слушаем? — в тоне Осси слышалось холодное безразличие, подчеркнутое вскинутым луком и нацеленной стрелой в висок старика.
Рядом со мной раздался гневный рык. Хаган выскочил вперёд, и проорал Осси:
— Кровокож, он мой!
Железные намерения своих слов монгол подкрепил вскинутым мечом, кончик лезвия которого угрожающе уставился на мужскую грудь.
Незнакомец улыбнулся, и его ослепительную улыбка не в силах были скрыть ровно подстриженные усы.
— Получается, — начал он, изучая нас через хитрый прищур, — мне придётся поверить в то, что у меня гости с далёких земель?
— Получается так, — подтвердил я.
— Извините мне моё невежество, но ни чая, ни еды и ни мягкой кровати я вам не предложу.
— Где судья Анеле?
— Где и всегда, — он ответил с таким безразличием и простотой, словно я спрашиваю у него очевидные вещи.
Меня удивляло его спокойствие. Оставшись без какой-либо поддержки, он стоял в окружении вражеского войска, поглядывая на нас будто с высока. Выступивший пот на его лице можно было сравнить с лёгкой тренировкой. Выражение его лица было недовольным, хмурым как у любого старика, но при этом он сохранял хладнокровие, и хотя бы намеков на страх я в упор не замечал. Крепкий орешек. Расколоть будет не так просто. А возможно, в этом и не будет никакой необходимости.
— Это где? — уточнил я.
— На улице Свободы. Где же ей еще быть?
— Это где? — снова уточнил я.
Незнакомец, не отрывая от меня глаз, немного развернул торс и вскинул руку за спину, указывая пальцем на еле проглядывающиеся серые стены за забором из высоченных пальм.
— Она там. Я уверен, ты не потеряешься.
Улыбка так и не сошла с его губ. Капли пота выступили на морщинистом лбу и тут же сорвались вниз, затекая в брови. Мужчина ладонью отёр лицо и вытер влагу о штанину.
— Ты пойдёшь с нами, покажешь дорогу, — сказал я.
Он засмеялся. И в его смехе я вновь услышал силу. Неимоверную силу, которой хватит на один точный удар, после которого сотня воинов рухнет наземь замертво.
— Я никуда с вами не пойду, — умерив смех, сказал мужчина. — Ты уж извини, но у меня здесь полно дел.
— Каких? — рявкнул монгол.
Я прекрасно понимал, что у них с незнакомцем есть свои счеты, по которым один из них заплатит. Всё произойдёт, обязательно, но не сейчас. А сейчас мне хочется, чтобы монгол не лез в мой разговор.
— Хаген, — проскрипел я, успокаивая в себе бурю гнева, готовую обрушиться на монгола, — не лезь!
— Инга, — черные глаза Хагена почти полезли наружу, — ты не понимаешь, что это за человек! Перед нами стоит монстр! С ним бесполезно вести разговоры, а тем более упрашивать о чем-либо.
— Хаген? — гаркнул незнакомец. — Оказывается у тебя есть имя, кто бы мог подумать.
Лицо монгола исказил почти собачий оскал; не хватало густых слюней и острых ушей, но в остальном — глаза, рёв и страшные зубы — всё было при нём.
— Это по его воле, — разразился Хаген, — я оказался пищей для домов. Он решает — кому стать воином, а кому отправиться туда, — Хаген кивнул головой в сторону пальм, за которыми виднелись стены домов.
— Из тебя получился бы хороший воин, — сказал незнакомец, — но твой нрав и мятежный дух, который мы не в силах обуздать, вынудили меня отказаться от тебя. Прости, но паршивая овца мне не нужна. Ты обычный раб.
— Я НЕ РАБ! — взревел Хаган.
— Но всё же стал им.
Я не успел ничего сделать. Даже вскинуть руку и попытаться ладонью схватить монгола за кожаный наплечник. Он пулей сорвался с места и рванул в сторону незнакомца. На мгновение я испугался выстрела стрелы или убийственного удара Бэтси уродливой секиры, стоящий неподалеку от незнакомца. Но всё произошло иначе. Всё произошло так, как и должно произойти.
Я только бросился следом за монголом, как тот уже успел настигнуть белобородого старца. Двуручный меч опустился на бегу. Хаган ударил по ненавистной цели, желая перерубить тело мужчины на две части. Отчасти, у него получилось. Седобородый взвыл от боли, кровь быстро окрасила белые одеяния в багровый. Но я испугался совсем другого. Мой взгляд уловил не только взмах двуручного меча.
Двуручный меч ударил и уставился на землю, подрагивая в руках Хагана. Монгол сделал еще несколько вялых шагов вперёд, словно уходя прочь после тяжеленой схватки, а затем рухнул на колени, подняв облако пыли.
Меня окутал страх. Своими глазами я видел, как дернулась рука мужчины. Так быстро, что вряд ли это видел кто-то еще. И так точно, что вряд ли монгол отделается простой царапиной.
Я побежал к монголу. Пробегая мимо старика, я успел заметить на его груди страшную рану. Скорее всего смертельную. Лезвие рассекло всё, что встало на его пути: рубаху, плоть, мышцы и кости. У старика нет никаких шансов. Когда невооружённым взглядом видишь торчащие наружу рёбра и проливающуюся на землю кровь, нет никаких сомнений в неутешительном прогнозе. Но мужчина продолжал дышать. Тяжко, хватая жадно воздух, и со стонами, прорывающимися сквозь влажный хрип.
Я подбежал к монголу. Он уже завалился лицом в песок, меч выпал из обессиленной ладони. Рядом с шеей на песке быстро собиралась лужица черной крови с пузырьками на почти глянцевой поверхности. Схватившись за кожаный наплечник, я быстро перевернул Хагана.
Испачканное песком лицо было искажено удивлением и обидой. О боли он не думал, чувствовал, это безусловно, но в голове кружили вещи куда важнее. Он даже не пытался накрыть ладонь огромный порез на шее, из которой водопадом лилась кровь. Сонная артерия была искусно вспорота одним точным ударом, который даже заметить было сложно. Мне показалось, что монгол не имеет никакого понятия, что с ним произошло. Он лишь открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Глаза уставились на меня, но блеск в них быстро затухал. Жизнь стремительно утекала из длинной полосы под кадыком, рассеченные края которой извивались волной каждый раз, когда сердце спазмировало, выдавливая кровь из тела. Монгол умрёт, прямо сейчас.
Нельзя этого допустить!
Надо попытаться. Я попробую… У меня всё получится… Моих внутренних запасов крови должно хватить на заживление раны. Страшной раны. Мне удавалось доставать людей с того света с более страшными увечьями!
Я невольно отыскал в толпе воительницу. Её пронзительный взгляд, брошенный на меня из далека, лучше каких-либо слов воодушевил меня.
Я опустил ладонь в багровой корке на его шею. Сердце монгола заколотилось с новой силой, и будто хотело выпрыгнуть наружу из рассечённой шее. Горячая кровь омыла мой доспех, заполнила глубокие трещины, сколы и уродливые борозды, оставленные вражеским оружием. Я попытался с ней совладать, поговорить. Мне нужно было обуздать её, но ничего не получалось. Так странно. Она будто не впускала меня. Её код был мне неизвестен. Казалось, что по моей руке струится обычная вода. Мертвая вода.
Моё негодование быстро сменилось страхом.
Осознание моей беспомощности скрутило мои лёгкие и начало беспощадно выкручивать, вынуждая меня задыхаться. Необычная кровь монгола мне неподвластна. В голове пронеслись слова старика про «мятежный дух». Возможно, принятая мною фраза за метафору оказалось далеко и не метафорой. Кровь монгола нельзя было подчинить, и тем самым его волю никто не сможет крепко сжать в ладони. Беднягу могли только использовать как ресурс, каждый день качая его силы, словно воду из насоса.