Под ногами стелилась утрамбованная земля, на которой ничего не росло. Будто мертвая почва, и в доказательство моих мыслей мне на глаза попалось подобие невысокой ограды из переплетений сосудов, тянущейся от одного подъезда к соседнему. За такими оградами как правило жильцы первых этажей высаживали клумбы с цветами. Здесь же — лежали комки земли, припорошённые странной пылью. Я осмотрелся повнимательнее. Здешняя пыль лежала всюду. Её природа была мне не ясна, однако, когда между домов завыл ветер, и сильный поток ударил нам в лица, я увидел как со стен потоки воздуха стряхивали крохотные хлопья, которыми оказалась струпья свернувшейся крови на поверхности бесчисленного количества сосудов.
Ветер приносил пыль ото всюду; с крыш, со стен, выносил целые облака из пустующих квартир вместе с оглушительным рёвом. Казалось, что мы оказались где-то далеко в беспощадной пустыне. Песок скрипел на зубах и заставлял мои глаза слезиться.
Мы прошли домов двадцать, и с каждым новым пройденным подъездом меня охватывало странное чувство. Словно моя нога уже ступала по этим улицам. На глаза постоянно попадалось что-то знакомое. И чем больше я взирал на возвышающиеся над нашими головами девятиэтажки, тем сильнее я понимал значение слова «дежавю». Знакомом было всё.
Я решил проверить себя.
Улица, по которой мы шли, прерывалась в конце дома перекрёстком, от которого направо уходила перпендикулярная улица, и тянулась она между пятиэтажками. Так было в моём городе, из прошлой жизни.
Мы дошли до конца дома, и я приказал всем остановиться. Я подошёл к углу, приложил ладонь к покрытой венами стене и выглянул из-за угла. Пустая дорога сразу же терялась за соседним домом, и мне не нужно было считать этажи. Их количество было ясно с первого взгляда. Пятиэтажка. Я не могу говорить за весь город, но этот перекрёсток, эти улицы и дома, — всё точь-в-точь как в моём городе, где я родился.
Моя голова закружилась от нахлынувшей волны мыслей, вскипятивших кровь во всём организме. Если бы я не был кровокожим — потерял бы сознание. И это точно! Дыхание участилось. Мне даже показалось, что я начал задыхаться. Но в глазах так и не потемнело.
Я отошёл от дома и вернулся в начало отряда. От перекрёстка до конца улицы — домов тридцать. Я точно это знаю, потому что ни раз прогуливался с родителями по улицам нашего города, а потом с новой матерью бегал от одного обрушившегося остова здания к другому, прячась от очередного обстрела. Каждый подвал кишел людьми. Их было так много, что даже крысам не где было спрятаться. Найти свободное местечко было практически невозможно, но женщина с ребёнком на руках обладает особой магией, способной раздвинуть вспотевшие людские тела в стороны и дать пройти внутрь. Только теперь я понимаю, зачем она взяла меня с собой.
Мы выжили. Выжили вместе.
Через окна соседнего дома я увидел лицо Ансгара. Он смотрел на меня в ожидании команды, которую я отдал немедленно, махнув рукой в конец улицы. Между домами началась суета, поднялась пыли. Почти пять сотен кровавых доспехов вздрогнули, издав на всю улицу громкий треск.
Мы шли вперёд, а солнце над нашими головами неумолимо тянулось куда-то за дома, словно хотело побыстрее спрятаться и не видеть всего того ужаса, что в скором времени заполнит улицы «возрождающегося города».
Глава 22
Я не видел конца улицы. Широкая дорога врезалась в горизонт и терялась там за зернистой пеленой песчаных ветров. Я прекрасно понимал, что уже скоро пылающий небесный диск окончательно скроется за домами и оставит нас в кромешной тьме. Я бы мог продолжить свой путь, но мне всегда приходится держать в голове тот факт, что вместе с нами идут смертные. Я бросил взгляд в пустое окно соседского дома и увидел на противоположной улице устало идущего Ансгара. Хочешь не хочешь, а привал сделать придётся. Да и вопроса с размещением быть не может, когда тебя окружает целый город. Пустой! Каждая квартира в твоём распоряжении! Жаль нет бухла, сигарет и чистых шлюх! Здесь можно было закатить такой кутёж, что весь город потом еще долго бы отмывался от последствий страшной пьянки. Эх, мечты-мечты!
Дома на правой стороне улицы набросили на нас глухие тени. Я попытался заглянуть в ближайшее окно дома на противоположной стороне. Ничего. Глухо. Пустота в объятиях тьмы, которая совсем скоро и нас приютит.
Когда мы дошли до конца улицы, я выбежал вперёд, обогнул дом и побежал на встречу Ансгару. Костяной щит подпрыгивал за спиной, издавая неприятный шелест, но это не помешало мне услышать голос юного правителя:
— Инга, — тревожно обронил он, — что случилось?
Ладонь в кожаной перчатке потянулась к висящей на кожаном поясе булаве из отцовского черепа, но тут же замерла, стоило мне улыбнуться.
— Всё в порядке, — успокоил его я, — готовь людей к привалу.
— Мы не устали, — парировал он, но было не сложно распознать лож в его словах.
— Ансгар, друг мой, я не хочу приказывать тебе, но посмотри правде в глаза.
Чем ближе я подходил к нему, тем больше убеждался в своей правоте. Парень с трудом держался на ногах. Прогулка под палящим солнцем в кожаном доспехе любого сведёт с ума и непременно подкосит ноги. Я удивился, как он умудрился со своими людьми зайти так далеко.
Отерев рукавом струящийся водопадом пот со лба, он прошептал пересохшими губами:
— Да, Инга, ты права. Солнце сегодня было к нам беспощадно. Надо признать, я и мои люди вымотались.
— Провести ночь можно внутри, — кивком головы я указал на пятиэтажку напротив.
— Внутри? — удивился Ансгар.
— Да, они для этого и строились, видимо.
Ансгар поменялся в лице до неузнаваемости. Кожа вытянулась, разгладив омрачённые складки шрамами, покрасневшие глаза выпучились, уставившись в мои глаза, в которых он прочёл всю серьёзность моих слов.
— Я не зайду внутрь даже под угрозой смерти! — рявкнул он. — Инга, ты серьёзно? Я даже боюсь касаться этих живых стен, пульсирующих, влажных и жутких. Может для тебя это — дом, но для нас — жерло дикого зверя. Ты прости, но мы лучше разместимся на земле.
Спорить с ним у меня не было никакого желания. Хозяин — барин.
Мы дошли до очередного широкого перекрёстка, когда солнце окончательно скрылось. На смену оранжевому свету пришли серебристые блики. Холодный лунный свет опустился на дома и заблестел на влажных сосудах. Хоть какой-то свет.
Мы хотели разместить на перекрёстке, где отсутствие светофоров, металлических ограждений, машин, прохожих, и бомжей было нам на руку, но песчаные ветра, находящие свои силы на пустырях, вынудили нас разместиться между домами. Ансгар со своими людьми разместился на утоптанной земле, а я со своими воинами заняли оба дома, взяв в свои надёжные руки покой смертных.
Ночь прошла в спокойствии. Я не сомкнул глаз, да мне это и не нужно было. Я разместился на первом этаже уютной однушки с выходящими окнами на дорогу, на которой отдыхал Ансгар. Я был искренне поражён, когда в комнате нашёл подобие стула. Когда я коснулся спинки, мои пальцы сразу же определили материал, из которого он сделан. Ничего удивительного, всё те же переплетённые между собой сосуды. Будто стул сделан из кустистого корня дерева, закопавшегося глубоко в землю.
Стул смотрел в угол комнаты, и сдвинуть с места его у меня не получилось. Он был неотделимой частью комнаты. Как и шкафы у стен с бутафорскими дверями, как мебель на кухне, как унитаз в ванной. Даже эта пустая ванна вызывала у меня недоумение. Неужели нельзя её заполнить горячей кровью и немного посидеть в тишине, оставив все проблемы за пульсирующей дверью из плетёнки вен и сосудов.
Я сел на край стула лицом к кривому окну, через которое мог видеть моего смертного друга. Он уже спал. И сон его был неспокойным. Парень дёргался, постоянно крутился и что-то бормотал себе под нос, но услышать его слова мне мешал заполнивший улицу мужской храп. Ансгар обливался потом; его лицо в лунном свете будто пряталось от моих глаз за серебристой маской. Как и всех остальных, кто спал на дороге лицом к ночному небу.
Через пару часов блеск сошёл. Струпная пыль легла тонким слоем на спящих, и когда утром первые лучи солнца озарили улицу, мне показалось, что я смотрю на огромный ковёр, помятый собачьими лапами.
Я покинул квартиру и пошёл в сторону Ансгара. Проснувшись, парень попытался стереть пыл с лица, но стало только хуже. Огромный развод в виде пятерни протянулся от лба и до самого кончика подбородка. Шрамы и грязь. С каждым днём он становится всё лучше и лучше. Затем он закашлял и отхаркнул. Пыль проникла всюду. Забиты были даже уши.
Я прошёл вдоль просыпающихся воинов. Встав рядом с Ансгаром, он сразу же обрушился на меня со странным рассказом.
— Мне казалось, что я сойду с ума, — он мотнул головой, словно выгоняя наружу кошмары. — Эти дома… Они такие горячие. Инга, ты не чувствуешь?
Я даже и не думал об этом. А ведь и вправду. Если стены сделаны из вечно пульсирующих вен, то в них явно течет горячая кровь, тем самым огромные дома отдают тепло в воздух не хуже маслянистых обогревателей. Человеку выжить в этой бане будет непросто.
— Ансгар, — сказал я, — надо идти дальше.
— Да-да, — прохрипел парень, вынимая из рюкзака бурдюк с водой.
На сборы ушло минут десять. Мы снова разделились на три отряда и начали углубляться в центр города, двигаясь параллельно друг другу через дома. Зернистый ветер продолжал хлестать наши лица, а пустые улицы навеяли мрачные мысли. Весь город можно было принять за длинную кишку, внутри которой я и находился. Горячую, мягкую, опутанную изнутри толстыми венами, чьи постоянные судороги я ощущал своим скользким телом, болтающимся в кровяной ванной. Мне не на что было жаловаться, меня всё устраивало. Но всё же, поглядывая в сторону улиц по соседству, где кроме клубящегося песка и опустевших домов с мёртвыми лужайками нет ничего, в голове рисовался некий постапокалиптический мир. Наверно, так выглядела Хиросима после ядерного взрыва, но с одним отличием — здесь дома уцелели.