или страх? Неожиданно мальчик вскинул правую руку в мою сторону и сжал ладонь в кулак, будто хватая что-то неосязаемое. Я ничего не почувствовал, что, видимо, и вызвало злобное рычание, сорвавшееся с губ парнишки.
— Она иная! — пропищал мальчик. — Она не подчиняется мне!
Капюшон женской фигуры обратился в сторону Роже.
— Роже, ты знакома с этим кровокожим?
— Да. Её зовут Инга, и она — мой друг.
— Друг? — усмехнулась фигура. — С кровокожами никто не дружит. Они — нелюди, чья натура — захватывать, убивать и порабощать.
Я повесил булаву на пояс, а щит убрал за спину. Мне хотелось показаться спокойным и безобидным, и брошенные в мою сторону нелестные слова никак меня не задевали. Я позволил Роже подойти к женщине, а сам даже не шелохнулся. Поймав на себе взгляд из глубины капюшона, я сказал:
— Твой малыш правильно сказал, я — иная. Мой облик — возможность избежать смерти, сумевшей приблизиться ко мне так близко, что я ощущала на своей шее её холодное дыхание. Стать кровокожим — моё желание, никто меня не принуждал. И наделяя своё тело этой силой, я прекрасно понимала, на какого врага её обрушу. Мой враг здесь, в этом городе, но это точно не вы. Мы здесь, чтобы остановить судью Анеле.
— Мы… — протянула женщина, а затем прогрохотала. — Кровокож, ты привёл сюда целую армию. Сколько здесь мужчин, сотни четыре, или пять? Стать кровокожим — было их искренним желанием?
— Среди нас есть люди, и они шли за нами по своей воле. Я считаю, этого достаточно.
— Да, я вижу среди вас людей, и только благодаря этому вы еще не растерзаны моими ручными зверюшками, — она немного помолчала, а после добавила: — Кровокож, ты так и не ответила на мой вопрос.
— У них был не шибко богатый выбор. Либо смерть, либо сразиться со смертью. Чтобы выбрала ты?
— В моей памяти кровокож навсегда останется монстром с занесённым мечом над смертным. Убийцей. Душегубом. Похитителем, сгоняющим беззащитных на корабли, чтобы в дальнейшем обречь их всех на мучительное рабство. Задай мне этот вопрос тогда, когда на моих глаза убили мать, я бы не задумываясь предпочла бы смерть. Но сейчас меня окутали сомнения.
Спрятанная под капюшоном голова бросила взор мне за спину. Я оглянулся, почувствовал неладное. Ансгар и его люди стояли спиной ко мне, тяжёлое дыхание волной ходило от одно воина к другому, уставшие руки с трудом удерживали отяжелевшие от усталости клинки. Ансгар будто почувствовал мой взгляд, обернулся. Впервые я увидел закравшийся в его глаза страх. Парень казался зверем, загнанным в угол, где нет такой опции как отгрызть себе лапу ради спасения. Он что-то кричал мне, но я не мог услышать его слов из-за поднявшегося треска кровавых доспехов. Ансгар отвернулся от меня, направив взор между домами, где из повисшей над землёй алой дымки вышли силуэты моих воинов. Их настрой мне был понятен. Я по-прежнему не чувствовал их воли, я не мог управлять ими, но прекрасно понимал, что их вскинутые мечи уставились на смертных. Это какая-то злая шутка. В этой бойне нет никакого смысла!
— Останови моих людей, не дай им перебить друг друга, — взмолился я перед незнакомкой. — Прошу!
— Ты действительно переживаешь за людей, кровокож? — иронизировала фигура. — Не верю!
Мне стало не до шуток.
— Они мои друзья! — взревел я. — И я за них готов убить!
Объятый яростью, я опустил руку и готов был выхватить с пояса булаву. Мне было плевать на фигуру в грязной робе и на её мелкого прихвостня, возомнившего себя полководцем моей армии. Несколько загубленных жизней — ничтожная цена в обмен на мою армию и сохранность Ансгара и его людей.
Мои пальцы коснулись рукояти булавы, когда женщина гаркнула на меня:
— Остановись! Не совершай глупостей, за которые непосильный грех ляжет на твои плечи.
— Мои плечи уже давно не видели и дня без боли. Ваши жизни меня не отяготят.
Роже обернулась ко мне. Лицо девочки будто постарело от закравшихся теней страха. Глаза вылупились на меня, когда губы только и нашёптывали:
— Нет-нет-нет-нет-нет… Так не должно быть. Инга, ты моя подруга! А значит и её. Мы друзья!
Бедная девочка. Её взгляд в страхе прыгал между нашими фигурами, словно мы её разругавшиеся в край родители, которых она пыталась помирить.
— Мы же друзья? — спросила она у женщины в робе.
— Я не вожу дружбу с кровокожами, Роже, — ответила фигура, вынуждая меня снять с пояса булаву.
Как же всё сложно в этом мире. Ну почему нельзя вот так просто взять и договориться. Сесть за стол переговоров и решить всё мирно? Право сильного? Ну раз так, я попробую забрать это право.
— Нет, Инга! — заревела Роже. — Не надо! Они друзья!
— Пусть тогда отпустят моих людей, — прошипел я сквозь зубы. — А потом поговорим за дружбу с людьми, у которых я даже лиц не вижу.
— Хорошо, Кровокож, — бросила женская фигура в робе. — Перед смертью ты увидишь моё лицо. Тебе выпала уникальная честь, а мне будет приятно вспоминать тот миг, когда кровокож глядел мне в лицо и медленно подыхал!
Женская ладонь схватилась за край капюшона и откинула его назад, подставляя лицо солнцу. Немытые черные волосы разлились по плечам. Кожа на лице ничуть не уступала её изувеченным ладоням: загорелая, с десятком шрамов, на фоне которых меркла её красота, даже не смотря на острый нос и впалые щёки. Но неулыбчивое лицо зацепило меня совсем другой особенностью. Глазами. За узким разрезом век прятались огромные черные глаза, такие же, как и у Хагана.
— Сугар, — вымолви я, находя знакомые черты в её лице. — Ты — Сугар?
Девушка явно была обескуражена, услышав из моих уст имя.
— Где ты услышал моё имя? — вдруг взревела она. — Кто тебе его сказал⁈
— Твой отец.
Она опустила голову и бросила взгляд на паренька. Тот всё понял без лишних слов. Закрыл глаза и громко замычал, вскинув перед собой руки. Детские ладони почти прижались друг друга, оставив между собой небольшую полоску пустоты, в которой заплясали его пальцы. Казалось, что он играет с чем-то невидимым моему глазу. Словно щупает игрушки, а затем отбрасывает их, чтобы прикоснуться пальцами к новой. Когда его лицо от напряжения стало походить на жертву удушения, он вдруг выдохнул, медленно похрипывая. А когда хрип перерос в нечто жуткое, ноги паренька подкосились, но стоящая передо мной женщина успела схватить его за робу, не дав рухнуть наземь.
— Твоя армия свободна! — рявкнула она. — А теперь скажи мне, где мой отце?
Глава 27
Сугар оказалась такой же, как и Роже; женщина с узким разрезом глаз умела лечить.
Редкие слёзы текли по исписанными шрамами щекам, срывались с подбородка и разбивались о бледные рубцы на загорелых ладонях, кружащих в диком танце над грудь лежащего на земле мальчугана.
Когда-то она хотела избавиться от своих рук. Когда Сугар осознала своё предназначение в кровавом городе, первым её желанием было — лишиться дара. Избавиться от рук — и больше она никогда не увидит мучения отца, подвешенного на пульсирующих сосудах на высоте девятого этажа.
На окраине города ей удалось раздобыть камень, напоминающий своей грубой формой лезвие топора. Ночью, когда особым рабам даровали сон, Сугар достала камень и нанесла первый удар. Она рассказала мне, что такой боли не испытывала никогда. Но то была физическая боль, и её можно стерпеть, в отличии от той, которую ей приходилось носить с собой в груди каждый день, поднимая глаза на отца и своим даром вынуждая того проснуться и вновь отдать все силы на создание ужасного города, построенного в муках тысячи загубленных душ.
Она ударила камнем второй раз.
Тогда еще Сугар была маленькой девочкой, как сейчас Роже. И она била камнем с закрытыми глазами. Ей не хотелось видеть изуродованную ладонь. Она не хотела видеть переломанные кости и содранную плоть. Вид льющейся крови из ужасной раны мог повергнуть в шок, напугать, а ведь ей еще бить и бить. Мучать себя и мучать.
Прикрыв глаза и прикусив губу она ударила снова.
Боль была невыносима. Прокушенная губа казалась лёгким ожогом, а кровь на языке — сладостным соком. Переломанная ладонь мокла в крови, и она это прекрасно ощущала. Надо было бить чаще, сказала она, наверно тогда, я бы сумела её отрубить.
Захлёбываясь рёвом и сочащейся из губ кровью, она ударила вновь. Терпеть боль больше не было сил, глаза распахнулись в надежде увидеть окровавленную культю. Камень выпал из обессиленной ладони, и в тот миг она на своём опыте поняла смысл фразы: дар станет проклятьем.
Ладонь Сугар была на месте, все раны затянулись, оставив на коже множество бледных шрамов, каждый из которых стал напоминанием о нестерпимой боли, которую может причинить себе человек, но даже и её не хватит, чтобы заглушить безжалостный порыв пламени, сжигающий тебя изнутри каждый раз, когда она видела отца.
К моему удивлению, весть о смерти Хагана немного успокоила её. Глаза быстро намокли, ладони сжались в кулаки, и казалось, что она готова уничтожить весь мир одним взглядом. Крепко стиснутые губы вдруг растянулись в улыбку, и от серой хмурости, лишавшей лицо Сугар всякой женственности, ни осталось и следа.
Отец больше не будет изнывать и бредить под палящем солнцем.
Каждое утро просыпаясь от кошмара, он не будет погружаться в новый, куда мучительный ужас. И я больше не буду той, что дарует ему ежедневные муки, сказала Сугар, рисуя круги над грудью мальчугана. Мой дар обернулся проклятьем.
Отягощённое шрамами лицо выдавило улыбку шире, когда я рассказал Сугар как погиб её отец. Наверное, каждый бы на её месте радовался именно так. Молча, со слезами на глазах, и только нервное подёргивание мышц под кожей лица передавало её смирение и счастье. Отец погиб в бою. Он не погиб жалким рабом.
Хагану удалось отомстить за свои муки. Мечта каждого раба сбылась в лице сурового монгола, сумевшего одни ударом обрубить все путы, приковавшие его к этому проклятому городу.
Я боялся, что она не поверит мне. Примет весть о смерти отца как очередную жестокость в лице кровокожа, но как оказалось, её имя почти ни разу не произносилось на этой земле. Я был первым кровокожем, из уст которого она услышала своё имя. И только произнесённое Хаганом имя своей дочери спасло нас от смертельной битвы. Но людская кровь успела пролиться наземь и ничто не спасёт нас от гнева Ансгара, обрушившегося на меня, как только угроза быть истреблённым армией кровокожих исчезла.