Сколько их здесь? Тысяча? Две тысячи? Только став птицей и пролетев через всю улицу над головами воинов, можно было оценить масштабы бойни.
Переступив последнюю ступень, я глубоко вдохнул пыльный воздух и проревел на всю улицу:
— РОЖЕ!
Я не видел её! Я никого не видел!
— АНСГАР!
Да где же вы⁈
В ответ беспощадный ветер приносил лязг мечей и страдания умирающих. Куда бы я не посмотрел — везде кровокожи в масках, на которых мне никогда не увидеть их переживании. Мечи пронзали доспехи, вспарывали шеи, огромные куски доспехов разлетались в стороны, открывая незащищённые участки кожи, куда сразу же вонзалось лезвие, но их лица оставались непоколебимы. Только глаза. И только крики одушевляли безликих воинов, схлестнувшихся в безумной битве.
— Инга, что происходит? — прокричал женский голос позади.
Сугар поднялась следом за мной. Я обернулся к ней и рявкнул:
— Не покидай подвал!
Ветер нёс через улицы не только слизанные со стен жутких домов крохотные чешуйки из запёкшейся крови. Над головами воинов медленно разрастались серые клубы пыли, и с каждым ударом моего сердца они становились только гуще.
— ОССИ! -проорал я.
Но Осси не отозвалась. Она меня не услышала, в отличии от двух кровокожих, сражающихся на углу дома. Их поведение было странным; вместо того, чтобы битву подвести под логическое завершение, они предпочли кинуться на меня. Я был обескуражен, но быстро догадался, что происходит. Рузель! Тот мальчик с невероятными способностями. Сейчас он — дирижёр войны. Только сейчас я поймал себя на мысли, что в моей груди нет груза судеб тех оставшихся пяти сотен моих воинов. Их воля снова в чужих руках.
Мне пришлось убить этих двух кровокожих. У меня не оставалось иного выбора. Костяная булава всего два раза вспорола воздух, а щит легонечко дёрнулся в моей ладони от упавшего на него лезвия, как напавшие на меня вояки свалились с проломленными головами.
Короткая победа не вызвала радости. Наоборот. Клинок одного из напавшего имел форму полумесяца. Убитый мною воин был один из моих. Его сердце больше никогда не разразиться звонким эхом в моей груди.
Это безумие нужно немедленно прекратить! В этом нет никакого смысла!
— Рузель! — взревел я на всю улицу, но мой голос утонул в глухом лязге тысячи клинков. — Прекрати битву! Остановись! Или я тебя остановлю своими руками!
Я прекрасно понимал, что мальчик меня не услышит. Он не остановится, как и не остановится битва по щелчку пальцев. Мне просто хотелось выплеснуть злость. Мне хотелось орать. Вопить от обиды и гнева, закравшегося глубоко в голову. Но у каждого звука есть свой ценитель. Каждый крик найдёт своего слушателя.
— Инга, он спасает нас! — кричала мне в спину Сугар. — Ты не понимаешь! Он управляет всеми, и он не в состоянии разобраться — где свой, а где чужой. Рузель сталкивает бьющиеся в груди сердца друг против друга. Ему так проще. Ему проще создать хаос в сражении, забрав борозды правления войсками из рук их командиров, чем проиграть в меньшинстве. Инга, ты понимаешь это?
Было понятно только одно — в конце никого не останется. Здесь, на этой улице среди домов из пульсирующих сосудов, битва закончиться только тогда, когда уже некому будет размахивать мечом. Так не должно быть! Так не может закончиться битва. В любой битве должен быть победитель.
Я снова окинул взглядом битву в надежде увидеть Рузеля. Но мальчика ни где не было. Всюду мелькали кровавые клинки, на землю сыпались оторванные куски доспеха, а ноги воинов продолжали топтать обращённые тела в пепел. Ничего нового, кроме раздавшегося в стороне звука. Это был свист. Свист стрелы, пролетевшей над головами и вонзившейся в оленью голову монстра, раскидывающего когтистыми лапами всех на своём пути. Я бросил взгляд на здание через дорогу и увидел в окне второго этажа человеческий силуэт, прячущийся в тени. Очередная стрела тонкой чертой, будто оставленной взмахом карандаша, пересекла улицу и добила медведя-оленя, войдя наполовину в голову. Так мастерски владеть луком может только один человек, точнее — кровокож. И этот кровокож — Осси.
Я обязан до неё добраться! Да вот только есть проблема одно: между нами — багровая стена из схлестнувшихся между собой безликих воинов. Делать нечего, мне остаётся надеяться, что я не привлеку к себе повышенного внимания, и вся орда не бросится на меня в едином порыве.
Я бросился в гущу битвы. Первые несколько метров меня никто не замечал, я разгребал щитом дорогу, часто приходилось отталкивать от себя булавой победившего воина в короткой драке, но он лишь бросал на меня короткий взгляд, как в следующий миг на него обрушивался такой же победитель своей короткой битвы. Но попадались и исключения, и вопрос с ними я решал на месте. Костяная булава могла решить все проблемы, нужно было только обладать умением их находить. И, судя по всему, у меня имелся таланта на такие скользкие дела. Чем глубже я заходил, тем чаще приходилось убивать. Без разбора. Мне было плевать на их клинки. Меня не беспокоил их обезумевший взгляд, прячущийся в глубине прорезей на масках с жуткими ликами. Булава ломала эти маски, дробила, измельчала кровавую корку в пыль, а затем в пепел. Хрустели кости, меня окружал беспрерывный вой боли, но тишина смерти и не думала наступать. Здесь, внутри сражения, правил хор безумия, не смолкающий ни на секунду. Не утихающий даже когда от твоих рук пало несколько десятков солдат.
Не знаю скольких мне пришлось убить, я не считал, но костяной наконечник булавы успел покрыться глубокими рытвинами и сколами.
Отпихнув щитом нескольких кровокожих в сторону, и убив одного выросшего передо мной, я, наконец увидел стену дома. Увидел пустые окна и вход в подъезд, в котором виднелась ведущая на второй этаж лестница.
Я рванул вперёд. Но справа на меня нехило так обрушился вражеский клинок. Лезвие ударило по наплечнику, увязнув в кровавых зубьях. Напавший замешкался. Меч застрял, он рванул на себя, но без толку, только оставил у меня на щеке глубокий порез. Я замахнулся булавой, да только удар не удался. Отягощённый застрявших мечом наплечник не позволил мне вывернуть руку для точного удара. Зарычав, я попытался отскочить. Окружающая битва была настолько плотной, что, сделав всего пол шага назад, моя спина в кого-то упёрлась.
Застрявший меч в наплечнике пронзил воздух в нескольких миллиметрах от моего затылка. Кровокож решил не вынимать его, навалился на рукоять, в надежде воткнуть лезвие мне в ухо. Меня спасло только то, что кто-то со всей силой отпихнул меня.
Кровокож с застрявшим мечом приблизился ко мне так близко, что я мог видеть своё отражение в его глазах. Он и не думал выпускать меч, продолжал дёргать рукоять во все стороны, в надежде высвободить клинок. Моя булава влетела ему в ногу, разбивая колено в дребезги. Воин не устоял, упал, переломив выращенный из ладони клинок. Больше ничто не сковывало мои движений. Ребристый угол костяного щита влетел ему в лицо, содрав маску с кусками плоти, и я даже не успел разглядеть его черты; булава тут же превратила его лик в бесформенный кусок окровавленного мяса.
Над головой раздался свист. На меня сзади навалилось тело с торчащей во лбу стрелой. Под тяжестью я припал на колено, но не прошло и секунды, как цвет доспехов поверженного воина посерел, а потом и вовсе стал чёрным. Тело окостенело, утратив дух. Больше не ощущая прижимающего к земле веса, я резко вскочил. Воин разломился на две части, и когда обе части рухнули наземь, пепел хлынул во все стороны, словно мне в ноги сотня курильщиков выдохнули густой табачный дым.
Осси выпустила еще десяток стрел, помогая выбраться мне из гущи битвы. Мне удалось добраться до подъезда и по лестнице взбежать на второй этаж. Осси нашлась в кухне. Она ждала меня, вжалась в угол рядом с окном, чтобы с улицы её никто не увидел. Я остался в дверях, следуя её примеру по маскировке.
— Где Ансгар? — спросил я. — Где Роже?
— Я не знаю, — ответила Осси. — Когда вы с Сугарой ушли за детьми, я заняла эту часть улицы, а Ансгар вместе с Роже ушли в противоположный конец.
— Рузель? Где он?
— Мальчик был с ними.
От злости я ударил кулаком в дверной косяк, не причинивший мне никакого вреда. А так хотелось хоть немного боли, способной унять мои страхи и гнев. Нам немедленно нужно попасть на противоположный конец улицы, только есть одна проблема — каждый сантиметр улицы занят битвой. Решение было очевидным.
— Иди за мной, — сказал я Осси, — нам нужно подняться на крышу.
— Что ты задумал? — спросила она, пробираясь через кухню в полусогнутом состоянии.
Мы переместились из квартиры в подъезд и начали подъем на девятый этаж по лестнице. К моему удивлению шахта для лифта была предусмотрена, вот только самого лифта не было на месте.
— Мы вылезем на крышу и доберемся до противоположного конца здания, — объяснил я Осси свой план. — Спустимся, и будем надеяться без лишних приключений отыскать детей.
На крыше сюрпризов не обнаружилось. Заветный проём, который всегда запечатывали стальной дверь, во избежание попадания на крышу подростков и склонных к суициду граждан, не был заперт. Мы к ним не относились, но двигаясь в другой конец здания я прильнул к краю крыши. На высоте ветер усилился, громкое завывание несло за собой болезненную крошку, оставляющую на коже царапины, но даже природа была не в силах заглушить рёв войны. На ходу я бросил взгляд вниз. За это время мало что поменялось, лишь дымка над головами сражающихся стала куда темнее. Кровокожи беспощадно уничтожали друг друга, словно в их ДНК заложили ген самоуничтожения. Самоличный суицид, свершив который на земле не останется даже упоминаний об этих существах. Но логику Рузеля я сумел понять, и принять. Нас было мало. В разы меньше врага. И лишь оказавшись на высоте, моему взору открылась истина. Клинки в форме полумесяца мелькали куда реже, чем прямые. Напавшие давно сражались друг против друга, и мне оставалось только надеяться, что хоть кто-то из моих воинов уцелеет в этой мясорубке.