Вместе с тем я хотел и несколько других нагрузок и упражнений. Мне мышцы и связки нужно укреплять, отрабатывать удары и комбинации, вообще увидеть свои возможности, раскрыть потаенные резервы этого тела. Уверен, что таковые есть. Несмотря на большой рост и в целом массивную фигуру, я не чувствовал затруднений в передвижении, или сравнительной, а мне все же было с чем сравнивать, грузности. Нет, я могу быть и быстрым и даже, вопреки массивности, ловким. Вот только все это нужно обследовать, понять.
И вначале тренировки с новиками я был уверен, что сразу после нее направлюсь куда в сторонку, может выйду из лагеря и начну самоподготовку, но… Я устал. Казалось, все обучение было почти статичным, но усталость за четыре часа усвоения вот такой науки накопилась и я просто, лишь перекусив хлебом и салом, уснул. Еду принес Воисил, за что ему спасибо. Я уже знал, что соленое сало тут не такой уж и дешевый продукт, особенно, что этот продукт был с чесночком и натертый какими-то травками.
Все же мне удалось вечером позаниматься самостоятельно. И это произошло после второй тренировки молодых воинственных парней, которых тут называют новиками. На этом занятии присутствовало уже меньшее количество новиков, ну или претендентов на это звание. Радовали две вещи: это то, что я прошел отбор в дружину, хотя некоторые сомнения все же оставались; ну и то, что к тренировкам тут отношение вполне серьезное, пусть и понимания очень многих особенностей человеческого организма просто нет. К примеру, разминка почти не производится, если только не считать за таковую махание круговыми движениями с топором или мечом в руке. А ведь так можно выбить суставы, повредить конечности… Без хорошей разминки нельзя!
В целом, могу сказать, что ребята, с которыми я тренировался, весьма неплохи в освоении науки убивать себе подобных. Да, среди них большинство сильно ниже меня, не такие большие, скорее приземистые люди, но они могли и уже становились юркими, да и сильными, раздаваясь в плечах.
Ну а ночью…
— Прими новик сей меч и будь братом мне, как и иным в дружине. Стань горой за правду и волю князя нашего Ивана Ростиславовича, — вещал старший сотник дружины Боромир.
— Перед Богом нашим Исусом Христом и перед нашим Батькой Громовержцем, даю клятву в том, — отвечал…
Народ встал в большой круг, и воины были заняты тем, что нарезали себе ладони. Выступавшая из ран кровь капала на землю, впитываясь в чернозем. Следом они встали в круг и взяли за руки друг друга. В центре с поднятым мечом стоял князь.
Хотелось бы сказать, что это именно я проходил обряд клятвоприношения, но нет, я от такого священнодействия освобожден. Да и делать подобный кровообмен, тоже не особо хотелось.
— Я, князь твой Иван Ростиславович принимаю клятву твою и даю свой обет ладить заботу и опекать тебя, как родного, — сказал князь.
— Принимаем клятвы! — заорала сотня глоток.
Князь поднял вверх меч в ножнах, ловким движением рук извлек клинок и торжественно поднял его на вытянутую правую руку вверх. Пафос, нет, скорее, торжественность происходящего зашкаливала. Даже я, человек из будущего, где крайне сложно уже чем-то удивить, впечатлился. И дело, наверное не в освещении, а вокруг множество воткнутых факелов создавали флер таинственности. Дело и не в словах, сказанных с огнем в глазах. Вся суть в энергетике, ею все вокруг насыщено.
Почему я не приношу клятву? Не по собственной воли я этого не делаю, а потому, что меня, оказывается, пока не принимает коллектив. Вот такая, тут вольница. Общество, своей самой значимой частью, не принимает, но и не вышвыривает к черту.
Почему на самом деле? Видимо, все еще, как карту сыграть меня хотят. А тут клятва, ее же не только давать нужно с честными намерениям, ее и принимаю честно. Так что лишнее доказательство, что я у волков. Вот только я не баран…
И я уже понимаю, к чему меня пододвигают — полному осуждению отца прилюдно, ну и по возможности, вызвать Богояра на поединок. Где, он может убить меня, и тогда сотник-предатель явно расстроится. Все-таки большинство, чье мнение довелось услышать, склонялись к тому, что отец любил меня, пусть и делал это так, что можно подумать о ненависти.
И получается, что он убивает меня и тем самым уже свершается месть Ивана Ростиславовича. Или же Богояр сам погибает, что по мнению большинства, крайне маловероятно. Вместе с тем, со смертью Богояра, так же месть свершается. Идеальный план возмездия, нарушить который могу только я своим отказом в нем участвовать. Но… тогда мне точно нет места и в этой дружине, да и в другие ходу нет, потому как, наверняка история с отцом и сыном, должна разлететься по всей Руси. Это своего рода, для местного населения, как очередная серия мегапопулярного сериала в будущем. Пропустить сюжет нельзя.
И тогда зачем какие-то клятвы? Нет, мог бы и я принять эту своеобразную клятву, тем самым несколько ее обесценив, но князь, или те, кто ему шепчет на ухо, решил прикрыться обществом и даже не мне, а через десятника Мирона сообщить, что клятвы не будет, но в дружине я остаюсь. Так сказать, у меня на новом месте работы будет испытательный срок.
Теперь понятно, почему Иван Ростиславович первым делом спросил меня о годах. Условно, конечно, но совершеннолетие тут приходит именно в шестнадцать и в этом возрасте происходит инициация в молодые дружинники. Получается, что я самый молодой в дружине, могу без клятвы до шестнадцати лет спокойно считаться новиком. Так что я и дружинник и не стеснен клятвой. Хотелось сказать, что сотрудник на удаленке, но, нет, самое, что ни на есть близкое общение.
— Братина! Братина! — закричали вокруг.
На середину поляны, окруженную множеством факелов, где и была произнесена клятва выносили большие котлы с чем-то сильно пахнущем и не так, чтобы вкусно, запах отдавал ячменем и житом.
— Кто такой этот Батька, которому клятву дают? Неужто то Пер… — я не успел договорить, обращаясь к Спиридону, как он прикрыл мне рот своей тщедушной рукой.
— Не произноси имя его! — прошептал, оглядываясь по сторонам, Спиридон.
— Вот тебе бабушка и Юрьев день! Неужто поганого бога воины поминают? — усмехнулся я.
— Много воев чтят Батьку заступника, в День Ильи Святого даже в храмах жгут лучины во славу Батьки. Не все, но поминают. Вои же, тут у них свои правила. Но поминают токмо при своих и тот, кто захочет, без принуждения, — сказал Спирка.
Не укладывалось у меня в голове такое вот странное двоеверие, но, как погляжу, местные хроноаборигены вполне себе принимают одновременное поклонение Исусу Христу и Батьке, это так Перуна называют. Имя произносить нельзя, поклоняться, стало быть, можно. Выверт сознания, но тут это норма.
— Ну, Владка, чего смурной? Али клятву не дозволили произнесть? Мо недостоин? — обратился ко мне Боброк, во всю веселясь.
— Зубы покажи, зверек? Полено погрызть дать? — это уже я отвечал.
Вокруг засмеялись, что удивительно и сам Боброк улыбнулся. У парня, ставшего только что полноценным дружинником, были особо развитые передние верхние зубы. Вероятно, что при рождении парня звали иначе, но когда прорезались зубки, у будущего дружинника князя Ивана Ростиславовича уже не было вариантов — Бобр, он и есть бобр.
На утренней и вечерней тренировке Боброк задевал меня, то словом, то и какой подлостью: попробует подножку подставить, или будет мимо проходить и так, случайно, заденет деревянным мечом. Когда гарцевали на конях и у меня выходило откровенно не очень, Боброк с меня смеялся. Вот только смех был настолько наигранным, неестественным, что становилось понятным: Боброк выдавливает из себя и насмешки, да и подлянки совершает не по своему умыслу.
Заказали меня. Так и было, что его попросили, скорее приказали, меня задевать.
Ну да в эту игру играют вдвоем и уже скоро моих подначек, или «случайностей», после которых Боброк дважды оказывался на сырой земле, где уже стоптали весеннюю траву, стало сильно больше, чем тех, что адресовались мне. Гаврила, наш инструктор, молчал, но до поры, пока не стало понятно, что я своими «ответками» скорее зарабатываю авторитет у воинственных подростков, чем его теряю. Вот тогда он каким-то образом приказал Бобру перестать заниматься ерундой.
А так, на самом деле, не все были настроены против меня. Было бы иначе, то не нашлось бы мне места в дружине и в любом статусе, пусть и без клятвы. Молодежь, не только новики, но и молодая дружина, те, кто рядовые ратники, не десятники и не пожилые, так и вовсе приняли меня за своего. Им, видимо, было не столь и важно, чей я сын и что сделал мой отец.
Старший сотник дружины, Боромир, появившийся на второй тренировке и ставший со мной в круг на деревянных мечах, так же казался индифферентным к моему происхождению. Он просто показал мне, что не стоит зарываться и чуть отбил бока, живот и ноги. Деревянный меч, он, конечно не боевой, но бьет чувствительно. И вот этот бой, почему-то несколько сплотил наш коллектив новиков. Мне сочувствовали, а я не проявил ни трусости, ни сдавался, а бился и когдаБоромир стал уже откровенно меня избивать. Был момент, хотел я уже войти в боевой режим и начать просто на смерть драться, но соперник что-то почувствовал и опытный сотник закончил бой.
Это был хороший урок. Нужно понимать, осознавать, что я не Царь Горы, что есть куда расти. И, чтобы стать вот таким матерым волком, как этот Боромир, нужно постараться. Нет, я стану лучше, если будет получаться комбинировать знания и навыки из будущего. Вот это преимущество и даст мне путевку в новую жизнь.
И вот что я скажу… А мне здесь, вот вопреки всему негативу, всем лишениям и ужасной еде… Нравиться!
Глава 9
Великий князь Киевский, Всеволод Ольгович, принимал сегодня гостей и просителей. Делал он это не только без удовольствия, без желания, но и с явным раздражением, даже не вникая в проблемы просителей, по большей части отправляя их без решения. Князь был немолод, страдал многими болезнями и последствиями ранений, потому и не мог оставаться энергичным, деятельным. Вообще складывалось впечатление, что когда князья садились на великий киевский стол, они моментально теряли всю свою былую прыть, воинственность, решительность и управленческие таланты.