Или, скорее, знали, что Иерусалим у крестоносцев, но есть опасность потерять этот город, так как в каждым годом натиск мусульман только усиливается. Были уверены, по крайней мере, Влад, до моего появления был в курсе, что крестоносцы — лгуны и вруны. Обещали Ромейским императорам только содействовать в освобождении бывших византийских территорий, а сами создали свои государства в Сирии, Палестине и других регионах. Предатели! Надо же поступили так, как всегда это делали сами византийцы!
— Нет, рясу я принимать не буду. Не хочу разорения для христианской церкви, — с серьезным видом я заявил.
— С чего это ей разорение? Чай Церковь наша не бедствует… не шибко, может и не столь богата, как в Константинополе, — говорил Спирка
— Так я ем много, да и большой, много материи нужно на рясу затратить, — сказал я и с улыбкой наблюдал за метаморфозами Спиридона.
Не сразу до него доходят мои шутки. Впрочем, шутить на тему веры — табу, которое я частью, может и косвенно, но нарушаю.
— Ты хотел мне что-то сказать, когда подошел? — вспомнил я.
— Да! — оживился Спиридон. — Я видел…
Спирка приблизился к моему уху и еле разборчиво начал шептать.
— Вышата, вот сам хромой, а как только князь отпустил всех с Круга, побежал вон в тот пролесок, — дьячок показал на лесополосу, которая была, ну в лучшем случае, не ближе двух километров. — Я, стало быть, за ним. А он, стало быть, оглядываться начал, еще чуть и увидел бы меня.
— Может живот у человека прихватил, так и убегал подальше гадить, — выдал я самую бытовую версию происходящего.
Хотя… это для человека из будущего несколько задевать станут вопросы походов в туалет, а вот местных, нет. Тут все по-простому, пуки и потуги с комментариями, что да как получается, такое можно встретить повсеместно. Правда, и не сказать, что прямо в лагере гадят, но вот чуть за его пределами, там, да, демаскирующее пребывание отряда, минное поле быстро образовывается.
— Нет, он в леску пометки на коре деревьев делал, после ушел далее, в лес я уже и следил, опасно, — сказал Спиридон. — А еще был с ним тюк тряпичный. Тяжелый, видать, Вышата с трудом его нес.
— Да ты у нас диверсант с кадилом, не иначе, — усмехнулся я.
— Кто? — не понял дьячок.
— Ну это тот, кто следить умеет, да выслеживать, — объяснил я, покорив себя в очередной раз, то сказал не то. — Где только научился?
— Так, за настоятелем Ильей сколько следил. Я еще много о его делах знаю, — горделиво отвечал Спиридон.
Я задумался. То, что в дружине может быть предатель, вероятно, осведомитель галицкого князя Владимирко, слухи ходили. Даже новики об этом судачили. Так что возьмем за веру, что разговоров, даже сплетен, без причины не бывает, и есть тот самый «казачок засланный». И тут тогда вопрос: кто именно? Вышата? Очень даже может быть, так как и мне он предъявлял, что многое потерял, когда удирала дружина Ивана Ростиславовича из Галича. А еще Мирон говорил, особенно Воисил на то напирал, что Вышата с моим отцом, Богояром, в приятелях ходили.
Мы вычислили предателя? Ну не будет же полусотник в самый разгар дележа трофеев бежать за пару километров, чтобы что? Единственное, что приходит на ум — Вышата подавал тайные знаки на деревьях, чтобы те, кто за нами наблюдает, узнали важную информацию.
Тогда меня терзают смутные сомнения. А стоит ли прямо сейчас бежать к Ивану Ростиславовичу и говорить ему о том, что стало мне известно? По правильному, если бы я был на службе, так обязательно нужно, но мне даже не разрешили дать клятву, официально не взяли в дружину. Хотя, формально-то я тут и уже был в бою с этими людьми, с дружиниками, прикрывал их, прикрывали меня. Тот же Воисил, может и жизнь спас. И все же повременю.
— Никому пока об том не рассказывай. Посмотри за Вышатой, коли сладится. После скажем. А то выйдет, что обвиним человека, а он полусотник, виноватыми окажемся мы. И с Вышатой наступит полный разлад, да и от князя ничего не поимеем, — сказал я, принимая решение.
— Добро, как скажешь, — сказал Спирка и указал пальцем в сторону. — А вон и новики идут. Слышал я, что ты у них нынче за старшего, а в лета войдешь, как сказал князь на Круге, может и десятником станешь. Иван Ростиславович тебя хвалил, да нахваливал. Пока ты сам не пришел.
Вот оно как! Хвалил, а со мной разговаривал, будто проступок у меня был какой, а не почти что подвиг героический.
Боброк, шел во главе новиков, только он вел под уздцы двух коней, остальные воины так же были с конями и явно не со своими, а с трофейными. Я не знал, как делится добытое в бою. Предполагал ранее, что все, кого убил воин — все это его, победителя. А тут, нет. Десятку долю отдай, князю долю отдай! И пусть все эти части из добычи и небольшие, но чувствительные.
— Меня нарекли быть над вами старшим, но не десятником. Десятник Мирон, — сразу же я прояснил расклады и свой статус.
— Знаем уже. Боромир, старший сотник, как только вернулся с погони, с нами разговор имел, о тебе много спрашивал. Он дал свое слово, что коли мы сами подчиняемся, то быть тебе сред нас первым, — сказал Бобр.
— Добро. Это вся добыча? Только я шестерых половцев убил, — несколько возмутился я.
Оказалось, что, нет, не вся. Два новика остались на месте сражения и охраняют наше. Между тем, Боромирне только побеседовал с новиками, но и выбрал из шести полагающихся мне коней, одного, которого повел кКнязю. Видимо, плата за сокола.
— Дорого, все же ты мне обходишься, — сказал я сидящему на не больном, правом плече Ярлу.
— Что прикажешь, старший? — спросил Лис.
— А тебе только и приказывать. Чуть ходишь. Приказываю поесть и поспать, уже по ночи уходим, так что отдохнуть нужно, — сказал я и начал распоряжаться, кому костер разжигать, а кому к ручью бежать за водой.
Глава 15
Киев — мать городов русских! Что-то здесь не так, ну, не может Киев быть матерью. Отцом мог, да и то, когда это было! Нынче-то, скорее, отчим. Или так, мамкин сожитель.
Принципиально не понимаю, почему за этот город уже столько споров было, а еще больше распрей впереди. Да, относительно большой город, много купцов, много монастырей и церквей. Еще эти Золотые ворота, они, действительно, красивы, блестят, отливаясь позолотой. Вот же черт. Пытаюсь себе доказать, что ничего здесь и нет интересного, но только убеждаюсь в обратном.
Да! Киев стоит того, чтобы за него бороться! Этот Киев, пока еще не подвергшийся разорению и разрушению.
И биться нужно именно за город, а не за людей, которые в нем обитают. По крайней мере, мне киевляне казались слишком надменными, злыми. Некоторые стереотипы об этом городе и его жителях из будущего я, наверное, перенес и в это время. А может быть и нет.
Ни одной улыбки я не встретил в Киеве, не одного приветствия. Ладно, относительно нас, незнакомцев, так и вовсе ни детского смеха, ни заливистого гоготания смущенных парнями девиц. Какие-то все хмурые, насупленные, будто вот прямо сейчас готовы достать нож и проверить мою кольчужку на прочность.
Долго наслаждаться видами церквей, среди которых преобладали каменные строения, нам не дали. Почти сразу, как только мы въехали через Подольские ворота в так называемый город Владимира в направлении Софийских ворот, сразу же были оцеплены не менее, чем двумя сотнями ратников Киевского князя Всеволода Ольговича.
Мы, десяток новиков, шли в центре построения, будто охраняемые иными ратниками. Такое тут отношение к новикам — берегут нас. Но и с центра обоза было видно, что состоялась отнюдь не дружественная встреча.
— Теплый прием, — пробурчал я, поправляя свой меч.
— А как иначе? Боевая сотня зашла в стольный град. Мало ли, какие мы тати, — логично размышлял вслух Боброк, гордо восседавший на коне по правую руку от меня.
Я повернулся и посмотрел за спину. Следом за нашим десятком новиков шло две телеги, в большей степени груженые оружием, и в меньшей степени одеждой и едой. Хотелось взять копье и вооружить древковым оружием всех новиков. Если придется прорываться, то лучше с копьем наперевес.
— Спиридон, ты ж ученый дьяк, что ждет нас в этом граде? — спросил я у Спирки, не особо рассчитывая на аргументированный ответ.
— Князь выслушает, токмо рассчитывать на что доброе не стоит, — сделал свое экспертное заключение Спиридон.
Не хотелось расставаться с дьячком. Однако, он все равно намерился отправиться на митрополичий двор и там просить рукоположения. Наивно, конечно, но мало ли и получится. И тогда мы с ним расстанемся. Служить при митрополите мне как-то не хотелось. Да и говорят, что сильно слаб владыко Михаил.
— Князь приказал никому не дергаться, не лаяться с дружинниками, вести себя тихо, — начали шептаться по всей протяженности нашего поезда, передавая таким образом приказ.
Пройдя часть Киева, под названием «город Владимира», вот в таком сопровождении, или точнее под конвоем, мы минули и Софийские ворота, вышли на Коснячков двор и направились в сторону купеческих усадеб. Вот здесь нас и оставили. Между местом, которое называлось Путятин двор, и купеческими усадьбами стояли в ряд три небольшие усадьбы, которые и стали занимать наши воины.
Я не совсем понимаю, зачем нам вообще нужно было входить в город. Расположились бы лагерем у Киева и в частном порядке, кому нужно, могли бы сходить в город. Но, здесь, конечно же, решать князю.
В чем, несомненно была выгода от местоположения, так в том, что совсем рядом, уже за занятыми нами усадьбами, располагались дома киевских купцов. Нужно как-то продавать часть нашей добычи, да покупать добрые кольчуги, мечи, более привычную русскую упряжь на коней. Так что в планах уже завтра, если будут позволять обстоятельства, заняться этим вопросом.
Поселили нас во дворе, на свежем, на самом деле не очень, воздухе. Хотелось возмущаться, может с кем и поссориться, но решил не обострять, да и новики спокойно восприняли то, что мы ночевали не в доме, а во дворе усадеб. Стояла прекрасная майская погода. Это я где-нибудь в Питере или в Москве не решился бы, без особой нужды спать на воздухе. А тут очень даже комфортно. Впрочем, как и до этого в походе: лег на шерстяную подстилку, укрылся шерстяным плащом, седло или узелок с пожитками под голову — ляпота.