— Тех ухваток на полжизни учить и то все не выучишь, — отвечал я. — А вот увидеть Киев, зело желаю.
— Один? Без рынд? — удивленно спросил Бобр.
Удивился и я. Считал, что рында — это телохранитель князя, но я так и вовсе еще неформальный десятник. И все равно нужны люди по бокам стоящие. Так сразу видно, что идет уважаемый человек.
— Ты прав. Кого взять? Кто нынче здав и бодр? — говорил я, скорее самому себе, размышляя вслух.
— Меня и возьми, а еще… Ефрема, — посоветовал Боброк.
Ефрем — мой конкурент. Скорее внешне. Парень так же рослый, крепкий, но несколько неуклюж. Это проблема большинства больших людей, они сильны, уже психологически в выигрыше, но ловкость крайне редко сочетается с громадностью. Потому я постоянно стараюсь развивать больше те качества, навыки, которые от меня враг не будет ожидать.
— Веди, десятник! — усмехнулся Боброк, разглаживая проступивший пушок на бороде.
Я такое дело решил пока брить. Ходить с «недоусами» и «недобородой», было не комфортно. Может позже и стану отращивать бороду, но когда на лице уже не будет подростковой растительности, но мужская щетина.
— Кто такие и куда? — грозно спросил великокняжеский воин, что дежурил у занимаемых нами усадеб.
— Десятник Владислав, — отвечал я, глядя с вызовом на вопрошающего воина.
— Прямо-таки десятник? Ха! Ха! — деланно рассмеялся воин. — Браты, глянь, какие десятники у Ивана Берладника! Безбородые новики, а все туда, в десятники.
— А ты проверь, воин! Слезай с коня и испытай меня! — сказал я, посмотрев на ратника с ухмылкой.
— Не велено князем, иначе я повыбил с тебя дух… Десятник! — не совсем уверенно отвечал великокняжеский дружинник.
Было видно, как он хотел проучить мальца, дерзнувшего вызвать его. Этот боец не прикрывался волей великого князя, он ее исполнял. Но и я обострять не стал. Ответил по делу, не стушевался, и будет. Все же не беспредельщик я, чтобы сразу лезть в драку, подставляя не только себя, но и своих товарищей.
— Пусчай идут, — это обозвался еще один киевский ратник. — Девиц постращают. Экие витязи. Ха! Ты только погляди!
— Раз много видишь, — вновь я решил высказаться. — Так можно такие синие поставить под глаза, что долго ничего не рассмотришь.
— Остер на язык. Иди, давай, не доводи до греха, а то и волю великого князя порушу, кабы проучить, — сказал третий дежуривший воин.
— И мне такого же скажешь? — неожиданно в разговор встрял Воисил, появившийся будто неоткуда.
— Нет, старый, тебе нет, — пошел на попятную старший из великокняжеских ратников. — Забирай своих новиков и ступайте, куда шли!
Воисил подошел ко мне ближе и я с трудом узнал старого воина. Он был… Выглядел, ну не хуже, чем старший воин в своем лучшем облачении. Кольчуга со вставками из пластин, она даже в несколько пасмурном свете блестела и слепила. Красные сапоги с цветастым орнаментом, меч, пусть и без камней на гарде, но в богатых ножнах. Все говорило, что рядом знатный воин и тут даже не нужно зваться сотником.
— А, что, с собой возьмете, внучата? — спросил Воисил.
— Дядко, а так ли нужен нам пригляд? — возмущался Боброк. — У нас и свой старший есть.
Старый воин посмотрел на меня, но в этом взгляде не было сарказма и сомнения, что я старший и что слишком юн, чтобы вообще называться представителем старшей дружины.
— Дядька Воисил, у нас свои дороги, — сказал я, недвусмысленно намекая, что воин не так чтобы и уместен.
— Пройдусь с вами до гостей торговых, да и пойду по своим делам, — предложил компромиссный вариант Воисил, который устроил и меня.
Не хотел я, чтобы хоть кто-то знал, кроме моего десятка, что и за сколько я сторговал в Киеве. То дело мое и моего десятка. Ну а проболтается кто, так и будет проверка на лояльность, да на верность слову. Такие говоруны мне не нужны. А вот из остальных ребят можно лепить отличных воинов.
Не успели мы войти в торговый район Киева, как Воисил, не предупредив, просто затерялся в узких улочках, оставив нас.
— Во те, ты глянь, какая! — это так Боброк реагировал на проходящих мимо девиц и даже явных женщин-матрон.
У меня реакция была, может и более гормонально насыщенная, так как приходилось с трудом сдерживаться даже мне, человеку прожившему уже целую жизнь. Ранее подобного я не ощущал, или позабыл, как это бывает в юношеском возрасте. Не случилось подобного и тут, в этом времени. Да было бы и слишком странно испытывать сексуальное возбуждение в сугубо мужском коллективе. Но вот сейчас…
А барышни, как лебедушки плывут, глазками то и дело, но стреляют в нашу сторону. Мы должны выглядеть привлекательно и мужественно, несмотря на свой возраст. Рослые, с правильными чертами лица, но еще даже чуть смазливые, не обрели грубость истинно мужских лиц.
Ну а те доспехи, ремни, плащи и вооружение, что были на нас говорили об исключительной состоятельности. Не важно, что это было не куплено, а взято с боя, так еще лучше. Девушка увидит в таком витязе достойную ее ребенка кровь. И, скорее всего, она даже не осознает, что и почему, но окажется не против более близкого общения.
Я не про секс… как же это слово желанно… я про то, что девица соблаговолит вовсе поговорить. И я не вижу, к примеру, даже больших условных сложностей в деле знакомства. Можно подойти к девице, представиться, спросить. Тут вопрос в ином — в тактильном контакте. Вот его нельзя допускать, если только ситуация не вышла из-под контроля. Но в таком случае будут в своей правде родственники девицы, даже если они и покалечат «любителя потрогать». Все это понимание приходило из памяти реципиента, но ранее и он не мог объяснить многое из того, что видел, так что сознание человека из будущего очень даже помогало разобраться в хитросплетениях отношениях между полами.
Девушки были и вправду чаще милые. И это я называю девушками даже тех женщин, которые шли в сопровождении мужчин, очень похоже на то, что мужей. Все девицы носили стеклянные браслеты. Их на каждой женщине было невообразимо много. Порой до локтя доходило множество таких украшений, все это были разноцветные браслеты, чаще прозрачно синие, голубые, но много было орнаментированных.
Кроме этого, на женщинах имелись и другие украшения. Чаще это были соединенные подвеской кольца из проволоки. Одежда, не сарафан, как я мог ожидать, а платья, часто прямые, словно ночные сорочки, но цветастые и с красивыми, неизменно расписными широкими поясами. И порой под такими нарядами такое колыхалось…
— Долго еще? — чуть ли не взмолился Ефрем. — Невмоготу дивиться на красных девиц.
Как я его понимал… Хотелось уже не дивиться, а потрогать красоту, помять в своих объятиях.
Мы достаточно быстро, несмотря на то, что шли с открытыми ртами, нашли то место, которое описал мне Спиридон. По его словам, именно тут нам могут помочь, так как купец Арон мог промышлять не всегда благопристойными делами.
— Я Владислав, старший ратник князя Ивана Ростиславовича, — представился я, когда вошел на небольшое подворье и дождался выхода хозяина.
— Молод ты, но да Спиридон говорил о том, что разумен не по годам. Ушлый он малый, тот детский поп, — усмехнулся чернявый с рыжеватой бородой мужчина. — Испей с дороги сбитня!
Из дома вышла, нет, выплыла, лебедушка. Девица была в легком льняном платье, которое, когда она шла, чуть оформляли манящие геометрические формы. Эти фигуры будоражили сознание.
— Кхе, — закашлялся за мой спиной Боброк, какой-то нечленораздельный звук произнес и Ефрем.
Девица подошла, склонила голову и поднесла медный широкий кубок с теплым напитком. Я выпил, лишь отдаленно почувствовав пряный и сладковатый привкус. А когда отдавал девушке кубок, коснулся ее пальцев, от чего она вздрогнула и выпрямилась, решительно посмотрела мне прямо в глаза. Можно было в них утонуть, но я выплывал, барахтался и не без успеха, но получалось сопротивляться.
И я понимал, что торговец таким вот пассажем выбивал из меня землю из-под ног, когда показал… А кто она ему вообще? Обязательно узнаю. По идее, очень даже разумной и хитрой, нужно признать, теперь я должен соглашаться чуть ли не на любую цену, сбывать свой товар просто так, за оплату в лишний взгляд девушки, явно не славянской наружности.
— Пойдем в дом, там Ирина будет прислуживать нам, а мы поговорим о делах, — ухмыляясь, наверняка, предвкушая то, как меня будет обманывать, сказал Арон.
— Не нужно, кабы Ирина прислуживала. При ней я разум теряю, — признался я.
Да, нашел в себе силы и признался, вопреки тому гормональному шторму, что бушевал во мне. И девушка с еще большим интересом посмотрела на меня. Важно было, что уже и Боброк и Ефрем стали выпячивать грудь, показывая себя. Но она смотрела на меня и только. Не понравилось, что позволил себе отказать в компании такой вот дамы? Как там у Пушкина? Чем меньше женщину мы любим?.. Наверное, не привыкла она к такой реакции, чувствует, что может повелевать мужчинами, а тут… Без нее.
— Как скажешь, гость, — разочаровано сказал Арон.
— А православный ли ты? Вот смотрю и вижу жидовствующего. Иудей, али православный? — осенило меня, что собираюсь вести дела с евреем.
Нет, особо ничего, как человек из будущего, к этому народу не имею, хотя отмечаю их агрессивность. Но тут, в этом мире, в Средние века, вера много значения имеет, даже если это двоеверие. Иметь дело с иудеем — это может стать проблемой. Найдутся те, кто осудит такое.
— Верую во единаго Бога Отца… — начал читать молитву «Символ веры» Арон.
А еще он начал на каждую строчку осенять себя крестом. И вот это должно было убедить меня? Передо мной самый что ни на есть выкрест. Впрочем, какая разница, если сделка будет взаимовыгодной, а он официально православный? Евреев, насколько я выудил из памяти реципиента, еще лет тридцать назад гнали со всех больших городов Руси, за то, что они давали в долг под рост. Грех это. На самом деле, скорее всего, Владимир Мономах испугался того, что часть православных начала переходить в иудаизм. Так жидовствующие умели красиво подать свою веру, что находились православные, прельщенные иудаизмом. Или это греческие митрополиты недорабатывали.