— Воисила видел, — по-заговорчески, шепотом, сообщил мне Спиридон, вырывая из сна.
На удивление, я чувствовал себя достаточно бодро.
— Я тоже его видел, — усмехаясь сказал я. — Когда-то.
— Ты не понял, я видел его, когда он возвращался со всенощной службы, в храме его не было — сообщил Спирка.
В таком ключе информация была уже важной. Я сам ушел из храма, но я пошел спать, а Воисил не приходил в усадьбу, или пришел сильно поздно.
— Богояр был в храме? — спросил я.
На этот вопрос Спиридон не отвел, да и он все лишь человек, чтобы иметь способность выслеживать всех и каждого.
Посоветовав Спирке все же чуть поспать, хотя бы час, я направился в дом, где расположились все старшие ратники из нашей полусотни. Предчувствия начали меня обуревать, когда Воисила не оказалось в его горнице. Не было его и в трапезной. Оставался лишь один вариант — он в кладовой, или вовсе в подвале. Это Вышату закрыли в подпол другого Гостиного двора, а наш был просто подперт.
Максимально, насколько позволяло громоздкое мое тело, я шел бесшумно, переступая, скорее перекатываясь с пятки на носок. На подходе к подвалу я услышал шебаршение и остановился. Как же хорошо, когда хозяева плохо смотрят за своим зданием, когда щелей порой больше, чем самой двери. Тут, в подвале такого не было, но щели, позволявшие рассмотреть, что именно происходит внутри, были.
Там был Воисил, стаявший спиной к двери и отмерявший из маленького глиняного сосуда какую-то жидкость. Далее он влил ее в один из кувшинов и стал прятать остальные сосуды с чем-то, наверняка это или пиво, или мед, вряд ли дорогое вино.
В голову от чего-то пришло понимание, что это для Мирона готовится напиток. Первым делом я подумал о том, что Воисил каким-то образом помогает десятнику, подсыпает чего-то, что придаст бодрости Мирону, которому уже днем выходить против моего отца. Как-то все это нелепо, неправильно. Но сколько же неправильного окружает нас на протяжении нашей жизни.
Я поспешил уйти, чтобы не быть замеченным. Мирона уже не было в усадьбе. Он, наверняка, вместо того, чтобы спать, молился Богу и не только восхвалял Всевышнего, но и просил у него. Не могу сказать, что зря. Психологическая накрутка очень важна в бою. Если Мирон будет умеренно верить в то, что с ним Бог, это поможет. Главное следовать поговорке: на Бога надейся, а сам не плошай.
Сделав немудренный комплекс упражнений, в том числе и для того, чтобы успокоиться, я отправился в Путятин двор, откуда нужно отправляться на Круг. Поединок должен был состояться на Глебовом дворе, рядом с ним и с Брячиславовым двором. Там была поляна, впрочем, мне не совсем понятно выбранное место. Объяснение одно — тут не было людей и до ближайшего храма, у Ирининского монастыря, относительно далеко. Киевский князь не хотел публичности и обвинений, что в такой праздник устроил Круг.
К Мирону было не подступиться. Я посчитал своим долгом подойти, ободрить его. Во время наших тренировок я еще больше проникся к этому человеку и был близок к тому, чтобы назвать его своим другом. Но приходилось держаться чуть в стороне. Действо происходило уже во дворе Путятиной усадьбы, у ворот.
— И помни, Мирон, что с тобою и честь моя княжеская, и честь всей дружины. Не должно тебе проиграть, — громогласно вещал князь.
Все-таки наш князь не самый лучший психолог. Десятник и так знает и понимает всю ответственность. На кону стоит его жизнь. Как по мне, так мотивации сражаться в полную силу более чем достаточно. А Иван Ростиславович еще больше нагнетает обстановку.
— Спаси Христос и охрани тебя грозный Батька, Иван Ростиславович, — отвечал Мирон.
Он поклонился князю, после присутствующим, словно прощался со всеми.
— Испей меду, воин, он не сильно хмельной, но придаст тебе бодрости, — сказа Воисил, предоставляя медный кубок десятнику Мирону.
Глава 19
Нельзя пить, точно нельзя. Не верилось, что Воисилможет навредить, казалось, своему ученику, другу. Но в то, что Мирон выпьет сейчас условный допинг уже не верилось. Это какая-то отрава. Меня останавливало, нет, лишь неуклюже сдерживало только то понимание, что меня для князя становится слишком много. К такому нужно приучать, а не вываливать сразу же ворох информации и ставить перед фактом активных действий. Но черт с ними, с этими психологическими уловками и условностями.
— Стой! Не пей! — выкрикнул я, повинуясь, скорее, внутреннему порыву, чем логикой.
Все оглянулись и посмотрели на меня. Как ледокол разбивает глыбы льда, я пробивал себе дорогу к Мирону. Застыл и Воисил. Его взгляд я ощущал прямо физически. И он мне казался злым.
— С чего ты, новик, поперек старших идешь? — спросил старший сотник Боромир, преграждая мне дорогу.
— Прости, князь, прости, старший сотник, пусть Воисил сам выпьет то, что предлагает Мирону, — сказал я, но Боромира не оттолкнул.
— Новик, ты боле не старший. А старшему сотнику Боромиру я наказываю, кабы у Влада было меньше свободного времени. Займите сего отрока! — грозно сказал Иван Ростиславович.
Тот прежний Влад, скорее всего, сейчас, понурив голову, пошел горевать, что из-за своей дерзости только что получил резкое падение своего статуса. Я — не он!
— Прости, князь, но Воисил дозволь кому иному выпить напой из кубка, — сказал я и заметил, как все смотрят на старого ратника.
— Пей! — строго повелел князь Воисилу.
— Княже, я верой и правдой… Обида у меня, что сомневаешься. Обида и на Влада, коего я и в бою стрелами своими прикрыл, — говорил Воисил, чем еще больше убеждал меня, что дело здесь не шуточное.
Воисил посмотрел на меня крайне злобно, взял кубок, отпил.
— Все пей! — о чем-то стал догадываться и князь, так как голос его был жестким и бескомпромиссным.
— Так и Мирону я все не дал бы выпить, — прозвучало оправдание Воисила, явно растерявшегося.
— Я верю своему дядьке, — сказал Мирон, перехватил кубок, но строгий окрик князя не позволил десятнику выпить.
Пришлось еще дважды указать Воисилу, даже ближние воины князя подошли к старому воину и тогда он выпил. И… ничего. Пена изо рта не пошла, Воисил не свалился, даже не закашлялся. Я ошибся?
— После Круга пятнадцать плетей Владу, — сказал Иван Ростиславович.
Начался ропот, воины стали спорить про то, можно ли дружинника, даже такого, что поголовно обвиняет других ратников во всякой лжи, телесно наказывать. Я же всматривался в состояние Воисила. Если он говорил о глотке напитка для Мирона, то, выпив целый кубок ему должно было…
— Князь, скорый ты на расправу. Погляди на Воисила, — сказал я, заметив, что старый воин немного пошатывается.
И тут старый воин извлек из-за пояса нож и лихо метнул его в князя. Боромир, первый отреагировавший на угрозу, успел заградить собой Ивана Ростиславовича. Нож звякнул о пластину, прикрепленную к кольчуге старшего сотника и острозаточенное оружие упало на землю.
— К Вышате этого, в поруб! — кричал разозленный князь.
— Князь, так я опять старший? — спросил я, ну не мог отказать себе в маленькой шпильке в адрес Ивана Ростиславовича.
— Старший, — сказал князь, а после решительно объявил. — Идем на Глебов двор.
Возможно то, что мне поверили, по крайней мере, сразу после оклика, потому, что уже все в дружине знали, что быть каким-то событиям в Киеве. И первый, кто стал князю по этому поводу лить в уши был я. Как следствие, если одно оказалось правдой, после, другое, так как Вышата молчит о предательстве, но обнаружились и другие свидетели, что полусотник частенько бегал в леса, особенно после оставления Галича. Где два, там и три? Такая, выходит, логика.
Проведя Воисила взглядом, мы пошли на место Круга. Я не мог пропустить бой, никто бы не понял такого. Еще не начались важные для стольного града события, но уже понятно, что они будут. Мы прошли Путятин двор, проходили мимо Брячиславого двора, когда послышались крики про то, что Изяслав еще далеко, а половцы священника ударили.
Еще одна моя лепта в события в Киеве. Это я надоумил Арона дать серебра и хлеба с салом ребятне, чтобы они бегали по Киеву и кричали, что половцы священников бьют. Кто? Где? Это не важно. Во время такого праздника, как Пасха, мало кто будет задаваться вопросами. Даже про власть не обязательно говорить, так как все знают, как любит кипчаков киевский князь.
И сейчас начнет собираться народ, обсуждать, что да как, появится оружие на улицах города, среди топоров, да копий, немало будет и тех, что продано дружинниками Ивана Ростиславовича. Да и у купцов завсегда найдется топор, палица, или кистень, луки так же должны быть. Торговать в других городах всегда опасно, нужно иметь оружие при себе.
Мы шли на ристалище, где в святой праздник будут биться мой отец и мой товарищ, они хотят смерти друг-друга из-за убитой моей матери. А вокруг уже собираются люди, кто в топором, кто и с дубиной. И не понять, какой именно колокол не перестает звенеть: то ли на Святой Киевской Софии в честь праздника, или же тот, который решили использовать в качестве Вечевого.
А, может и по митрополиту бьют в колокола. Он, как говорили, сам решил отписаться от метрополии и даже не явился на пасхальные богослужения. Что-то нагрешил «непогрешимый грек» Михаил, но совестливым оказался. Правда в такую лютую годину отставлять свою паству? Не по-христиански.
Противники кружили друг напротив друга, лишь изредка используя ложные движения, еще реже нанося одиночные, не в комбинации удары. Разведка. При этом Богояр явно знал Мирона, его технику, ухватки. Все же мой отец был некогда учителем десятника. Однако, пока Богояр, это было видно, не спешил, узнавал подросший уровень мастерства своего ученика.
Мужской сосредоточенный танец, где каждое движение, каждый взгляд, стойка и уверенность во взгляде — все сейчас имело значение. Показать противнику, что ты его опасаешься — проиграть. И Мирон пока выглядел достойно, хотя я знал, что он опасается отца, считая, в этом мы с десятником солидарны, что Богояр сильный боец. На мечах, если верить дружинникам, выстоять против моего отца могли только Вышата, да Боромир. Еще князь, но о его уровне мастерства владения боевым оружием, скорее, ходили досужие разговоры, чем предметное обсуждение.