Отлипнув от стены, я вышел из прохладной тени и шагнул в раскалённый воздух. Пристроившись за прогуливающимися вдоль улицы людьми, двинул в сторону охраны. Капюшон натянул на нос. Не надо привлекать внимание, я всего лишь на разведке.
Всего лишь прогуливаюсь с двумя крысами за пазухой, любуясь местной архитектурой.
Ворота сколочены из толстенных досок и закрыты изнутри на деревянный засов. Просвет между каменной дорогой и низом ворот закрыт подворотней. Не пролезть. Калитка как калитка: врезана в одну из воротин, и на данный момент закрыта на внешний засов. Какие ни какие, а тут шансы имеются, при условии отсутствия двух огромных мужиков, запакованных в хер знает что. Доспехи (а скорее всего это доспехи, а не карнавальные костюмы) были сшиты из множества тонких слоёв кожи таким образом, что всё тело покрывали сотни складок, напоминая песчаные дюны. Кожа была светло-коричневого цвета, поэтому эта парочка издалека напоминала две какахи, наваленных собакой возле стены. На поясах у каках висели ножны, из которых торчали рукояти обычных мечей. Блестящие лысины, усеянные коричневыми веснушками, отдыхали в тени козырька. Не работёнка — а праздник!
Есть ли у них вода?
Когда уходят в туалет?
Смены? Мне хотелось рассмотреть все детали их амуниции, узнать всё об их жизнь. Залезть в душу!
— Эй, ты! — выкрикнул один из охранников кому-то в конец улицы. — Бродяга! Ты чего тут околачиваешься?
Это он мне? Парочка молодых людей, идущих впереди меня, оглянулась, но внимания не обратила. Никто не стал останавливаться, хотя я подозревал, что это к ним обратились.
— Я к тебе обращаюсь!
Точно не мне. Судя по всему, взмокшему от пота мужичку привиделся мираж. Денек сегодня жаркий. Ничего удивительного. Если простоит еще часов пять, то может такое увидеть, что потом всю оставшуюся жизнь будет непрерывно кричать с пеной у рта, и ждать, когда врачи скрутят ему руки, повалят на пол и вгонят в его охваченное судорогами тело при помощи тонкой иглы дозу успокоительного.
Кожа сморщенного доспеха зашуршала, изогнувшись складками. Массивная фигура вышла из тени.
— Я тебе говорю!
Огромная лапища упала мне на плечо. Тело придавило к земле так, что даже ноги подкосило. Ну и силища!
Я пошатнулся. Попытался вырваться, но всё тщетно. Длинные пальцы вгрызлись в меня как зубастый капкан, глубоко впившись не только в плащ и рубаху, но и в кожу. Я прямо ощутил остроту длинных ногтей, под которыми давным-давно проживает инородная жизнь.
— Шлюха, ты потеряла дорогу к своей ночлежке?
Не раздумывая, я потянулся за мечом. Утренняя жажда разделки тела никуда не делась. Наоборот. Мне захотелось большего! Тут будут и крики, и горячая кровь, и публика, способная заглушить ор боли!
— Куда руку потянула, воровка?
Вторая лапища схватила меня за запястье в нескольких сантиметрах от высушенной ладони. Мужлан сжал кулак с такой силой, что даже что-то хрустнуло. Надеюсь — не у меня. Пытаюсь вырвать руки, увести в сторону, — всё тщетно. Мужик управлял мною как марионеткой. Как шлюхой, как он ранее и выразился. Но есть один момент — моими ногами управляю я сам.
Взмах.
Сандалиина влетает точно между ног. Упирается в кожаный напашник, складывает его гармошкой и дальше ничего не происходит. Если бы я и дотянулся до паха, навряд ли он что-то почувствовал сквозь складки арабской пустыни. Ну, я хоты бы попробовал.Теперь можно и повизжать.
— Вздумала сопротивляться? Ну, давай, я люблю таких.
— Нет! — приказным тоном кинул второй охранник. — Отпусти девку!
Не то, чтобы я пересрал, но уже столько делов наделано за последние пару дней, что ссоры с охраной мне только и не хватало. И хорошо, что он успел перехватить мою руку, иначе отсёк бы я ему не только кисти. А дальше уже такое бы началось…
Стальные пальцы чуть расслабились. Пришло ощущение устремившейся крови по сосудам.
Выпустив моё плечо, охранник быстрым движением скинул капюшон с моей головы.
— Так ты пацан? — свинячье лицо искривилось разочарованием.
— А тебе кто больше нравится? — спрашиваю я, ухмыльнувшись.
— Что⁈ — затянул он. Глаза превратились в два маленьких уголька, раздутых пьяным любителем шашлыков. Видимо, задел за живое!
Моя ладонь продолжала висеть в воздухе в паре сантиметров от рукояти меча. Охранник не собирался её выпускать. Конечно, у меня не было желания устраивать резню, но свою силушку продемонстрировать нужно. Я еще сильнее потянулся за мечом. Наши руки затряслись. Моё сопротивление было чистым блефом. И охранник решил сыграть на этом.
Больше мою руку ничего не держало. По инерции ладонь ушла вперёд, нырнув под плащ. Меня слегка крутануло, от чего свинячья морда нагло усмехнулась.
— Сейчас я из тебя сваяю бабу по моему вкусу! — сказал охранник и потянулся за мечом.
Начинается! Я всего лишь проходил мимо! Всего лишь прогуливался!
В туже секунду лезвие стального меча уставилось мне в лицо.
— Мне нравятся тощие сучки, твоего телосложения, и без причиндал между ног. Если ты не извинишься, то я не побрезгую твоей тощей задницей!
— Прекрати! — вмещался второй охранник.
— Не лезь! Он мне ответит за свой поганый язык.
Мужик явно сагрился на пустячке. Просто и тупо. По щелчку пальцев превратился в тупое животное. Второй охранник, в отличие от своего быдловатого дружка, продолжал стоять в тени, наблюдая за происходящим. Впрягаться он явно не собирался. А жаль. Ну, не то что бы я хотел сию минуту слинять и не получить пиздюлей, прикрывшись словами взрослого дяди. Тут другое. Мне нужно было отвести двух охранников от ворот. Увести подальше. Покумекать с ними о жизни, отвлечь. Развлечь. Ладно-ладно, нужно съебаться куда подальше, уводя их от крепости всё дальше и дальше, а затем быстро вернуться — и дело в шляпе. На пальцах выглядит всё элементарно, но когда дело доходит до дела — как правило, пальцы стремительно покидают ладонь.
— Извинись! — не успокаивалась шуршащая какаха, судя по всему, воображая, как перетирает меня зубами.
Глядя ему в глаза я прищурился. Из-за солнца. Но мужик расценил это как плевок себе в лицо. Шагнул ко мне. Зарычал.
Всё! Заебал этот цирк со свиньями.
Вся моя уверенность держится на одном козыре, который я терпеливо прячу в рукаве. Что тут сказать: настало время хорошего блефа. Тянуть резину больше нет никакого смысла.
Локтем я поддеваю плащ изнутри. Отвожу в сторону. Охранник замер. Разгневанные глазёнки опустились, прилипли к моему поясу, и в тот же миг раскрылись как сопло реактивного двигателя Мига.
Не ожидал такого поворота? Что замолчал? Точно мне нужно извиниться?
Власть моего меча начинала меня поглощать. Медленно, но уверенно. Словно у меня супер-пупер ксива огромного внутреннего органа, которым я могу размахивать на каждом углу, и хуюшки кто мне чего сделает. Теперь я прекрасно понимаю мажорчиков, тыкающих своими корочками сотрудникам, находящимся на государственной службе в нос. Уроды. Будь у меня власть, я бы каждому сотруднику на трассе выдавал бы не светящийся жезл, а остро заточенную катану, которая со свистом отсекала бы кисти, в пальцах которых было бы зажато красное удостоверение с липовой фоткой пубертатного лейтенанта в клоунских погонах.
Улыбнувшись, я со всей наглостью (конечно же не свойственной мне) спрашиваю:
— Извиниться за что?
Мужик не стушевался. Взял себя в руки. Моргнул пару раз и состроил серьёзную рожу, как будто перезагрузился. Но я то всё видел. Меня не провести! В штанишки ты навалил, и не пытайся скрыть запах, воняет уже за километр. Подобрав раскатившиеся по земле яйца, он произносит:
— И что там у тебя? Игрушку притащил?
Я так и слышу, как очко у него сжимается до размера копейки. Второй охранник обратился в статую, даже не вмешивается, прохлаждаясь в тени.
Моя ладонь потянулась к высушенной ладони, смотрящей прямо в испуганную рожу. Вкладываю ладонь в ладонь. Поток успокаивающей энергии проходит через всё моё тело. Мурашки пробегают по коже. Странное чувство. Власть опьяняет.
— Не шути с ним! — раздался голос прохлаждающегося охранника. — Пусть идёт себе дальше.
— Он блефует! Не там у него нихрена! «Кожагон» ряженный, — и нацелив мне в лицо меч, делает шаг назад. Острый кончик гуляет из стороны в сторону.
Пошёл адреналин. Маховик конфликта раскручен.
Направив на меня лезвие, и, показав рукой второму охраннику, чтобы тот не встревал, этот влажный, блестящий кусок переваренного собачьего корма говорит мне:
— Сосунок!
Я потянул за рукоять. Ни лязга, ни скрежета, лишь свист трения кожи о кожу, от чего охранник взмок еще сильнее. Мужские глаза внимательно наблюдали, занося в мозг появившиеся на свет образы. Сравнивая их с теми, что он видел ранее. И с каждым совпадением, лицо охранника разглаживалось. Осветлялось, бледнея на глазах. Глаза смотрели за тем, как лезвие, сделанное из человеческой кожи, появилось наружу. Родилось, покинув высушенную матку кожаных ножен. Прикованные к кончику лезвия мужские глаза нарисовали дугу, повторив движение моей руки. Свист подобный плётке рубанул воздух.
Я прижал меч к телу. Лезвие скрыло половину моего лица, выставив высушенный сосок всеобщему обозрению. Мне хватило одного глаза, чтобы ясно видеть, как лысина моментально покрылась испариной. Крохотные капельки пота соединялись в огромные капли, и скользили по гладкой коже, заливая глаза охранника. Заливали так, что он даже не увидел, как лезвие пронеслось перед его носом, выбив стальной меч из его потной ладони.
— Извиниться за что? — надменно спрашиваю я.
Я, конечно, запалился по полной программе. Ну а как иначе? Ублюдка просто необходимо было поставить на место. На место у ворот, откуда он не имеет права вылезать на свет божий в течение своей смены, особенно для разборок с прохожими.
— Я… — заверещал охранник. — Я ошибся…
Что? Я не расслышал! Ошибся?
Какаха быстро поползла в тень, чтобы еще больше не раззвонятся на солнце. Вернувшись на свой постамент и скрывшись в тени, он попытался сделать вид, будто нихуя не произошло, но его скисшая рожа просто кричала на всю улицу: Я ОБОСРАЛСЯ! ОБОСРАЛСЯ ПЕРЕД ВСЕМИ!