— Мы против пришлых у нас в Орде. Уходите! — сказал мужчина. — Иначе я пожелаю тебе смерти.
Глава 13
— Уймись, бек Мустафа, я извергаю твой род из Орды! — разъярился Аепа и выхватил здоровой рукой из ножен саблю.
— Хан, мы с тобой были, поддержали тебя на курутае, но я не могу называть другом того, кто пришел из Леса. И ты принял христианство, мы разной веры, но и ты не можешь лишить нас возможности верить в Аллаха, — пошатнувшись, явно неожидая напора Аепы, сказал бек, стараясь сохранить лицо. — А еще Теса обещанаАсламбеку.
— Чтобы можно было убить меня, и твой сын стал ханом? Или она стала мусульманкой? Не бывать этому, — сказал Аепа и вокруг нас начали собираться воины.
— Остыньте! — как можно спокойнее, но от этого не тише, чем кричал хан, сказал я. — С моей женитьбой до конца не решено, если в этом дело.
Можно было сказать, что я не так, чтобы и претендую на то, чтобы стать мужем Тесы, пусть она мне и понравилась. Можно и жениться, если выгодно. Почему я отказался от Евдокии? Только во благо развития Руси. А тут с какого «поркуа» я отказываться стану? Поймал себя на мысли, что если бы Аепа захотел моего согласия жениться на его сестре, то такой спектакль, где меня хотят лишить возможности обладать красивой половецкой девушкой, сработал бы. Теперь я отказываться от Тесы не хочу, хоть завтра в ЗАГС, в смысле, в храм венчаться.
— Вы должны знать, что я уже назвал хана Аепусвоим «другом», другом Братства. Степь стонет от поступей полков русичей, но вас никто не посмеет тронуть, пока вы друзья мне, — сказал я, пытаясь урезонить беков-бунтарей.
— Наши рода проливали кровь за тех, кто победил в войне. Рядом с тобой, воевода, нас не за что воевать, свой долг выплатили — несколько неуверенно сказал один из мужчин, которые стояли напротив и уже растеряли свой боевой астрой.
Наверняка, наслышаны, как действуют русичи в степи. Если находят, выслеживают Орду, то почти уничтожают ее. А еще хан сказал свое слово и они теперь изверги, может только еще не поверили в это.
— Арух! Ко мне! — закричал Аепа, и возле него материализовался знакомый мне командир личной гвардии хана. — Схватить этих, согнать всех их родичей!
Я стоял и молчал. То, что сейчас происходило, было позором для хана. Он не может держать в узде своих подчиненных, значит недостоин быть предводителем Орды. Ну а то, что протест высказывается еще и присутствии меня… Позор. И, видимо, Аепа решил действовать по непреложным законам стаи. Если вожака хотят смести, нужно грызть глотки, но доказывать всем, что ты имеешь право быть вожаком. Так что хан будет поступать жестко, наверное, я бы посчитал, что такие слова от подчиненных требуют своей виры.
— Друг, могу ли я просить тебя, дать мне возможность сразиться с Асламбеком? — спросил я. — Не хочу, чтобы у кого-то сложилось мнение, что я спрятался от боя за твоей спиной.
Аепа, пребывая в состоянии крайней раздражительности, с уважением посмотрел на меня и только и смог что сделать, так это кивнуть в знак согласия.
Нужно было показать всем половцам, дабы запомнили, что с русскими воевать накладно. Демонстрация силы позволит и к себе снискать уважение от одних, людей хана, как и страх у других, у противников Аепы. У меня двести воинов и устраивать бунт против хана, у которого под рукой еще и поддержка от меня, слишком опасно. Если кто в Орде и сомневается, не выбрал сторону, то пойдет к сильнейшему, а это хан. Хотя, я почти уверен, что до драки дело не дойдет. Ну не самоубийцы же эти оппозиционеры-бунтари!
А еще, себе можно в этом признаться, я хотел доказать Тесе, что имею право на нее, спешил увидетьреакцию девушки на поединок. Было бы неприятно, если влез третьим углом в любовный треугольник и этотАсламбек крутит роман с Тесой уже который год. Не то, чтобы не хочу разъединять два любящих сердца, тут не в сантиментах дело. Мне нужно иметь надежный тыл, опору, чтобы жена любила меня, а не терпела, не таила злобу. И при каждой ссоре, или при малейших трудностях, винила бы меня в своей ужасной жизни с ненавистным человеком, со мной. Думаю, что в мире не найдется ни одного такого морального извращенца, который хотел бы, чтобы его ненавидела жена.
— Отпустите Асламбека! — скомандовал Аепа, указывая на одного из молодых воинов, взятых в кольцо охранниками хана. — Пусть сражается!
— Пришлый! Ты же не ребенок, чтобы сражаться на деревянных саблях. Давай насмерть. Это будет честно, — перевел мне крик воина Куделин.
Я обернулся и встретился глазами с Тесой.
— Ты сильно хочешь, чтобы он выжил? — спросил я девушку.
Она задумалась, смотрела на меня и поворачивала свою симпатичную головку к Асламбеку, вновь на меня.
— Я не хочу, чтобы ты дрался. Я не хотела идти за Асламбека, он мусульманин, я христианка, я не хочу…- растерянно говорила девушка. — И это ваше дело, не впутывай меня, воевода.
Тоже интересный момент. Я знал, что половцы не только с русичами взаимопроникаются культурой, но и часть кипчаков, еще называемых куманами, посматривают в сторону мусульманской Булгарии. Получалось, что сейчас происходит попытка государственного переворота и выбор пути у Орды. Либо Русь, либо Булгария. В таком ключе моя решительность только возрастала. Бьем тех, кто против нас, все просто.
— Саблю мою! — скомандовал я, протягивая руку назад.
Опоясан я был мечом, но уже оказывался близок к тому, чтобы заменить меч на саблю. А против половецкой сабли лучше другой похожий клинок, но чуть длиннее. В последнее время я чаще тренировался с «баторкой», саблей, которая была принята на вооружение в иной реальности в Речи Посполитой во времена правления Стефана Батория.
Когда-то мне нравилось читать Генриха Сенкевича, пусть я не разделял его великопольское мировоззрение. Смотрел я и фильмы «Потоп» и «Огнем и мечом», считая их качественным историческим кино. Ну и… сабля. Пан Володыевский был мастером фехтования, а я… Посмотрим.
— К бою! — бросив взгляд на Тесу, посмотрев на озадаченное лицо хана, выкрикнул я.
Рассекающим ударом Асламбек обрушил на меня свою саблю. Я не стал ее принимать на свой клинок, было видно, что удар очень сильный, а пространства хватало, чтобы отойти, но я отвел удар в сторону. Мой противник чуть завалился и я сразу же попытался этим воспользоваться, нанося боковой удар.
Скорость реакции Асламбека была поразительной. В той ситуации, где девять из десяти воинов не успеют ничего сделать, он смог извернуться и принять мой удар на саблю. У меня получался рубящий удар не в полную силу, из неудобного положения, но даже часть моей вложенной в удар силы смогла несколько продавить Асламбека.
Он был рослым парнем, тренированным, воином. Из тех, кто маниакально тренируется и стремяится каждый день стать лучше. Похвально, правда в тренировках нужен умный подход, иначе можно упереться в плато и долго после топтаться на месте. Не знаю, как у Асламбекас этим, но его сила — это только многочасовые занятия с саблей. Я же и сам был от природы сильным, но и постоянно подымал тяжести, тренировался с утяжелителями, уделял много внимания растяжке и развитию скорости реакции.
Но вся моя «польская школа сабельного боя» сейчас была вторична. Как бы я не занимался, не оттачивал финты и правильность ударов, не тренировал кисти рук так, чтобы выгибать их чуть ли неестественным образом, все сейчас почти и не пригодиться. Я почувствовал, что сильнее, что грубой силой, мощными ударами смогу продавливать оборону Асламбека, и это главный рисунок моего боя с этим парнем. А вот соревноваться с ним в реакции не стоит. Он чертовски быстрый.
Удар! Удар! Словно не изящной саблей работая, а молотом, я бил своего соперника мощными ударами, заставляя его пятиться. Он принимал все, что в его летело, но сил у Асламбека не хватало, чтобы после удара, отвечать, он начал проседать, наносить ответные выпады, на которые, видимо, надеялся, я ему не давал, заколачивая в землю. Словно сваи забиваю. Но, если в данном случае это самый верный путь к победе, то так оно и будет.
Один из ударов Асламбеку удается не принять на силу, а отвести в сторону и он, в прыжке, пробует достать меня кончиком своей сабли. Это не удар, это крик отчаяния, однако, добирается до брони и мой панцирь принимает такое посягательство на свою прочность.
Я подбиваю саблю воина, одновременно правой ногой бью ему в коленную чашечку, у Асламбекаподкашивается нога и я, изящно крутанувшись, хватаю кисть противника правой рукой, а левым локтем, пробиваю в лицо. Воин роняет саблю и вынуждено опускается на одно колено.
— Жизнь! Дать ему жизнь! — кричит один из оппозиционеров хана.
Гляди-ка, и русский, вдруг, знаем!
— Все имеет цену, — сказал я.
— Сколько и чего? Хочешь, я отдам всех русичей-рабов? — выкрикивал шокированный отец, спасая своего сына.
— У вас русичи в рабах? — взревел я, выискивая взглядом Аепу, при этом скидывая шлем с головы Асламбека, чтобы поплотнее прижать клинок к его горлу. — Всех русичей освободить, иначе не может Орда стать Братству другом!
На самом деле, мое деланное возмущение не было вызвано тем, что в Орде есть рабы-русичи. У половцев хватает славян в рабстве, к сожалению, у самих славян так же хватает в рабстве соплеменников, челядниковневольных на Руси полно. Но такую практику нужно пресекать, и это было одной из причин, почему я возмущался. Ну а второй причиной было то, что мне не повредит чуть лучшая переговорная позиция, как с ханом, так и получить дополнительные средства для развития.
— Я отдам тебе всех русичей, их в моем роду больше двух десятков. Отпусти моего сына, — мужчина, что вступил со мной в переговоры, говорил нехотя, скрепя зубами.
Он говорил так, что принял крайне непростое решение, что жизнь его сына большего не стоит. Тертый калач, отошел от шока и скрывает свою заинтересованность. Говорит так, что на освобождение русичей еле-еле согласился. Но, нет.
— Пять сотен гривен серебром, десять отрезов ткани, два десятка коней. Так стоит жизнь твоего сына, — сказал я, увидел скепсис на лице переговорщика и продолжил. — Считаю до десяти. Один… три… пять…