И сейчас идет эскалация конфликта. Потому-то Андрей Юрьевич с легкостью и принял договор, предписывающий ему быть на вторых ролях на Русской Земле, и отдать пальму первенства Изяславу. Права Андрея на на Владимир шатки, в своем праве Ростислав. Будь он не за новгородцев, которые еще те сепаратисты, так я бы принял сторону Ростислава. А тут еще желание Новгорода приручить Псков, где княжит родственник великого князя.
Я знал, чем закончилась в иной реальности экономическая блокада Новгорода в 1215–1216 годах, — самой ожесточенной битвой между русскими князьями, на реке Липе. Но сейчас уже нет Ольговичей, есть сильный Изяслав и подчиненные ему княжества.
— Да! — подумав, ответил я. — Я не стану в обход тебя посылать зерно в Новгород, какую бы цену они не предложили. Ты должен понимать, князь, что решение дается мне с трудом. Урожай я предвижу большой, втрое больший, чем я смогу сохранить зерна и его переработать. Без Новгорода сложно будет продать столько. Да и цена упадет, ты же тоже не продашь, как и твои бояре.
— Все так, — не стал препираться Андрей Юрьевич. — Но когда Новгород станет…
Князь Андрей замялся.
— Андрей Юрьевич, ты же не хочешь объединить под своим началом Новгород и Владимир? — спросил я, уже самой формулировкой показывая отношение к такой идеи.
Такое усиление Северной Руси, особенно зная новгородцев, их стремление к самостоятельности, приведет к новой усобице. Так что тут я против стремлений Андрея, если таковые будут.
— Я запрошу выход от Новгорода… небольшой. Но понимаю и принимаю единоначалие Руси. Теперь, когда повержены Ольговичи, половцы уже не угрожают, а сами обороняются, Изяслав силен, как никогда. Разве я пойду против силы? Ты бы пошел на моем месте? — провоцировал меня владимирский князь.
— До меня уже говорил бывший воевода, повторю и я. Братство будет выступать за признанную власть. Великий князь — он признан тобой, мной и всеми братьями, — сказал я и напрягся.
В мои планы ну никак не входило противостояние князю Андреем. Если сейчас окажется, что владимирский князь готов идти на конфликт с Изяславом, мне придется радикально пресекать эту будущую усобицу.
— Пусть это не по правде, но это было при моем отце, ибо Изяслав вперед дядьки своего влез. А нынче… Если бы отец успел побывать великим князем… то я имел бы правду на Киев, а так, я принимаю власть Изяслава, так что не беспокойся, — не так, чтобы уверенно говорил Андрей Юрьевич.
Есть у него сомнения, это чувствуется.
— Тогда, если все согласовано с великим князем, но даже в ущерб себе я поддержу блокаду Новгорода, — сказал я.
— Блокаду? — переспросил князь.
Пришлось выкручиваться и, прикрываться латинским языком, что там, мол, это слово означает осаду. Андрей был достаточно образованным, но из иностранных языков его обучали шведскому и греческому. А еще он сам пробовал учить английский, язык своей бабки, дочери последнего короля Англии, до нормандского завоевания. Вполне образованный человек сидит передо мной, странно, что только его внучатый племянник, Константин Всеволодович в иной реальности способствовал образованию в княжестве. Ах, да, не будет уже того самого Константина, как и его отца, Всеволода Большое Гнездо. Юрий Долгорукий умер раньше, чем должен был родиться Всеволод.
Улита же так и не стала женой Андрея. Он пока вовсе не женат, что также играет свою роль в конфликте с братом.
Второе, что просил князь — это приоритетный заказ на изготовление сразу трех сотен панцирей и комплектов защиты на коней. Этот вопрос был так же крайне неоднозначным. Если внять такой контракт, пусть и можно на этом заработать, но резко, почти на нет сойдет, замедлиться, процесс экипировки собственного войска Братства.
Пока у меня триста восемнадцать комплектов тяжеловооруженного воина. Это много, но такое количество броней было изготовлено на мануфактуре почти что за полгода. Пусть даже я планировал увеличение производственных мощностей, приток железа из Выксы, но мне самому нужно еще не менее тысячи комплектов, а еще две тысячи комплектов для пехоты, а еще…
Понятно, что нужно более реально смотреть на вещи, понимать, что такие объемы я не потяну даже мобилизовав всех и вся. По поверхностным подсчетам, мне нужно пять кузнечных мануфактур, по типу той, что создана на базе мастерской Маски. Если бы я не распределял кузнечных дел мастеров по разным направлениям, то пять мануфактур — реальное дело. Но нельзя же проводить экспансию без кузнецов. В каждом остроге должен быть свой мастер, а лучше и не один.
Так что ремесленники либо отправлены в Выксу, либо изготовились отправиться на Дон. Ну и вторая мануфактура пока только организовывается в Воеводино, тут работы еще на пару недель, чтобы запустить производство. Так что принять заказ можно, но мы в процессе реорганизации и это все усложняет.
— За год, исполним, по пятьдесят гривен за все брони и ратные и конные для одного воина, — сделал я предложение.
— Десять гривен и полгода, — начал торг владимирский князь.
Сошлись на двадцати пяти гривнах серебром, но частью оплатить заказ материалами и другими товарами. К примеру, железом, если только оно шведское, а я знал, что до начала блокады во Владимир приходили обозы от свеев, или мехами, или ладьями. Получалось же, что князь мне должен заплатить семь с половиной тысячи гривен. Это очень большая сумма, чтобы ее оплачивать именно серебром. Может так быть, что я одним таким заказом половину казны Владимирского княжества выгреб, но это догадки, я, на самом деле, имею смутное представление, сколько именно есть денег у Андрея Юрьевича.
Проблема договориться крылась в том, что ни я, ни князь, не имели четкого понимания, сколько должен стоить полный комплект обмундирования. Как, к примеру, можно было бы оценить стоимость автомобиля, появись он в начале девятнадцатого века? Пусть даже допустить то, что на него есть топливо? Очень дорого, но это с одной стороны, с другой же, на кой-ляд он нужен, если нет дорог, пугает лошадей, нет водителей, нет много чего, и это не позволяет эксплуатировать автомобиль полноценно.
Примерно так же и с панцирями. Если не обучить кузнецов из Владимира, Суздаля и Ростова, то чинить, латать, не получиться. Есть разница между привычными кольчугами и панцирем, тем более, что еще и устанавливаем пластины по верху. Бахтерец не выходит, это наше будущее, но мы на пути к этому. А пластинчатый доспех начинают на Руси осваивать и помимо моего вмешательства, но эта технология еще не распространена повсеместно.
На самом деле, двадцать пять гривен — это дешево. Прознай кто, что за такую цену можно получить добротный доспех, нет… даже самый лучший на Руси, так очередь выстроилась бы от Воеводино до Москвы. Просто единицы тех властителей, которые могли бы позволить себе потратить десять тысяч гривен на то, чтобы обеспечить ближнюю дружину лучшим обмундированием и защитой. Владимирский князь один из тех, кто может.
— Князь, я же понимаю, что ты после того, как получишь заказ, по примеру тех броней, что я тебе продам, станешь свои делать. Сколько у тебя ближней дружины? Полторы тысячи уже набрал и младшими и послушниками тысяча? И всех одеть пожелаешь в лучшее, — подумав, начал я разговор на тему, которую хотел предложить Изяславу, но был у него один паразит, купец Горыня, из-за которого я так и не вошел в кооперацию с киевлянами.
— Что ты предложишь? — заинтересовано спросил князь, прищуриваясь и без того узкими по-восточному, глазами.
— А все просто… — сказал я, после взял паузу, еще раз быстро прокрутил в голове предложение, прислушался к себе и начал излагать.
Если не вызывает отторжение проект, то доверюсь своим ощущениям и сделаю предложение.
Все достаточно просто, но и сложно одновременно. Князь дает мне слово, что изготавливать панцири будут только те ремесленники, которые согласятся на мои условия. А они просты: три доспеха делаются ремесленниками на продажу князю, или кому иному, это меня уже не касается. Но вот четвертый они делают для Братства бесплатно. Это будет плата за то, что я не только дам технологии, причем и строительства новых доменных печей, но и научу всему. Вернее не так, научат мои мастера, к которым на месяц практики прибудут ремесленники из Ростова, Владимира, или Суздаля.
— И сколь лучше твои домны? — задумчиво спрашивал князь.
Я знал, что Андрея поддерживает ремесленный и даже, несмотря на будущую блокаду, торговый люд. У них всегда есть княжеские заказы, преференции и малые налоги. Между тем, князь своей волей может заставить ремесленников делать то, что нужно ему, владимирскому властителю. Но и обижать мастеров князь не станет, понимает, что без ремесла его княжество сильно ослабнет.
А в целом, Андрей Юрьевич жесткий и скорый на расправу человек. Знаю, что при строительстве Москвы, вернее перестройки Кучково в полноценный город, были казнены более сотни человек, которые просто решили отказаться от заказов на строительные работы. Пусть в той истории была еще и попытка бунта, но мастера просто хотели уйти, их не пускали, они взбунтовались, их обвинили в покушении на княжескую власть, и казнили.
Пока меня такой образ правления не касается, более того, без системы принуждения, нет проторенной дороги к монархии, потому централизация власти не обходится без жестокости. Однако, сложно провести черту между необходимой жестокостью и чрезмерной.
— Втрое больше кричного железа успеваем произвести, чем в глиняных одноразовых печах. И узор… — сказал я, явно заинтересовывая князя владимирского.
— Ты плут, воевода. Выходит так, что через месяц станешь получать каждый четвертый набор ратника даром, — я поспешил привести свои аргументы, но князь поднял руку, не давая сказать. — Я знаю наперед, что ты скажешь и твоя правда, если все так, как ты говоришь и есть возможность нарастить производство. Я согласен.
Я мысленно выдохнул и мысленно же улыбнулся, стараясь скрыть свои истинные эмоции. О таком соглашении можно было мечтать. И понятно, что я даю новые технологии, но первоначально и была цель усилить Русь. А усиливать русские земли только силами Братства, это неправильно, тогда нужно менять все государственные институты власти. Теперь похожих условий на производство броней можно добиваться и от великого князя и от смоленского. И тогда русский ратник будет снаряжен лучше, чем любой европейский. Ну а князья должны начать «гонку вооружений».