Андреевский стяг встречал меня, развиваясь на высоком обтесанном столбе. И где только раздобыли? Сами сшили? Ждали нас, вот и озаботились. Лют должен был знать, что собирается большое посольство и что я в нем буду. Подготовились, ну и разведка сработала. Отправляли же бродники гонцов с порогов.
На пристани нас встречал Лют. Он был одет в панцирь с нарисованным на нем Андреевским крестом, а так же держал в боевом облачении коня, так же с накинутой тканью с крестом поверх брони. Доспех бродник купил, когда еще находился во Владово. Ушлый малый, с таким умением договариваться и торговаться, ему бы в купцы. Хотя, и воин хороший, и, как видно, организатор незаурядный.
— Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу! — выкрикивал Лют, когда мы еще только причаливали.
— Вот же брат выискался, — словно с нотками ревности, сказал Ефрем.
Я только усмехнулся. Братстве этот девиз еще только стал расходиться, и неофиты его использовали чаще, чем те, кто стоял рядом со мной у истоков создания организации. А Лют решил сразу заявлять, на что он рассчитывает и чего хочет. В его поведении и облачении было больше от Братства, чем на мне, главы православного Ордена. Ну а что до девиза, так содрал я его у тамплиеров.
Нормальный, идеологически выверенный девиз. Хорошо ложиться на слух. Я понимаю, что сами тамплиеры уже существуют, но их универсальным девизом, на самом деле, пользовались многие, те же рыцари-меченосцы. А еще, это заявление, что Братство — это Орден, что он христианский и имеет много общего с иными похожими организациями. Так меня сразу должны всерьез воспринимать в Европе.
Вот чего брать от тамплиеров не буду, так это герб. Садомия, а не герб. Два мужика на одном коне обнимаются! Да как ты не объясняй, что именно означаетрисунок, пятно на мужской репутации останется, если ты, конечно, последователь такого символа. Хотя ходили слухи…
Это они, католики, своим целибатом добиваются разврата. А я считаю, что как не затыкай в себе похоть, есть природное стремление к размножению, не уйти от этого, если только не в извращение. Нормальная семья — основа основ.
— Приветствую тебя, а братом назову, когда клятву дашь, будущий витязь Братства, — сказал я, сходя на дощатый настил пристани.
Я подошел к Люту и троекратно его расцеловал. Одновременно успел шепнуть на ухо:
Не перебарщивай! Слишком много плутовства.
— Дозволь воевода отыграть, как и было нужно. Это и для меня и для Братства только в пользу. Людей объединить нужно верой и целью, — застыв у моего уха, шептал Лют.
Я согласился. Если вопрос ставится именно в таком ключе, то, да, пусть и дальше согласно сценарию действует. Актер погорелого театра.
— Прочти молитву, воевода Братства! — негромко, будто подсказывал кому-то, сказал Лют.
Подсказка адресовалась, видимо, не мне. Из толпы мужиков, которые высыпали на берег реки и всполошили мою охрану, спешащую как можно больше высадить воинов на берег, стали раздаваться выкрики с просьбой провести молебен. Заранее подготовленные статисты.
Однако, не гоже, чтобы воеводу Братства Православного уговаривали молитву прочитать. Он, то есть, я, сам должен это делать при первой же возможности. Так что даже не одну молитву читал я, а проводил, считай что и полноценную службу. Даже мою походную икону принесли с ладьи. Это сокровище, дарованное мне митрополитом Климентом, чаще всего со мной. Там изображен Андрей Первозванный с Андреевским крестом. Думаю, что Климент, желая мне угодить, заказал такую икону. И что-то мне говорит, что заказ был выполнен на Руси, хотя наличие собственных, русских, иконописцев скрывается.
Только лишь лицезрение святой иконы, заставило некоторых из бродников впасть в религиозный экстаз. Были и те, кто с уважением смотрел на лик Андрея, не теряя самообладание и здравый ум. Однако, они видели своих товарищей, которые неистово крестились, расшибали лбы о дощатое покрытие пристани, и не было скепсиса ни у кого, никто не считал происходящее фарсом, театральной постановкой.
Разношерстная публика, конечно, собралась, но и пути, которые побуждали людей к бегству, были разные. Немало тут и тех, кого можно казнить на месте. Треть, так точно, были преступниками. Не выдержал, к примеру, парень давления гормонов, да снасильничал девку. За такое преступление спрос суровый. Или прибил кого по удали молодецкой. Тут и убивать человека не обязательно, чтобы получить проблемы, можно и покалечить даже чужого коня, за что своя вира. А денег на выплату нет, так что побежал парень от безнадеги в дальние дали.
Иные бродники были воинами. Нередко, когда мелкие князья, владеющие даже не городом, а городком, или же вовсе обделенные землей, но воспитанные воинами княжичи, имея худые дружины, вступали в затяжные усобицы. Кто-то проигрывал, погибал, а его воины часто просто никому не нужны. Это же кормить дармоедов нужно, а городок у того, кто мог бы взять к себе маленький, сельскохозяйственная округа худая. Не прокормить столько воинов, которые становиться крестьянами не хотят, а для того, чтобы в купцы или ремесленники податься, нужны навыки и особое отношение к жизни и труду. Пробиться же в дружину к серьезному князю не каждому дано, так свои претенденты.
Еще одним источником пополнения личного состава бродников мог быть побег мужчин из половецкого рабства. Хотя, если нашел в себе силы бежать, не смирился с участью, то никакой ты не раб. Что инетресно, так то, что беглецами могли быть не только русичи. Людей с явно азиатскими чертами лица я так же, в ходе почти часового богослужения, заметил. И обладающиеусловно «армяно-грузинским» типом внешности присутствовали. Самая настоящая Берлада!
Точно! Протолча — это вот такая Берлада, с менее развитой системой управления и быта. В непосредственной Берладе более развита инфраструктура и людей побольше будет, женщины, опять же имеются и их дефицит не сильно ощущается, пусть мужчин в городе и побольше будет. Но в остальном разница между двумя явлениями, бродниками и берладниками, не большая. Это как казаки были реестровыми и нереестровыми. При грамотном управлении и стабильном источнике дохода, Протолча может вполне стать сильным и системным городом.
И сейчас я собирался записывать в реестр Братства изрядное такое количество мужиков. Обходя эту паству и окуривая их дымами, исходящими из раскочегаренного Ефремом кадила, я спрашивал Люта о состоянии дел тут, в Протолче. Я еще не принял окончательное решение, сколько именно человек нужно принять в Братство, а сколько в послушники, чтобы бродники в ближайшее время не изменили своему желанию встать на правильный путь.
— Да ниспошлёт на тебя Господь наш благодать. Будь верен церкви христианской и придет спасение, — говорил я, обращаясь, словно к каждому индивидуально, но охватывая массы.
— Тут, на острове, чуть менее шести сотен воинов и три сотни иных, кого в строители определили, в рыбаки. Все хотят в Братство, — говорил Лют, уличая секунду между тем, как я обращался к людям, размахивая кадилом.
— Всех принимать не стану, ты знаешь правила, — сказал я, а после вновь обратился к людям. — Стойко стойте за Русскую Землю, в ней благодать Божья!
— Я же согласился со всеми твоими требованиями! — раздосадовано сказал Лют.
Я остановился, посмотрел с раздражением на главного в этих местах бродника.
— Я сейчас закончу и скажу тебе все, что думаю о честности твоей, — прошипел я. — Было нечто, что ты захотел спрятать, а я увидел.
— Людям сказать нужно, что их принимают, или нет, — проявлял настойчивость Лют, делая вид, что мои слова про его лживость не заслуживают внимания.
Но глаза бродника говорили обратное. Есть ему что скрывать.
Я поднял правую руку, привлекая к себе внимание, после обернулся и увидел, что Ефрем находится рядом и держиз заа уздцы Наполеона, нового фаворита среди коней моей конюшни. Лихо, не без позерства, я оттолкнулся от земли и запрыгнул в седло.
— Знаю я, люди православные, что пути, почему вы тут оказались, у всех разные. Не всегда они достойные. Желаете ли вы господня прощения? — кричал я.
— Воевода, прими! — Ефрем протянул мне рупор.
Я кивнул ему, а за предусмотрительность похвалю позже. Простое и незатейливое устройство, вылитое из меди, сейчас сильно бы облегчило общение, несмотря на то, что держать в одной руке устройство было тяжело. Но в правой руке теперь у меня был огромный серебряный крест.
— Есть дорога, по которой вы можете пойти и принять прощение через службу. Латиняне свои самые подлые грехи пробуют смыть реками крови иноверцев в Палестинах. Я же говорю вам иное, в нашем доме, на Руси, пока еще хватает сложностей и кривды, боритесь с ней и найдете очищение своей души. Прощение от Господа будет лишь тому, кто с честью боронит родную землю… — меня понесло.
И ведь некому забрать «микрофон». Нет рядом и тех людей, которые могли бы не потребовать, но поспросить закончить проповедь и заняться делами насущными. Будущая императрице пока не сошла на берег, Дмитр, вроде бы тоже. Еще я мог бы византийца послушать, но, похоже он сам решил послушать меня.
Звук из медного рупора предавал моему голосу флер таинственности, может и мистицизма. Появились еще несколько человек, которые плюхнулись в экстазе не колени и неистово начали креститься.
А я говорил те вещи, которые считаю правильными, которые, отчего-то мало кто говорит. В единстве сила, все силы Руси и всего православия должны быть в союзе между собой, тогда можно противостоять всем угрозам. Никакой монгол не пройдет!
Это я позже осознал: меня немного занесло и контроль над тем, что именно говорить, был ненадолго потерян, но это был крик души. Может искренность оценят люди и проникнуться идеями сильной и справедливой Руси. Вот и посмотрим, возможно ли это хоть в каком веке, чтобы все по правде было.
От автора: Я использовал заклинание, чтобы переродиться. А меня опять хотят убить! Так еще и на руке браслет, сдерживающий мои силы. Так… стоп? Это что, не мой мир?