Началась магия. Два воина, не уступающие друг другу двигались резко, каждое движение выверено, ничего лишнего, они так и продолжали смотреть друг другу в глаза, будто не обращая внимание, как звенят из мечи. Пока оба бойца проводили поочередно атаки, прощупывая противника.
В это время все вокруг кричали, что-то там советовали, если перед началом схватки слышались возгласы в сторону Братства, что они и не воины вовсе, то теперь таких криков не было. До всех дошло то, что христиане выставили очень сильного бойца, а еще, что языческие боги не такие всемогущие, если русич отбил уже три атаки бодрича и мало того, так переходит в наступление.
Первак приучал своего соперника в определенной последовательности движения, постепенно чуточку приподнимая вверх направление атак. Теперь сталь звенела уже над головами поединщиков. Русич видел, что его противник ждет, когда из стандартного поведения, Первак станет действовать не шаблонно. Лютобор не хотел усыплять свою бдительность.
Схватка длилась уже более двух минут, а это для таких поединков очень долго. И вот Первак, намерено совершив небольшую ошибку, позволил противнику захватить инициативу. Лютобор наступал, совершал удары, которые Первак не все парировал, русич отступал, ожидая удобного момента. Какой бы противник не был профессионалом, чуточку, но он провалится в одном из своих выпадов.
Так и произошло, стремясь сократить дистанцию, бодрич подался телом вперед, совершая не глубокий, но выпад. Нога язычника оказалась в неустойчивом положении, чем сразу же воспользовался Первак, подсекая противнику ногу и заставляя того разложиться в шпагате. Лютобор не обладал хорошей растяжкой, что безболезненно выдержать подобное положение.
По сути, бой был закончен, но Первак все равно ударил противника мечом по шлему, после выкрутил руку Лютобора, отобрал оружие и… поклонился своему противнику.
— Я уступал в бою на мечах за последние два года лишь дважды. Ты был близок к тому, чтобы наделить меня третьим поражением. Достойный воин, благодарю тебя за сложный бой, — сказал Первак и подал руку своему противнику.
Толпа только что раздосадованная поражением своего соплеменника взревела, так всем понравился поступок и слова русича. У бодричей принято издеваться над поверженным противником, это своего рода целый жанр народного юмористического творчества. Вот и ожидали что-то похожее от русича. Ожидали, кулаки сжимали, так как готовились принимать унижения и на свой счет. Это же ладно, если между собой устраивать поединки, а после лаяться, а тут столкновение культур, выбор цивилизационного развития, когда любое оскорбление обидно вдвойне.
— Пошли говорить, Арон! Я увидел, что среди вас есть воины, — сказал Никлот и обратился к своему союзнику, вождю руян. — Прав ты был, Яромир, не стоило судить о всех рыцарей русских по тому, как выглядит их представитель. Но, боги всемилостивейшие, мне приятнее говорить вон с тем воином, который одолел моего лучшего мечника, чем с торговцем.
— Пусть даруют тебе твои боги, возможность говорить в будущем с нашим воеводой. Молодым юношей, у него ум старца умудренного, а в бою он будет сильнее того воина, что нынче бился. Это воевода одолел Первака в первый раз, — сказал Арон.
— Вот с ним я бы встретился, — пробасил Никлот.
— По порядку теперь, достопочтенный Арон, рассказывай, что вы предлагаете, что ждете в замен, — сказал Яромир.
— Сперва хотел бы задать вопрос вам, великим воинам, которые получили свои первые победы в этой войне. Не застят ли успехи глаза? Ваши воины плохо одеты… — начал свою речь Арон, но вновь Никлот перебивал его, высказывая негодование, что воины его племен лучшие.
— Друг мой, Никлот, пусть Арон расскажет о предложении. Согласись, что русичи одеты, все их почти три сотни воинов, лучше, чем рыцари, которым мы противостоим, — одернул своего товарища Яромир.
— А ты кто такой, вождь морской, чтобы… — начал было Никлот очередной виток ругани, но Яромир, бывший более хитрым и не отрицал важность обмана в бою, лишь покачал головой, показывая, что не намерен сейчас вступать в перепалку.
— Добро, говори, посол, я после выскажусь, — сказал вождь бодричей и залпом осушил немалый кувшин с медом.
— Сперва, прошу принять дары от друга вашего, моего воеводы, — сказал Арон, подумав, что сейчас самое время дать взятки вождям.
Как торговец, человек, всегда считавший деньги, кроме одного эпизода в жизни, когда пришлось выкупать родную дочь, для Арона дарить подарки в самом начале разговора, было неприемлемо. Для начала, этот самый разговор должен состояться, хотя бы начаться. А так… Будто выкидывает очень даже недешевое добро в реку.
Подарки вождей сильно удивили. Уже только две собольи шубы казались богатством. В этих местах не так много пушного зверя осталось, много его выбили. И мех все больше ценился, а русичи, будто раскидываются им. Еще одним подарком были два отличнейших коня, да, эти кони не так, чтобы подходили для передвижения тяжелого всадника, но красивы были необычайно и бесдоспешный всадник не скакал на таком коне, он летел на нем.
Но главным в дарах было оружие и доспех. Два комплекта броней, которые носит высшее руководство Братства поступали в пользование славянским вождям. Это панцири с пластинами и умбоном в самых уязвимых местах. Шеломы были как «иерихонки», так и с забралом. А еще налокотники, наплечники, наколенники из лат. Таких доспехов в Европе пока еще нет.
Никлот и Яромир понимали ценность доспеха и оружия. В некотором роде, броня, так и вовсе бесценна, так как аналогов нет, а качество явно превышающее все то, чем может в Европе защищать свое тело воин.
Кроме этого, были подарены стеклянные чаши, бумага, немного шелка и специй.
— Почему ты сразу не осыпал нас дарами? — спросил довольный, улыбающийся Никлот.
— Не купить ваш разговор хотел, а говорить с вами, чтобы вы и без даров слушать меня стали, — отвечал Арон, переходя к делу. — Предложения моего воеводы такие…
То, что предлагалось бодричам и руянам, а через них и другим славянским племенам, было, скорее выгодно для самих вендов, такое имя имели все племена на востоке от Германии. Более хитрый Яромир с прищуром слушал то, что предлагает торговец Арон и его спутник, знатный воин полоцких княжеских кровей, успевший повоевать на стороне Византии, Вячеслав Святославович.
Всего предлагалось сотрудничество по трем направлениям. Первое, это морское. Руянам, как известным мореходам и пиратам, предлагалось создать базу флота в устье Двины. Нет, не совсем так, им предлагалось принять участие в создании такой базы. Основные же траты на строительство крепости, обеспечение продуктами, людьми, брали на себя Братство в складчину с Полоцким княжеством.
Полоцкие князья, выразившие полное подчинение центральной, киевской власти, не рисковали более высказывать право на самостоятельное развитие. Так что сотрудничество с Полоцком — это, как сотрудничеством с губернией. Еще Владимир Мономах отослал всех представителей полоцкой династии в Византию, в изгнание. Не так давно часть князей вернулось, но ни сил, ни желания продолжать воевать с Киевом не высказывали. Так что тут Полоцк проводил общерусскую политику.
Создание военно-морской базы на Двине, как и строительство трех-четырех крепостей по этой реке, позволит контролировать большую часть балтских племен, ливов, латгалов, частью эстов, частью ятвягов.
— Так чем вы тогда отличаетесь от носящих на одежде кресты? Поверстать всех в свою веру желаете? Подчинить? — несмотря на обещанние дать русичу высказаться, Никлот все же перебил Арона.
— Кто примет христианство, не станет облагаться дополнительными податями, лишь на церковь. Но, если не подчинить те земли, то кресты придут туда и нам придется воевать уже с крестоносцами, — отвечал за все русское посольство Вячеслав Святославович.
— Выходит, что вы считаете прикрыться нашими телами? — встрял в разговор вождь руян, Яромир. — Остановить их здесь, чтобы не подпустить к вашим землям.
— Да, — бесхитростно ответил Вячеслав, словив на себе осуждающий взгляд Арона.
Была же договоренность о том, что переговоры вести будет именно торговец, как наименее эмоциональный человек. Но слово сказано.
— Ну хоть это понятно, — обрадовано сказал Яромир. — А то я все думаю, отчего же вы столько предлагаете, а взамен, так и ничего не требуете, если вопрос веры не подымать.
— Взамен просим не меньше, чем готовы дать, это справедливо, — сказал Арон. — Но я продолжу говорить о предложениях.
По плану поддержки славян, им предлагалась помощь в снаряжении войск. Одной из функций того нового города в устье Западной Двины, назвать который предлагалось Славянск, будет снабжение руян и бодричей оружием. Платить за это оружие племена могут чем угодно: кораблями, зерном, мясом, рыбой, серебром, людьми…
— И вы приметете нас? С нашей верой предков? — удивился Никлот, которому приходилось часто встречаться с тем, что его единоверцы воспринимаются, как рабы и враги.
— Хотите перейти к наиболее сложному вопросу? — спросил Арон, внутренне напрягаясь. — Давайте! Вам нужно признать себя христианами и подчиниться в вере Христовой русскому митрополиту, через него, Константинопольскому патриарху.
— Друг мой Яромир, — с ухмылкой обратился к вождю руян Никлот. — Я ему отрежу язык, или позволить тебе это сделать, в знак нашей дружбы?
— Я понимаю, как все это выглядит и вы воюете за свою веру. Хотя война идет за ваше выживание и земли. Будь вы христианами, скорее всего, война так же не минула бы вас. Но я не предлагаю поголовное крещение. Только одно — не бить миссионеров, пусть стоят храмы. Если кто захочет, пусть идет к Христу, а нет, так принуждать не станем, — говорил иудей, предавший свою веру, но так и не ставший истинным христианином.
— Христианство — это рабство и засилье иностранцев, — выкрикнул Яромир.
— Да отчего же? — вступил в спор Вячеслав Святославович. — Мы не станем неволить вас. Вы создавайте свою державу, Русь поддержит, если единоверными станем. Торговать будем, сватать ваших дочерей, отдавать за вас наших дочерей. Мы одного говору, мы так же жили до принятия Христа, как вы сейчас. И не было у нас насилия над верой языцех, кто хотел, тот принимал Бога.