— Давай, родная, тужься! — сказал я тихо, и не наблюдая активности жены, крикнул. — Ну же! Крепись! Давай!
Я подставил руки и нащупал головку, поняв, что ребеночек не обвит пуповиной, аккуратно стал подтягивать свою кровинку.
— Тужься не останавливайся, еще чуть, давай! — кричал я.
— А-а-а! — вновь закричала Маша.
До того, она уже почти молчала, лишь постанывая. Но, хорошо, что вновь эмоции возобладали, что нашла в себе силы. Умница моя!
Подалась головка и я, перехватив пальцами за подбородок, потянул на себя. Маленький комочек в темно-зеленой, словно в болотной, тине, плюхнулся прямо мне в ладони.
— Муж! — прокричали бабы.
Да, это был сын!
— Как ты, Маша? — поспешил спросить я.
Мне не сразу ответили, Маша некоторое время смотрела в потолок.
— Добре, устала токмо чутка, а так добре, — сказала моя женщина, уже не закатывая красные от перенапряжения глаза.
— Воевода, ты хлопни мальчонку, нешта молчит! — с напряжением в голосе посоветовала повитуха.
У меня чуть не остановилось сердце. Неужели мертвый? Я бережно, боясь притронуться, вроде бы и хлопнул сына, но получилось, скорее, поглаживание.
— Вот так, воевода! — с этими словами повитуха с силой ударила моего сына.
Сперва я хотел вышибить бабе челюсть за такое, но после, когда раздался заливистый, писклявый «У-а-у» в исполнении наследника, готов повитуху расцеловать в ту самую челюсть.
Насколько же это, оказывается, трепетно, держать в руках своего ребенка, как же волнительно и ответственно. Маленький комочек, с узкими глазками, темно-зеленый из-за плаценты, ребенок все равно казался мне милым и самым-самым. Вот спроси меня в этот момент, что же такого самого-самого во вполне обычном, пусть и крупноватом, мальчугане. А я бы сперва разбил бы нос вопрошающему, а после… Да не знаю, это какое-то абсолютное «самое-самое», что не поддается объяснению.
В прошлой жизни у меня не было детей, и я по этому поводу бывало и огорчался, но прогонял мысли прочь. А в этой жизни, у меня все есть — семья, наследник, четкие цели, реализация их. Рассмеялся бы в лицо тому, кто попробовал бы поставить передо мной выбор: или этот мир, или вернуться в будущее. Нет, тут теперь мой мир, здесь единственная реальность. Слишком много якорей уже держит, что даже не могу думать покидать столь ужасное и столь любимое Средневековье Русское.
— Пуп режь, воевода. Как батька ножом своим и режь, — прерывала мои мысли о возвышенных чувствах повитуха.
— Нельзя моим ножом, старая, так заражение может быть, — отвечал я.
— На, держи, прокипятила ножик. Чай не полная дура, поняла, что ты все чистое хочешь использовать, — усмехалась баба.
Вот же бесстрашная! А, если я рассержусь? Но этой из той области, когда вахтер или уборщица мнят себя генеральными директорами и ведут соответственно, порой гоняя тряпками начальников, которые ступили на мокрое или пропуск забыли. Но пусть. Не знаю, кто больше постарался, что все прошло относительно хорошо, но готов радовать всех причастных.
— Все получат по двадцать гривен, а ты, — я обратился к главной повитухе. — Карга старая! Сто гривен тебе дарую.
— Благорадствуем, воевода, щедро, — с некоторым лукавством сказала повитуха.
— Имя дай сыну, — усталым измученным голосом, сказала Маша.
Хотел посмеяться, когда отлегло, даже куража захотелось. Сказал бы, что назову сына Ашшурбанацирапалом Владиславовичем, но не стал. Это у меня полет эмоций, а вот иные не поймут. Чихать на иных, Маша сейчас юмора не поймет.
— Александром будет, — провозгласил я.
— Мудреное имя, — возмутилась повитуха.
— А ты, старая, поговори еще мне! — пригрозил я.
Александр Колядов, позывной Коледа, так звали моего боевого товарища, который вытащил меня однажды из пекла. На себе, раненном в руку, тащил пять километров. Через полгода его не стало, подорвался на мине. Так что… Александр. А еще, у меня есть и другие имена достойных товарищей. Так что не последний сын, надеюсь.
— Дите отдай, воевода, обтереть нужно! — не реагируя на мои угрозы, сказала повитуха и забрала сына. — Ты иди уже бражничай. Тут бабское дело. И так, влез, куды не нужно. Но за науку тебе поклон великий. Думала, что все уже знаю, а на, ити ж ты… Муж поучает бабу, как рожать!
Бабка Ежка! Повитуха была чем-то похожа на образ, выстроенный в старых советских фильмах, горбатая с бородавкой на носу, она бережно обтирала моего сына и все бурчала.
— Ты как? — спросил я у Маши, поглаживая ее промокшие от пота волосы.
— Добре, уже хорошо. Но ты… так нельзя, это же бабье дело рожать. А что, если опосля и возляжешь со мной? — заволновалась жена.
Вот же… Только что проклинала меня, орала, а как только чуточку легче, так думает, как ублажать станет. Но такое тут поколение, не изнеженное.
— Возлягу, еще как возлягу. Ты приходи в себя. Но ты умница, даже разрывов нет, — сказал я, как заправский акушер-гинеколог.
Убедившись, что с Машей все в порядке, я поспешил на выход. За ребенком присмотрят, жене нужно отдохнуть, а что делает мужик, когда становится отцом? Правильно, замачивает это дело, чтобы здравицы, что будут звучать за Александра Владиславовича, точно были услышаны Господом.
— Ты куда, воевода, спешишь? Все у жены твоей хорошо? — в тереме, на лестнице, меня встретил отец Даниил.
— Хорошо, сын у меня! — обрадованно сказал я. — Почему колоколов на церквях наших нет? Будут! И храм добрый будет!
— За то спаси Христос. А вот что удумал ты, то не дозволительно. Бражничать и чревоугодитьвознамерился? — Даниил состроил строгое лицо.
— Да, отче, так и поступлю. И прошу тебя, не чини в том препятствий. Нынче праздник у меня, я так хочу. Епитимью после смиренно отбуду, — сказал я, и поспешил прочь.
Вдогонку никаких запретов не прилетело, так что будем считать, что поп благословил на такое, не совсем богоугодное дело.
— Выкатывайте бочки с пивом и медами, бейте быков и свиней, кур и гусей, доставайте караваи. Сын у меня родился. Гулять будем! — кричал я с крыльца.
Весть быстро разлетелась не только по Воеводино, но и в другие концы моих владений. Уже через час прибыл Боброк, после Ефрем, приходили и старосты, да не налегке, а везли с собой много еды и питья. Точно при мне все вокруг стали жить лучше. О таких обозах с колбасами, копчеными окороками, убойной, раньше в этих краях только мечтали, а теперь готовы тратить на гулянку.
Вот только, не простая это гулянка — это сын мой появился на свет!
Денис СтарыйГридень 6. Собиратель земель
Глава 1
Два брата сидели друг напротив друга и не отрывали взгляда. Их обоих отец учил смотреть опасности в глаза, не отводить своего взора. Вот они и смотрели, и эта игра затягивалась. Никто не хотел уступать, не было найдено компромиссов, да и пролилась уже первая кровь, и пути назад без урона чести одного из братьев нет.
Не мог из-под стен Торжка уйти Ростислав Юрьевич, он, как старший брат, имел полное право владеть Ростово-Суздальским, уже ставшим Владимирским, княжеством. Не имел прав Андрей Юрьевич на княжение и по лествичному закону. Живет и почти здравствует дядька, родной брат Юрия Владимировича, Вячеслав Владимирович.
— Ты всегда был самым упрямым из братьев, — усмехнулся Ростислав Юрьевич, все-таки отвернув взгляд. — Но это ровным счетом ничего не решает. Я в своем праве, и отступать уже некуда. И это ты начал осаду, а после взял Торжок. Это ты даже не прислал весточки мне об убийстве отца. Это ты не нашел убийц, не наказал тех, кто лишил жизни нашего родителя, а должен бы не менее ста человек, лишь в назидание, казнить.
— Не смей! — прошипел Андрей, понимая, на что намекает старший брат. — Я не причастен к убийству отца. И ты сам понимаешь, что это мне было не выгодно. Отец желал отставить на меня Ростов. А вот тебе…
Разбились стеклянные бокалы выделки мастерской во Владово, полетели на землю кувшины и глиняные миски. Возмутившись до предела, Ростислав, обладавший внушительным весом, вставая, задел стол.
— Ты обвиняешь меня в убийстве отца? — прогремел голос Ростислава Юрьевича.
Сероватый шатер, в котором проходили переговоры братьев, вдруг, оказался слишком малым, оба брата обнажили свои мечи и направили острия клинков на…свою кровь, своего ближайшего родича. Еще вчера оба брата гнали от себя мысли, что все противостояние должно закончиться смертью одного из них. Сам факт, что, если совершенно чужой человек убьет брата, коробил, тем более, и вовсе лично заколоть родственника.Но сейчас они готовы убивать друг друга. И достаточно было только маленькой искорки, чтобы все изменилось и невозможное стало не только возможным, но и желанным.
— Вот, брат, мы и обнажили свои мечи, — с сожалением сказал Андрей, первый пришедший в нормальное состояние, отринув ярость.
— Ты видишь иной выход? — сказал Ростислав, пряча клинок в ножны.
— Признай Изяслава, брат, правь в Новгороде, начнем торговлю, все будет хорошо. Я могу отдать Городец на кормление нашему брату Борису, — озвучил уступку Андрей.
— Нет, брат, так уже не выйдет. Новгород… Ты же знаешь, что не князь там правит, а вечевой колокол. И новгородцы кипят возмущением, что Братство, столь тобой пестуемое, захватило городки в Пермской земле. Оттуда Новгород кормился. Один городок вернули благодаря предателю из Братства Богояру, иные — нет, — говорил Ростислав.
Андрею и самому не нравилось самоуправство воеводы Владислава Богояровича. Владимирский князь самолично хотел захватить пермские земли, богатые пушным зверем и с податными людишками-черемисами, которые охотно платят выход русичам. Но идти против Братства нельзя, уже нельзя. Это сила, да еще и превращенная в фактор влияния великого князя в регионе. Отец совершил ошибку, что позволил селиться Братству на его землях, теперь нужно как-то вопрос решать. Ноточно, что не сейчас.
— И что получается, брат? Ты призываешь меня просто уйти? Оставить все княжество, отстраиваемый великий град Владимир? Что взамен дашь? — ухмыляясь спрашивал Андрей Юрьевич.