Две недели назад Чурила с другими сотниками, что так были привлечены к операции в Новгороде, начал рассылать некоторым купцам сообщения. Это делалось тайно, с указанием, чтобы те не начали действовать раньше положенного срока. На удивление, все сохранили тайну. И пусть в городе нечто такое напряженное витало в воздухе, люди шептались, но в целом Великий Новгород спокойно принимал реальность, ожидая от своих лидеров слов и дел.
— Душила, начинайте! — скомандовал Чурило.
Два десятка мужей с красными повязками на руках и на лбу, будто ручейком влились в людские потоки, распределились по толпе таким образом, чтобы не потерять визуальный контакт друг с другом. Впереди этой сетки людей с красными повязками и шел Душила. Все смотрели на него и были готовы исполнить любой приказ. Если десятник возьмет в руки камень, то и остальные это сделают. Если Душила кинет свой каменный снаряд, то все «красные повязки» сделают это.
— Долой Братство и их город Славград! — закричал Душила.
— Они оставляют наших детей без будущего! — закричала часть бойцов десятника.
— А ты кто такой вообще? — спрашивал один из новгородцев у кричащего рядом с ним «красноповязочника».
Но ответа не последовало, так как людей больше увлекало кричать лозунги, чем разбираться кто именно идет с ними по соседству. Мало ли кто, Новгород все же город большой, торговый. Тут оборачивается немалое количество людей пришлых, или же некоторые новгородцы сами могут по лет пять не жить в городе, торгуя и представляя русское купечество у немцев.
— Хотим князя, а не наместника! Новгород волен выбирать! У нас забрали право выбора! — кричали иные воины большого десятка Душилы.
Толпа сперва не охотно принимала лозунги, но упоминания о том, что иноземные гости в этом году почти все прибыли не в Новгород, а в Славград, а еще о том, что у города на Ильмене забирают будущее, быстро начинали будоражить умы новгородцев. А еще, якобы, вчера ночью пришло известие о том, что Братство и войска великого князя Киевского взяли пермские городки и выбели всех новгородцев из Прикамья.
Этот район кормил Новгород мехами и не только ими. Тут и соль начали добывать. Так что удар по экономике Великого Новгорода будет серьезный, если новгородцев выбить из Прикамья и севернее этих мест. Кроме того, немного, но тут же шла торговля с Волжской Булгарией, что позволяло новгородским купцам иметь дорогой товар для Европы. И новости такие взволновали Новгород.
Утром же те, кто принес известия, пропали. Они поселились в одном из гостиных дворов у Немецкого подворья, на которое было совершено нападение неизвестных. Где теперь вестовые, не понять. Возможно убиты, или взяты в плен — такая версия бытовала в Новгороде. На самом же деле, они просто уехали со своими братьями, отыгрывающим роль налетчиков на Гостиный двор.
— У купца Путяты серебро раздают всем, кто встанет за вольный град Господин Великий Новгород супротив засилья киевского князя! — закричал один из подручных Душилы.
Все знали, где именно находится двор Путяты. Правда никто не знал, почти никто, что сам Путята пропал. Был… да весь вышел, как и его ближние. Поехал он в Смоленск, да нарвался по дороге на лютых разбойников, которые промышляли у Торжка. Но разве же это кому-то, кроме родных купца, важно? Нет, тем более, что родственников под благовидными предлогами вывезли из Новгорода, чтобы не путались под ногами. Это было проявление, вероятно, и преступного гуманизма, так как в последующем могло дать ниточки для тех, кто захочет расследовать новгородские события, что еще только начинали набирать обороты.
— Пей, вольный люд новгородский сколь по сердцу! Выпьете корчагу, налью вторую, — кричал Жир, еще один десятник Братства.
Он и его десяток отвечал за то, чтобы вовремя были выкачены бочки с пивом и медом. Если бы это сделали раньше, то городская стража могла и заподозрить что-нибудь. А сейчас десятник Жир с бочками хмельными оказывался уже не единственным, кто начал делиться с новгородцами едой и питьем.
— Эх, как же можно было пойти под руку киевлянам и дух наш вольный попрать! Али сил у Новгорода не станет, кабы отстоять свое? — то там, то сям возникали разговоры.
Людей подначивали, обстановка накаливалась с каждым новым глотком хмельного. В поведении толпы важно было создать обстановку, когда возникает чувство вседозволенности. И все к этому шло.
— Пошли! — скомандовал сотник Чурило и следом за ним отправилось шесть десятков бойцов.
Эти воины шли споро, как единая группа, подразделение. Набранные не так давно и сведенные в единый отряд лишь месяц назад, тут только десятники знали, кто они и за кого готовы умирать. И только Чурило с двумя другими сотниками понимал, что именно происходит и какова конечная цель всего этого действа.
Чурило был десятником в сотне Стояна. Именно Братство и готовило уже как два месяца сегодняшние события. Были проведены расчеты, учтены многие факторы. Мало того, так и заговор самих новгородцев вполне себе существовал на самых верхах. Так что оставалось ситуацию только чуточку подстегнуть в нужном направлении.
А потом… Чуриле, как и Жиру и Душиле. Им не нравилось, что нужно было сделать после. Они жертвовали людьми, теми воинами, которые могли бы стать братьями и воевать на стороне Братства. Но… лес рубят, щепки летят. Придется бросать в топку людей, иначе следы происходящего могут привести к Братству. Впрочем, новгородцы начинали все больше вести себя так, что Чуриле можно было бы вовсе оставаться в стороне.
Вечевая площадь была битком набита людьми. Рядом с ней стояли бочки с медом, там же раздавали серебряные куны, с людей брали обещание, что они будут стоять за то, чтобы сопротивляться городу Славграду и Киеву вместе с тем. Звучали призывы к тому, чтобы обратиться за помощью шведов. Но последнее не находило отклика, не становилось популярным в толпе. Ну и пусть. Призывы же по факту обращения к иноземцам имели место быть, значит в будущем и в этом можно обвинять новгородцев, что они клятву верности нарушили и иноземцев привлекать хотят.
— Да как же так, народ новгородский? Да можно ли клятвы свои нарушать, да еще и столь скоро? — пытался увещевать людей наместник великого князя в Новгороде Мстислав Ростиславович.
— А ты кто нам? — выкрикнули из толпы.
— Я наместник, — отвечал Мстислав, явно растерявшийся при виде толпы.
— То-то, не князь ты, — последовал новый выкрик.
Он прекрасно знал, какие господствуют мнения у людей и что с него придут спрашивать. Мало того, так даже часть его личной дружины колебалась. Мало кому по нраву пришлось то, что Новгород в одночасье лишился своей воли. По факту, так этот город все равно оставался самым вольным из всех русских городов, может еще Псков только был таким же. Но новгородцам, вкусившим истинную, как они были уверены, вольницу, предложенного великим князем было мало.
— Уйти князь, не хотим тебя! — выкрикнул один провокатор.
— А что, православные, и не хотим! Не хотим жить под Киевом да еще с данью на шее сидеть! Не будем кормить Киев, накормим своих детей! — другой провокатор выдал заготовку.
— Миряне, давайте говорить, а не кричать слова красные, — призвал всех собравшихся к порядку архиепископ Нифонт.
— А ты сам продался. Мы тебя выбрали, а ты на коленях пополз вымаливать себе благочинье, — прозвучала очередная провокация.
Все, дальше нужно было помолчать и дать толпе поверить, что все решения — это их собственные, что каждый новгородец думает так, как кричит толпа.
— Кто скажет? — закричали мужи у постамента, на котором стоял князь-наместник Мстислав Ростиславович.
Чурило напрягся. Нельзя никому из его людей выходить на сцену и вещать, пусть даже и получилось бы призвать людей к решительным действиям. Всех уважаемых людей в городе знали в лицо. Пусть в Новгороде и демократия, за которую сейчас готовы многие биться, но очередь высказаться какому простолюдину может и не дойти. Сперва свое слово говорят «господа».
— Пусть Станигост скажет! Его слово слышать хотим! — кричали из толпы.
Чурило улыбнулся. Именно этот знатный новгородский купец был лидером в заговоре «семи родов» — именно так можно было бы обозвать бунтавщиков. Семь знатнейших купеческих родов объединились и лелеяли надежду, что может наступить время, когда они вновь войдут в силу и станут диктовать условия всему Новгороду. Так что этот купчишка не упустит своего и скажет так, как и сам Чурило не смог бы.
— Вы готовы на коленях стоять и просить для своих детей хлеба? Готовы ли к тому, что в Новгород уже следующим летом не приедут немцы и не раскупят все наши товары? А ко всему этому еще и выход был назначен Новгороду, когда с каждого новгородца по гривне нужно собрать и Киеву отдать. Разве же я хочу войны ради смертей? Я хочу справедливости ради жизни. И если нужда станет взять оружие в руки, то я сделаю это и постою за свою и вашу волю… — вещал Станигост.
Не все присутствующие успевали понять смысл фраз образованного и умеющего говорить купца Станигоста, но общий посыл был понятен. Новгород вставал на путь войны.
— Знаю я, что отобрали у нас городки в Перьми, что приносили Новгороду серебро. Вчера были вестовые с такими новостями. Ночью же, в предрассветный час, кто-то напал на этих вестовых и нынче и не ясно где они. Может это сделали люди киевского князя, что нынче в городе господами себя считают? Нас отрезают от Востока, градом новым в устье Западной Двины, нас отрезают от моря и от Запада. А что мы? Как телки молчать должны? — распылялся купец Станигост, зажигая толпу.
— Опомнитесь, люди! — кричал Мстислав Ростиславович.
— Бей великокняжеских прихвостней! Айда на склады Братства! — кричали в толпе люди Чурило и других тайных агентов Братства в Новгороде.
Теперь польется кровь, будут разграблены склады и Братство сильно пострадает. Чурило еще должен был хоть что-нибудь поджечь на Немецком дворе, попытаться вбить клин между европейцами и новгородцами. Что бы не стало с Новгородом, он сейчас становился менее всего привлекательным для торговцев, которые скорее отправятся в Славград следующим летом, или даже раньше туда прибудут.