— Деньги я заработаю, веру у меня никто не заберет, это выбор души и сердца. Но именно за нее я хотел бы крепко стать, — сказал я, намекая на главную мою цель на сегодняшний день.
— Прояви себя с лучшей стороны, а не так, как в Венгрии, и все будет. На том мое слово, — торжественно сказал Мануил.
— Все мои люди готовы к войне и у меня есть мысли, как победить, — сказал я.
— Что скажешь, Мариан Марвокатакалон? Выслушаем воеводу русского? — с усмешкой спросил император.
— Послушаем, что нам поведают юные мужи. Не подобное ли тому мы услышим, что уже сказал Алексей Аксух, также по молодости своей, не понимающий происходящего, — пытался задеть меня Маврокатакалон.
Мариан был седовласым, морщинистым, чуть сгорбленным, стариком, самомнение которого, видимо, зашкаливало. Особенно сейчас старый воин, когда ряд видных полководцев Византии отправились либо на границу с сельджуками, либо в поход в Египет, воспрял духом. Ранее мне встречаться с ним не довелось. Император как-то не привечал старика. Возможно сейчас Мануилу не на кого положиться, поэтому он и слушает всех и каждого, кто имеет смелость, или наглость, говорить.
Что же касается упомянутого здесь Алексея Аксуха, то мне довелось слышать лишь о его лихости, личном мастерстве во владении мечом и копьём. Стратегом, на вид не более двадцатипятилетнего, мужчину назвать было сложно. Наверное, и меня, на вид не старше двадцати лет, несмотря на свои внушительные габариты, назвать мудрым тактиком и стратегом было нельзя.
Между тем не возраст решает кто есть человек, но лишь его слова и деяния. История знает немало примеров, когда вполне себе юные полководцы одерживали блистательные победы. Взять того же Карла XII, который разгромил саксонцев, Речь Посполитую, и некоторое время весьма удачно воевал с Россией. А парнишке было, когда началась Северная война вроде бы шестнадцать лет.
— Константинополь имеет два уязвимых участка обороны: это Влахерская Стена и крепость в Голоте, если не удержать которую, то цепь через пролив Золотой Рог будет потеряна и корабли противника войдут в самое сердце Константинополя. Тут стены низкие и узкие. Так что оборонять их будет крайне затруднительно, — начал я излагать свой план.
— Мы должны стать лицом к вражеским кораблям и дать решительный бой с использованием огня, — перебил меня Мариан.
— Тремя десятками оставшихся кораблей, которые по большей части торговые и не приспособленные к войне? Без сильных отрядов воинов на кораблях? И не поставить же туда ратников, которые не умеют в узком пространстве драться. С этими силами ты хочешь дать бой? Нужно героически погибнуть? Или же победить? — не дал я старику возможности себя заткнуть.
Мануил молчал, он будто наблюдал за всем происходящим со стороны. Слово последнее все равно за императором и все, чтобы не было сказано на совещании, все это сотрясание воздуха, если в голову василевса придет какая-либо завиральная идея.
— Нам нужно все силы бросить на строительство многих катапульт, необходимо собрать все земляное масло и оливковое, смолу, чтобы создать горючую смесь… — говорил я и делал это так, чтобы не дать возможность себя перебить.
Как только Мариан Маврокатакалон пробовал что-то вставить, перебить меня, я говорил чуть громче, не позволяя старику проговаривать свои реплики.
— И эти бочки сработают? — оживился император.
— Мы должны проверить это уже сегодня, возможно, что ночью, — ответил я.
— Я согласен с тобой, Мариан, что главная наша проблема будет в том, чтобы лишить врага кораблей, всех ли, или части, но это сильно поможет, — говорил Мануил.
Между тем, мне дали возможность продолжить и я говорил о том, во что сам верил, а когда озвучивал план, все больше им проникался. Дерзко, неожиданно, невиданно.
— Мариан, ты, наверное, мало знаешь о русском воеводе, потому так и относишься к его словам. А это он взял столицу Булгарии Биляр, он же и половцев бил. Он ушел из плена венгров, оставив после себя гору убитых венгерских предателей. Так что у меня нету особых причин, чтобы не доверять словам столь юного, но уже мудрого мужа, — сказал василевс и обратился уже ко мне. — Посему я принимаю помощь твою, воевода Владислав Богоярович, и даю в поддержку твоему войску пять сотен катафрактариев, которых поведёшь ты, Алексей из рода Аксуха.
Император Мануил подводил итоги Военного Совета, в целом согласившись, пусть с некоторыми оговорками, с моими предложениями. Еще бы… Я закрывал своими людьми один из самых проблемных участков обороны. Голота — это крепость, которая сообщается с остальным городом только лишь через залив. Так что ждать помощи, если что случиться, нам не приходится. Впрочем, если падем мы, то и Константинополь, вероятнее всего, обречен.
А после Военного Совета началась кропотливая работа по всем приготовлениям. Русские люди перебирались на другой берег залива Золотой рог, располагались в относительно небольшой крепости, готовились к отражению любых атак неприятеля.
Стены Голоты были достаточно широки и вполне себе укреплёнными. Однако, сверху не было никакого навеса, чтобы защищал от элементарного обстрела стрелами. Крайне скудно на пространство и неуютно было внутри цитадели. Расположиться здесь трем тысячам бойцов не представлялось возможным, если говорить хотя бы об элементарных нормах общежития, не то чтобы о комфорте.
Ефрема я сразу посадил за разработку схемы постов, графиков дежурства, приёма пищи и других организационных норм, без которых качественно и умело воевать просто невозможно. Отдельное спасибо, наверное, нужно сказать Алексею Аксухе, за то что он мало вмешивался во всё происходящее, лишь только постоянно уточнял что для чего и зачем. Но не мешал.
Мы сняли три пушки со своих кораблей и с отборным матерком, вспоминая всякое непотребство, всё-таки взгромоздили эти орудия на стены. Причём, располагали их так, чтобы две пушки смотрели в сторону залива, а одна в сторону Голотанского леса, который начинался буквально в двух верстах, от крепости Голота.
Так что мероприятий и работы было много. Это подразумевало, что спать нам приходилось мало. Вместе с тем, уже велось дежурство, и именно из крепости Голота и была замечена головная эскадра противника.
Осада Константинополя начиналась.
И теперь нужно было не допустить повторения истории, когда крестоносцам всё же удалось захватить Великий город и превратить его в свою колонию. Нонсенс, конечно, когда колония более чем в десять раз больше населена, богаче, чем метрополия. Но чего не бывает в жизни! А вот чего точно не было ещё в истории, уже скоро узнают захватчики. Их ждёт немало сюрпризов.
Глава 5
— Но это же не твоя война, воевода, Русь отсюда далеко, — убеждал меня переговорщик с венецианской стороны. — Мы дадим все то, что обещали ромеи и даже больше.
— Русь там, где есть русские флаги. Сейчас их полно в Константинополе, Значит мы здесь, Значит мы будем драться, — не без пафоса отвечал я.
Ох уж эти церемонии! Вот обязательно нужно поговорить! А о чём вообще вести разговор, если время диалога ушло? Пришли бы в первый же день поговорили, разошлись бы краями… Теперь разговаривать должно только оружие. Я тяготился переговорами. Однако, таковы нынешние правила. И небесные хляби не рухнули бы на землю, если бы я попрал этими традициями разговоров перед дракой. Но нам нужно было, не менее чем врагу, выиграть чуточку времени, чтобы понять, как лучше оборонять крепость Голота.
Первые столкновения уже произошли и стало понятным, что думать нужно крепко, чем удивлять и ошеломлять. Венецианцы оказывались несколько искушенными в современных тактиках ведения осады и штурма.
— Что тебе надо, воевода? Серебро? После падения Константинополя его хватит на всех. Торговля? Венеция готова просматривать любые торговые отношения, — венецианский представитель не оставлял попыток уговорить меня.
— А как же честь и слава? — я уже не вёл никакие переговоры, я просто играл словами.
Было понятно, что вражеский переговорщик играть словами стал еще раньше меня. Вот, по Станиславскому… Не верю! Венеция простит всё тоже, в чём я участвовал против неё? Свежо предание, да верится с трудом. Неужели можно было бы быть таким наивным, чтобы поверить всем тем словам и обещанием которые сейчас сыпались, как из Рога Изобилия от венецианца? Денег они дадут? Да удавятся, скорее. Грабить Великий город предлагают? Так и без нас очередь сукиных детей выстроилась, чтобы попасть на такое развлечение.
— Разве не будет славы и не будет честным, если ты, воевода, сослужишь службу своему Братству и своему правителю к общей выгоде? — будто бы озвучил мне прописную истину переговорщик.
Вот только я чувствовал что он и сам сомневается в том что говорит. Почти ни в каком предательстве нету чести, а слава при таких делах весьма сомнительная. И если ты предаешь своё слово, то это и есть то самое предательство. Я сказал что буду защищать Византию, — я сделаю. И было бы это невыгодно, я просто заранее не давал бы никаких обещаний.
— Наши переговоры становятся пустыми. Сейчас будем с тобой заниматься подменой понятий, спорить о том что истинно, а что и ложно. Так что предлагаю закончить всё это, и поговорить не словами, а железом, — сказал я, будучи уверенным что выигранного времени для ещё лучшей организации обороны крепости Голота достаточно.
Сегодня приступа уже не будет. Пока решились на переговоры, пока выехали, поговорили, сейчас еще каждая сторона должна обсудить сказанное… Ночь. Вот под утро приступ будет, тут к оракулу не ходи.
— Тебя не переубедить, русский воевода. Ответь мне лишь на один вопрос. Ответ этот может сохранить тебе при случае жизни, или может оставить жизнь тем людям, которые тебе ценны. Почему через пролив н не проложена цепь? Видно же, что она выходит к крепости, но пущена по дну, или оборвана? — спросил венецианец.
— Может механизм подъема сломан, может быть ещё что-то, — сказал я, разворачивая своего коня. — Нам не о чем больше с тобой разговаривать.