– В принципе, так и есть… – Настя заложила руки за голову – полулежать на койке, упираясь затылком в стену купе, было не слишком удобно. – По материнской линии предки еще в восемнадцатом веке в Поволжье перебрались. А вот по отцовской – не так давно. Скажи спасибо Великой Войне – без нее и меня бы, выходит, не было. Когда в пятнадцатом году французы и англичане подходили к Берлину, всех, кто мог держать оружие, гребли в ополчение. Остальных эвакуировали на восток, в тыл, а потом дальше, в союзную Россию. Прадедушка Йозеф по возрасту как раз на службу годился – ему исполнилось восемнадцать. – Лучик света пробился сквозь занавески, скользнул по лицу девушки – и ее очки привычно сверкнули. – Но у него была больная нога, правая – он носил на ней железную скобу и сильно хромал. Потому, хоть и просился в добровольцы, угодил под эвакуацию. Но без дела дед Йозеф сидеть не мог – тут мы с ним похожи. Он начал писать статьи и заметки в военную газету. Да так здорово писал, что его приметили в Третьем отделении. Забрали в Москву работать в отделе военной и политической пропаганды. Он там живо сделал карьеру, влюбился, женился… И после войны так в России и остался. Но всегда считал себя немцем и с родней в Рейхе связи поддерживал. Потомкам тоже завещал. А с учетом того, что потомки по обе стороны границы обычно работали в полиции, от этих связей была немалая польза…
Сойдя на перрон в Троицке день спустя, Николай ощутил себя дикарем, которого цивилизованный путешественник привез к себе на родину. Город по российским меркам был невелик – куда меньше того же Ташкента. Зато в нем были мощенные камнем улицы, по которым ездили паровые экипажи, каменные и кирпичные дома, лавки с яркими вывесками на русском языке… Всего этого Дронов не видел, пожалуй, с детства. Шагая за Настей в сторону маленького городского порта, офицер размышлял о том, что вся его взрослая жизнь прошла на воинской службе, в военных городках и гарнизонах, в занятых русской армией азиатских крепостях, в полевых лагерях. Он не жалел об этом, но странно было сознавать, что к тридцатому году жизни ему не довелось повидать и десятой части родной страны. Легкая растерянность спутника не укрылась от сыщицы – она ничего не сказала, но очень ласково взяла его под локоть. И не отпускала до самого трапа.
Место для них оказалось зарезервировано на грузовом дирижабле, который шел куда-то в восточные земли Германии с грузом тканей. На верхней палубе судна имелось несколько двухместных жилых кают, одну из которых и выделили важным пассажирам. В каюте их ждал сюрприз – на одной из коек лежал большой бумажный пакет, перевязанный простой веревкой. Никаких надписей на пакете не было, однако Настя явно знала о его содержимом. Сбросив с плеча ранец, она попросила Дронова на минутку выйти в коридор. Майор послушался – и простоял в холодном коридорчике добрую четверть часа.
– Можешь заходить, – донеслось наконец из-за тонкой створки.
Николай развернулся, сдвинул дверцу, шагнул через порог. Не пытаясь скрыть удивления, вскинул брови.
– Ну как? Хорошо сидит? – с умеренно пугающей улыбкой поинтересовалась Анастасия. Вопреки ожиданиям майора на девушке был мундир – низкий кивер, доломан, лосины, ботфорты, все иссиня-черное. Плюс белые перчатки и немного серебра – шитье, эполеты, шнуры доломана, кокарда, оправа очков. Когда Николай вошел, она эффектным жестом набросила на плечи короткий, до талии, плащ с серебряной застежкой. Мундир сидел по фигуре сыщицы просто превосходно, о чем Дронов и поспешил сообщить – на такие вопросы вообще стоит отвечать без задержки.
– Какой-то из уланских полков? – уточнил Николай, когда они присели на свои койки друг напротив друга. – И эполеты лейтенанта? Ну, поручика, на старые деньги. Извини, эмблемы не узнаю…
– Черные уланы, – кивнула сыщица. – Старейшее в Германии воинское подразделение, где служат женщины еще с девятнадцатого века. Я подумала, что немного конспирации не помешает. Мы ведь не знаем, с кем имеем дело, так что попробуем сбить потенциальных наблюдателей с толку, самую малость. Только в людных и публичных местах. Не переживай, от тебя много не потребуется, как я и обещала. Ты останешься собой – офицером союзной державы, который приехал для обмена опытом и по личным делам. А вот я стану лейтенантом Анной Тельман, твоим переводчиком, гидом и телохранителем. По второму пункту, правда, могут возникнуть проблемы – я в Берлине не бывала с юности. Но тебя же устроит экскурсия только по самым известным достопримечательностям? – подмигнула она, улыбнувшись чуть шире.
– Вполне, – ответил Николай усталой, но искренней улыбкой. – А это не рискованно – брать фамилию самого канцлера Германии? Ведь суть, я так понимаю, в том, чтобы я привлекал больше внимания, чем ты.
– Тельманов много, хуже будет взять каких-нибудь фон Гимли или фон Штиглицев и потом выяснить, что они всю свою родню знают в лицо, – мотнула девушка подбородком. – Давай уточним еще один момент. При посторонних – мы едва знакомы. Понимаешь? Можешь относиться ко мне по-прежнему, можешь проявлять знаки внимания, это никого не удивит, но как минимум – обращайся ко мне на «вы» и старайся соблюдать субординацию. Мы ведь офицеры, и я – младше на пару рангов. Тебе придется держать это в голове.
– Вот это будет непросто, – хмыкнул Николай. – Но я постараюсь.
Военный клипер Германской империи принял их на борт сразу после пересечения границ Рейха…
– Вставай, соня! – Николай сквозь зыбкую дрему ощутил, как его тормошат за плечо. – Мало спал, что ли?
– Я не сплю. – Неохотно разлепив глаза, майор увидел склонившуюся над ним Анастасию. Она вновь была в пыльном гражданском костюме, только без куртки. – Так… прикемарил вполглаза.
– Обувайся и собирайся, – отступила девушка назад. – Через несколько минут войдем в порт Темпльгоф. Дала тебе поваляться, сколько можно было.
– Это где? – Все еще сонный Дронов зевнул и уселся на тонком матрасе, принялся натягивать сапоги. Пассажирских кают на клипере не было, но им с напарницей выделили крохотный мичманский кубрик с двухъярусной койкой.
– Это в Берлине. – Сыщица наклонила голову к плечу. – Порт – военный объект, мог бы и знать… Раньше тут был плац для армейских учений, но после войны на его месте отстроили причалы. Пойдем посмотрим с верхней палубы.
– А времени сколько? – поинтересовался Николай, вставая и застегивая воротник.
– Полседьмого, вечереет. – Настя накинула на плечи куртку, подхватила ранец, сунула под мышку пакет с мундиром – весьма объемистый из-за сапог и кивера. – Вещи забирай, мы сюда уже не вернемся.
По узким коридорам, перешагивая через комингсы, они добрались до лестницы и вышли на продуваемую всеми ветрами площадку перед ходовой рубкой. На палубе было уже довольно темно, но фонарей пока не зажгли – только уютно светились желтым квадратные окна рубки. Черными силуэтами на фоне еще светлого неба виднелись зачехленные семидесятимиллиметровые орудия вдоль бортов, круглая башенка счетверенной автопушки на носу, фигуры матросов, готовящихся подавать концы для швартовки. Холодный, пахнущий дымом ветер трепал брезент на орудиях.
А внизу простирался город. Такого скопления ярких огней Дронов не видел ни разу в жизни. Берлин был будто сплетен из света. Улицы – горящие золотом реки – стекались к сияющим озерам площадей и горным массивам дворцов. Жилые кварталы поблескивали сотнями и тысячами маленьких огоньков – несомненно, это были окна квартир. Множество светящихся точек двигалось вдоль улиц, по темной глади речек и озер в городской черте, в небе над городом. Наступали сумерки, но Берлин даже не думал засыпать.
Мерцающие ниточки дорог соединяли столицу Рейха с островками пригородных поселений, и одна такая тянулась к порту, над которым сейчас парил клипер. Скопление причальных мачт и ангаров отделяла от города узкая темная полоса, ничем не застроенная. Кажется, она даже поросла редким лесом – в полумраке трудно было разглядеть.
– Впечатляет, – произнес Николай, стараясь выглядеть спокойным. На самом деле от открывшегося зрелища у него захватило дух, но майор не хотел выглядеть совсем уж дикарем в глазах подруги.
– Согласна. – Настя покосилась на него, проницательно щурясь и не слишком старательно пряча усмешку. – Даже меня. А я ведь пару раз в год выбираюсь из нашей глухомани в Москву и Петербург. Красиво, правда?
– Угу. – Не зная, что добавить, Дронов подошел к фальшборту, уперся в него ладонями, подался вперед. Клипер забирал влево, сбрасывая высоту.
– Берлин – молодой город. – Анастасия встала рядом с ним, тоже положила ладонь на ограждение. Стальные прутья фальшборта неприятно холодили кожу, но отпускать их было боязно – земля внизу казалась очень далекой. – Не только потому что основан позже Парижа или Лондона. Даже деревья в лесах вокруг молодые… Будет время – я тебе расскажу почему.
– Да… я и сам догадываюсь.
Они молча стояли у борта, пока клипер снижался и подходил к причалу. Огни Берлина скрылись за лесом причальных мачт, однако зарево на севере от порта поднималось высоко, крася в пурпур одинокие низкие облака.
Корабль отдал швартовы в особой секции порта, отделенной от прочей территории высоким забором. На причальной платформе сошедших с трапа пассажиров встретил молодой мужчина в простом сером костюме. Он показал полицейский значок и, ни слова не сказав, жестом пригласил следовать за ним. Втроем они спустились на лифте с причала и покинули охраняемую территорию. У самого блокпоста майора и сыщицу поджидала неприметная черная карета, запряженная парой лошадей. Полицейский открыл дверцу, вновь сделав приглашающий жест. Анастасия сунула Дронову свой сверток и, держа ладонь на кобуре, заглянула в салон. Вдруг улыбнувшись, кивнула Николаю и забралась внутрь. Дронову пришлось согнуться почти вдвое, чтобы протиснуться следом. За его спиной тут же захлопнулась дверца, и экипаж тронулся с места рывком, отчего майор неуклюже плюхнулся на задний диванчик.
– Вы почти успели, – сказал человек, сидящий напротив. Он оказался единственным их попутчиком – толстый, невысокий старичок с венчиком седых волос вокруг лысины. Между коленями он держал черную трость, уперев ее в пол и сложив ладони на набалдашнике. – Прием в российском посольстве начался минут пять назад. – Старичок вдруг посмотрел Николаю прямо в глаза. – Настя, кстати, представь мне своего молодого человека.