Во «Внуково» его встретили Брежнев, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, номинальный глава государства, и Косыгин, зам по правительственной части. Хрущёв наряду с портфелем Первого секретаря держал за собой титул Председателя Совета Министров, и во время поездок в зарубежные несоциалистические государства его величали просто «премьер», не понимая, насколько должность главного в партии важнее премьерской.
Косыгин хранил обычное скорбное выражение лица, словно объелся кислых лимонов. Брежнев смотрел вопросительно, вскинув пышные брови.
- Алексей Николаич! Леонид Ильич! Дома всё хорошо?
- Да, Никита Сергеевич, - аккуратно ответил Брежнев, Косыгин только кивнул.
- Значит, и впрямь хорошо. А я узнал, что мы правильно решили. Болгарские товарищи видят: американские стервецы и правда держат в Турции ракеты. Запустим гадам ежа в штаны! Едем. Президиум ждёт? Вот всем расскажу, как я их…
Кого и чем Никита Сергеевич уделал, оба высших партийных сановника не узнали, рассевшись по своим «чайкам». Впереди помчались гаишные «волги» с мигалками, за ними длинные чёрные лимузины, именуемые в простонародье «членовозами», и несколько обычных двадцать первых с сопровождающими лицами в штатском.
В Кремле генсек взбежал по ступенькам Сенатского дворца и сразу отправился в зал заседаний Президиума, даже не переодеваясь в рубашку и галстук. Под пиджаком у него белела вышитая косоворотка, подчёркивая «народность народного вождя».
Все собрались заранее, пустовали лишь места Косыгина и Брежнева, тут же принявшие в объятья кресел две высокопоставленные фигуры. Не успели они толком расположиться, как Хрущёв эффектно огорошил новостью: ракеты и правда в Турции!
Новость, если по правде, была не первой свежести. Фотографии этих ракет уже опубликовали турецкие и европейские газеты, советские перепечатали, заодно бескомпромиссно заклеймив американский империализм. Но только сейчас ракетную угрозу подтвердил самый главный авторитет – Первый секретарь Компартии Болгарии Тодор Живков, и прежняя информация получила, наконец, статус бесспорно истинной.
Хрущёв с превосходством поглядывал на подданных, прозрачно намекая: я вон каким важным делом занимаюсь, пока вы штаны просиживаете.
- Таким образом, товарищи, мы сегодня окончательно утвердим порядок отправки наших ракет на Кубу в ответ на агрессивные происки американцев. Родион Яковлевич, доложите.
Тучный министр обороны встал, привычно одёрнул китель и взял отпечатанный лист бумаги, без неё он говорил не очень.
- Генеральный штаб не согласен с военной целесообразностью развёртывания ракет в государстве с неустойчивым политическим режимом. Считаем правильным прежний курс в соответствии с идеей обеспечения неприемлемого ущерба врагу и с наращиванием присутствия подводных ракетоносцев у побережья возможного противника.
Последним человеком, кто смел хоть что-то возразить генсеку в этих стенах, был выскочка Гагарин, потребовавший доказательств слов Никиты Сергеевича. Слушая Малиновского, Хрущёв похолодел. Только сейчас осознал, насколько широко распространилась гагаринская зараза.
- Родион! Ты что – башкой звезданулся? – премьер добавил ещё пару непечатных выражений, звучащих совершенно неприлично в этом официальном месте.
Тот и не собирался оправдываться, опустившись в кресло, вместо него поднялся председатель КГБ.
- Мы только что услышали, товарищи, пример того, о чём нельзя больше молчать. О недостойном, неуважительном отношении Никиты Сергеевича к коллегам. Считаю, так продолжаться не может.
- Александр Николаевич, расскажите нам, чем же закончилась история с покушением на Гагарина. Год прошёл, а мы так и не знаем, - встрял Подгорный.
Хрущёв с ненавистью глянул на него, первого секретаря ЦК КПУ. Уж с украинского фланга никак не ожидал атаки, столько сделал для них, Крым подарил!
- Не могу ответить на ваш вопрос, Николай Викторович, - развёл руками Шелепин. – Все имеющиеся улики свидетельствуют, что заказчиком покушения выступил родной сын Первого секретаря Глеб Хрущёв, но Никита Сергеевич категорически запретил продолжать расследование, обвиняя, что Комитет госбезопасности копает лично под него.
- Хватит! – Хрущёв ляпнул ладонью по столу так, что руке стало больно. – Что, суки, сговорились?
Он смотрел на лица членов Президиума и прекрасно понимал, кто за него, но чувствует себя в меньшинстве и промолчит, кто просто держит нос по ветру и поворачивает в сторону «комсомольцев», то есть самого Шелепина, ранее возглавлявшего ВЛКСМ, и его сторонников. Спайка КГБ в лице Шелепина и армии в лице Малиновского означала практически непробиваемый альянс, а союзное милицейское министерство, третью силовую власть, Хрущёв сам разогнал и не мог к ней апеллировать.
По праву председательствующего пытался удержать ситуацию в руках, затыкал рот выступающим, даже метнулся к двери, но увидел, что два офицера КГБ из свиты Шелепина почему-то не ждут снаружи, а перегородили выход, стоя внутри.
Это было не просто заседание Президиума ЦК, а государственный переворот. Хрущёв намеревался править пожизненно и считал, что имеет все рычаги для этого. Почему – нет?!
Невзирая на его протесты, выступили и другие ответственные товарищи, раскритиковав не только волюнтаристский стиль работы генсека, но и основные векторы его политики, включая ненужный конфликт с Китаем, просчёты в хозяйственной деятельности, военную реформу. Президиум единогласно решил: отстранить Хрущёва Никиту Сергеевича от должности Первого секретаря ЦК КПСС, в течение сегодняшнего дня созвать внеочередное заседание ЦК для утверждения на эту должность кандидатуры Шелепина Александра Николаевича, рекомендовать сместить Хрущёва с поста председателя Правительства СССР, на его место выдвинуть Косыгина Алексея Николаевича.
Выйдя из зала, экс-генсек, униженный и оплёванный, обнаружил, что исчезли пятеро его личных телохранителей из КГБ, сопровождать отставника взялись совершенно незнакомые ему субъекты, скорее конвой, чем бодигарды. Они крайне вежливо попросили обождать в Кремле, пока собирается кворум для заседания ЦК. И хотя по Уставу КПСС, а также по Конституции СССР его отстранение от власти в партии и правительстве должны утвердить коллегиальные органы, искушённый в кремлёвских игрищах Хрущёв понимал: всё кончено. Осталось надеяться, что Шелепин отпустит его с миром на пенсию, а не арестует, как схватили Берию в пятьдесят третьем.
В голове пульсировала догадка: Гагарин! Он точно приложил руку к произошедшему. Не простил покушение. Теперь, когда Глеб и Сергей лишены покровительства, выскочка поквитается со всеми Хрущёвыми.
Значит, нужно нанести упреждающий удар.
Анатолий МатвиенкоПоследний полёт Гагарина
Глава 1
1
«Родина — самое дорогое, что есть у человека, продай её как можно дороже». Не это ли увлекло человека, мне лично незнакомого, но и раньше не вызывавшего симпатий?
Удивительно, новость о предательстве ответственного сотрудника советского ВПК я узнал не из докладов о соблюдении режима секретности в Объединении перспективного машиностроения и не в Центре подготовки космонавтов, а просто из передачи по телевизору.
Дело было так. Как говорится, ничто не предвещало. Приехал к себе к девятнадцати часам, когда транслировался выпуск «Телевизионных новостей». В будние дни я обычно к нему не успевал, разрываясь между поручениями Королёва, отрядом космонавтов, учёбой в Академии имени Жуковского и встречами с представителями общественности, для которых по-прежнему слыл главным кумиром, хоть в космосе побывали уже несколько наших сограждан.
Но вот субботу, как минимум вторую половину дня, да и воскресенье целиком, старался отдавать семье. Порой на выходные падали визиты каких-то международных делегаций, что случалось чаще, чем хотелось бы, тогда выкручивался как мог. Делал вид, что умчался на другой объект, если раздавался телефонный звонок из соответствующего отдела ЦК КПСС. Чиновники высшего уровня даже вообразить не могли, что молодой майор их бессовестно игнорирует. А я полагал и не без оснований: какой-нибудь Вальтер Ульбрихт прекрасно посмотрит Москву без меня, в то время как уставший космонавт предпочтёт высокому гостю общение с дочкой.
Выходному предшествовал типичный пятничный диалог.
— Милый, ты, конечно, завтра побудешь с детьми? Мама приезжает, хочу поводить её по магазинам.
— Конечно, дорогая! Только, наверно, не с самого утра. Не смотри на меня зверем, даже кроликом, расстроюсь. С дочкой наверняка выйду, но после обеда.
— Не забудь, завтра наша передача. Погуляешь с дочкой, и смотрим вместе!
Ксюша, по моим наблюдениям, здорово опережала сверстников в развитии, бодро щебетала, выучив сотни слов, гулять с ней я обожал. Впитавшая башкирскую кровь бабушки по матери и кавказскую по дедушке, а также славянскую от меня, она росла энергичной, инициативной и исключительно упрямой. В середине мая шестьдесят второго года получила в подарок трёхколёсный велосипед, освоила его, пару раз навернувшись, и гоняла под моим надзором по Звёздному городку. Впереди неслось треньканье звонка, если кто-то не уступал дорогу, грозилась наехать. А когда попадался спуск, поднимала ножки с педалей и смело катила вниз, набирая скорость с воплем торжества. Я, наверно, так не орал от восторга после приземления из космоса, как она, разогнавшись с горки. Совсем мало надо ребёнку для счастья!
Двадцать шестого мая в субботу и вправду удалось выбраться домой не поздно, как обещал Ксюше и Алле. Причина уважительная: вечером в программе телепередач значился финал сезона КВН. Подобные развлечения советское телевидение редко дарило своим зрителям, каждое было событием, улицы пустели, соседи битком набивались в квартиры к счастливчикам, имевшим телевизоры, около каждого ящика образовывался мини-кинозал. Естественно, что-то трущили и запивали. Либо выпивали и закусывали — в зависимости от контингента зрителей. Жили тогда дружно, общались много, не забиваясь по собственным норам у экранов индивидуальных телеков или перед чёрными зеркалами интернет-гаджетов.